Солдаты Сумерек

Володька почувствовал себя персонажем одной из их игр-«фантастик». Там героям постоянно приходилось решать подобные задачи. Правда, с игрушечными мечами и бластерами.

– Хитростью. Я выскочу перед ним на дорогу и отвлеку на себя. А ты в это время подкрадешься сзади и рубанешь по шее. Только бей изо всех сил. Всё, тихо!

«Буржуй» тем временем порылся в повозке и, не найдя ничего интересного, повернулся к поднимающей крестьянина девушке. Хозяйским жестом схватил за длинные волосы, рывком поставил на ноги. Крестьянка громко вскрикнула: «Ма-а-а-ма!!!»

Этого Феоктистов не выдержал. Выскочил из схрона и, с топором наперевес, помчался на помощь. Рыцарь тут же среагировал – оттолкнул девушку и плавным, точным движением надел на голову шлем. И селянин, и его спутница опрометью бросились в лес. Подальше от этих сложностей жизни.

Первоначально Володька собирался дождаться момента, когда воин поравнялся бы с засадой. Там он планировал выскочить на дорогу и свалить «рыцаря» на другую сторону жеребца. Вдвоём с Колей они должны были справиться с упавшим… Но получилось так, что теперь он сам подбегал к рыцарю. Причем, уже изготовившемуся. В отличие от горе-разбойника, под балахоном тот был защищен длинной стальной кольчугой. Так что, похоже, и первоначальный план не имел шансов на успех. Воин молниеносным движением выхватил меч. Подпустив мальчишку ближе, изящным взмахом выбил у него топор и что-то спросил. Причем, почти понятно:

– Ты иже еси?

В этот момент, с бешеным воплем, Зубров так же выскочил из схрона и кинулся на подмогу. «Рыцарь», словно не ощущая обтягивающего его металла, резко развернулся. Сверкающее лезвие свистнуло в воздухе, и страшной силы удар обрушился на щит второго подростка. Клинок, по приданной траектории, полетел дальше, верхняя половина защиты Николая в одну сторону, нижняя в другую, а его тело – назад, на обочину.

Володька яростно вскрикнул. И время для него вдруг словно ускорилось, растянув краткие мгновения в долгие секунды. При этом мир, почему-то, стал чёрно-белым. Он чётко, как в замедленной съёмке, наблюдал, как вперед головой летел оглушённый Зубров, как плавно вращались в воздухе деревянные куски его щита, и как «рыцарь» продолжал медленно разворачиваться. Но при этом его движения и рефлексы оставались прежними.

Топор лежал метрах в трех от схватки. Слишком далеко! Зато совсем рядом, на поясе у феодала, красовался длинный узкий кинжал. Феоктистов метнулся вперёд. Почти обнял железную громаду соперника, выхватил оружие и с силой ударил под шлем-ведро, чуть выше кольчуги. Почувствовал мягкое, попробовал освободить клинок… И время вновь пошло обычным порядком.

Сильнейший удар обрушился на его голову, и сознание на мгновение померкло. С трудом до Феоктистова дошло, что он лежит в дорожной пыли. Левый глаз ослеп, а по щеке текла горячая струя крови. «Рыцарь» коротко взмахнул мечом, но практически в последний момент Володька успел подставить щит. От мощного удара во все стороны полетели его деревянные и металлические куски. Инерция «отсушила» руку и прошла в живот. Во рту разлилась горечь выбитой желчи. «Жить, жить, жить!!!» – заметалась в голове заполошная мысль. Остатками разбитой защиты горе-разбойнику удалось ещё раз спасти себя от рассечения на две части, но этот удар окончательно сломил сопротивление. Он был уже не в силах поднять руки.

Впрочем, нанесенная им рана тоже оказалась серьёзной. Уже весь балахон на груди «рыцаря» был залит кровью. Феодал шатался всё сильнее и уже с трудом поднимал меч. Неожиданно, вместо очередного замаха, он перехватил оружие клинком вниз и с силой воткнул его в тело мальчишки. Тот лишь коротко всхрипнул. Острая жгучая боль выбила слезы из уцелевшего глаза. «Неужели, это конец?!» – мелькнула яркая, пронзительная мысль. Вместе с потоками крови быстро утекало сознание. Впрочем, Феоктистов ещё успел рассмотреть, как сзади к воину приблизился бледный, шатающийся Николай. Топор он сжимал двумя руками. Подросток замахнулся, но «рыцарь» почувствовал новую опасность и резко развернулся. Он отмахнулся от неумелого рубящего удара – словно поставил блок каратэ обтянутым кольчугой предплечьем. А затем ткнул мечом в живот Зуброва. Последнее, что слышал Феоктистов, был пронзительный истошный крик друга.

* * *

Сначала была боль. Она накатывала волнами и приходила яркими вспышками. Грызла тело стальными зубами и превращалась в море из пылающих углей. И всё реже прерывалась черными провалами полного бесчувствия. В один из таких моментов Феоктистову показалось, что он подошел к какой-то двери. Даже скорее не двери, а огромному круглому люку, как на подводных лодках. За ним, он точно знал, должны были закончиться его боль и страдания. Но кто-то большой и невидимый в этом мраке безжалостно отшвырнул прочь: «Тебе ещё рано!!!»

А потом он увидел глаза. Зеленые кошачьи глаза на уродливом человеческом личике, увенчанном парой маленьких рожек. Чёртик жадно смотрел на Володьку и, почему-то, лизал его в лицо длинным гадким языком. Лишь через несколько секунд до мальчишки дошло, что это не чёртик, и даже не кошка, а маленькая черная собачка. Которая тщательно, словно щенка, вылизывала его. Вообще-то, пёсик был довольно мерзкий, и Феоктистов испытал огромное облегчение, когда тот, наконец, спрыгнул с него. Он очень отчетливо помнил бой, и то, как его убивал «рыцарь». Откуда же взялась собачка?

Вокруг стоял полумрак. Совсем низко, в каких-то полутора метрах, нависала двускатная крыша из потемневших стропил и грубого, похожего на кору, кровельного материала. Вместо потолка шли параллельные ряды тонких жердей, на которых были развешаны венички сушёной травы, пучки корешков и ещё что-то, напоминающее мелкие экспонаты из кабинета биологии. Пахло сеном и химией. У Володьки видели оба глаза.

Слева раздалось торопливое хлюпанье. Феоктистов с трудом повернул голову, и увидел знакомую неприятную собачку, которая старательно вылизывала лицо Зуброва. Оба мальчишки, совершенно обнаженные, если не считать своеобразных бинтов из грязных окровавленных тряпок, лежали на деревянном топчане. Здесь же, в головах и по бокам, что-то горело в трёх глиняных плошках, распространяя сладковатую вонь и чёрную копоть. Но самое главное, в комнате находился ещё один человек! Чумазая древняя старуха, что-то заунывно бормотавшая и напевавшая себе под нос. Причем, в правой руке она держала острый кованый нож с чёрной рукояткой, а в левой – большую шевелящуюся жабу. Этим омерзительным земноводным старуха, словно мочалкой, растирала ноги Зуброва. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы связать своё воскрешение с появлением этой Бабы-Яги и её забытыми способами медицины.

Наконец, Коля жалобно застонал. Собачка спрыгнула с топчана, а старуха одним взмахом ножа снесла жабе голову и небрежно отшвырнула тело куда-то в сторону. Как оказалось – прямо в огонь небольшого очага или камина. А потом преспокойно достала ещё одну плошку и поднесла к губам Феоктистова. Не доверять действиям этой Бабы-Яги было уже глупо, и он послушно отпил тёплой солоноватой жидкости. Пока приступ тошноты не оттолкнул губ от чашки. Было такое ощущение, что ему дали попить свежей крови. Во всяком случае, характерный тошнотворно-сладкий запах просто шибанул в ноздри. Силы вновь начали испаряться, и мальчишка соскользнул в сон.

Следующее пробуждение было более приятным – пахло мясным бульоном. Друзья по-прежнему лежали на топчане, только были ещё и прикрыты какой-то грубой рогожей. А давешняя миловидная старушенция сидела у очага и помешивала супчик, как раз и распространявший этот восхитительный аромат. Увидев, что мальчишки проснулись, она что-то спросила. Язык был явно славянский. Что-то вроде польского или болгарского. Но смысла обращения они всё равно и не поняли. Тем более, что в школе Феоктистов изучал немецкий (из которого понимал разве что «ауфвидерзеен» и «Гитлер капут»), а Зубров – английский (с примерно равным объемом познаний).

Наконец, хозяйка поняла, что толку от них пока не добьётся. Единственное, что они сами смогли разобрать из её долгого монолога, было имя спасительницы – Линде. Старушка так же повторила их имена почти без акцента – «Коля» и «Володя». После чего накормила горячей похлебкой с большими кусками жёсткого, недоваренного мяса. С голодухи оно показалось ребятам волшебной пищей древних богов. Когда они наелись, хозяйка, помогая непонятной речи красноречивыми жестами, показала, что пора выходить. С огромными мучениями мальчишки сползли с топчана и, держась друг за друга, побрели к двери. Феоктистов неожиданно улыбнулся:

– Наше счастье, Коль, что голодные в драку полезли!

– Это ещё почему?

– Да я слышал, что если на войне кто-то получал рану в живот на полный желудок, то спасти его было уже невозможно. А вот если на пустой – лечили.

Снаружи оказалось, что жилище приветливой бабушки не имело куриных ножек. Но, в целом, здорово соответствовало типажу. Было старенькое, низенькое, заросшее мхом по самую крышу. Да ещё и стояло в середине густого лиственного леса. Огорода не было, но имелся небольшой двор с курятником и несколькими сараями. В одном перетаптывались две лошади. Обычная гнедая и здоровенный боевой жеребец вороной масти.

– Ба! Да это же наши кони! – воскликнул Николай, – Смотри, коричневый, это тот, что мы на поле поймали. А черный, это же того буржуя!

Тем временем хозяйка вывела мальчишек за ограду и жестами показала, что ей нужен хворост. Матерясь и охая, приступили к работе.

* * *

Так прошло около двух месяцев. Ребята все больше понимали «бабушку Линде» и помогали ей в меру возможностей. Оказалось, что хозяйственная старушенция перетащила к себе всё, что нашла на месте их битвы с местным феодалом. Кроме, разве что, самого раненого рыцаря. Его она обобрала буквально до нитки, а вот лечить, почему-то, не стала.

Сначала друзья собирали указанные бабушкой корни и листья лекарственных растений. При этом скрупулезно выполняли все предписанные ритуалы, имевшие под собой явно магическую основу. Конечно, посмеивались про себя, но вести атеистическую пропаганду не спешили. Зачем, собственно? Ведь, не смотря на колдовскую атрибутику, лечение шло более чем успешно. Единственное, что они в него добавили, была гигиена.

Дело в том, что спасительница словно вообще не представляла, что воду можно не только пить или использовать для приготовления снадобий. Хотя буквально метрах в тридцати от её избушки протекал полноводный лесной ручей. Друзья завели обыкновение каждое утро умываться в нём и стирать с древесной золой свои старые «бинты». А так же купаться по вечерам в холодной воде, раз уж не было иной возможности помыться.

Сильно удручала мальчишек и еще одна непонятная особенность доброй «Бабы-Яги» – она очень редко готовила горячую пищу. Кроме той первой мясной похлебки, лишь ещё раз сварила суп с олениной, да однажды обжарила на углях три куска медвежьего мяса. В остальное время приходилось питаться похлебками-затирухами, приготовлявшимися без термической обработки, овощами, орехами, ягодами, луком, сырыми яйцами. Большими деликатесами были хлеб и сыр, которые иногда приносили колдунье пациенты-крестьяне. От последних, кстати, хозяйка старательно прятала непонятных мальчишек. А хворост, который они регулярно для нее собирали, практически весь сгорал под бесчисленными котелками. В них колдунья не то готовила какое-то снадобье, требовавшее многих дней труда, не то просто развлекалась средневековыми алхимическими экспериментами. Причем, как правило, лишь по ночам.

Несколько окрепнув, парни начали активнее помогать «бабушке Линде». Теперь они стали косить траву на лесных полянах. Скошенному сену давали подсохнуть день-два, после чего копнили и грузили в старенькую телегу. Запрягали в неё крепкого мерина, специально для этого купленного старушкой. Так они заготовили себе запас на зиму, в том числе для оставленной пары боевых коней, а потом «бабушка Линде» начала увозить сено на продажу. Причем, сделки эти, по всей видимости, проходили не совсем законно – днем к колдунье приходили крестьяне, осматривали загруженную телегу и расплачивались продуктами. А ночью она отгоняла возок в ближайшую деревеньку Солми и возвращалась оттуда уже под утро, порожняком. После чего ребята ехали загружать новый стожок.

По совету «бабушки Линде», добровольные батраки всегда брали с собою оружие. И в один из дней им вновь пришлось вступить в бой. Не думая о сложностях жизни, перешучиваясь и пересмеиваясь, друзья выкашивали очередную лесную полянку, когда из подлеска выехал верховой солдат. Экипирован он был примерно так же, как и первые покойники, встреченные ребятами в этом мире. Увидев увлеченный крестьянский труд, служивый, почему-то, возмущенно заорал и пришпорил коня в их направлении. На ходу выхватил топор и, без объяснений, долбанул Николая. Тот кулем рухнул в свежую стерню, мокрую от травяного сока. А Владимир, пригибаясь, бросился к повозке. Пока солдат разворачивался, он уже натянул выданный ведьмой лук. И хладнокровно выстрелил прямо в центр несущегося на него всадника.

Стрела попала в металлическую бляху на куртке нападающего и сшибла его с седла. Солдат многообещающе грохнулся на землю… Но тут же, с несомненной руганью, поднялся. Феоктистов тем временем наложил вторую стрелу и пустил её навскидку, «по-татарски». Вновь попал. Но пришелец попросту обломил торчащее из тела древко и пошел на косаря, недвусмысленно покачивая лезвием топора. Ничего не оставалось, как тоже вооружиться секирой. Той самой, подобранной на поле мертвецов.

Схватка была короткой и бесславной. Третьим выпадом воин обезоружил мальчишку. Но когда уже занес руку для последнего удара, сзади шепеляво свистнула коса. Её широкое лезвие аж изогнулось от резкого соприкосновения с шеей, закрытой кожаным капюшоном. Оказывается, воин не зарубил Зуброва, а ударил его боковиной лезвия, плашмя. Зато Николай в остервенении измочалил о солдата всю косу.

После этого случая подростки ещё больше озлобились на враждебный мир. Они по-прежнему косили траву и собирали хворост, которые тайком продавала крестьянам колдунья, но теперь были вынуждены ещё и с оружием защищать свой труд. Общение с «бабушкой Линде» постоянно обогащало их словарный запас, и ребята смогли, наконец, немного разобраться в сложностях этой новой жизни. Прежде всего, выяснилось, что все местные леса являлись личными угодьями короля. Охота, сенокос, рубка деревьев и даже сбор хвороста в них карались смертью. Следили за соблюдением этого закона особые королевские егеря, которые патрулировали огромные лесные массивы, лично карали нарушителей и устраивали хитроумные ловушки для ловли и уничтожения браконьеров.

Как выяснилось, «долбаный аппарат» забросил старшеклассников вообще в какой-то химерический мир, где смешались несколько известных им эпох. Друзья находились в стране под названием Норман. Но не в Средневековье, как предположили изначально, а в какой-то немыслимой, де ещё и рабовладельческой дали. Почти весь известный «бабушке Линде» мир здесь занимала огромная Ромейская империя. Её столицу разные народы называли по-разному – кто Ромея, кто Йорос, кто Царьгард, а многие вообще – Троя. Владыке этого государственного образования подчинялся и король Нормана, являвшийся его личным вассалом и наместником. Говорили в империи люди на общем, ромейском языке. Причём, он сильно напоминал смутно известный ребятам по своему миру церковно-славянский. (Благодаря чему и изучался довольно быстро). Самое же удивительное заключалось в том, что по утверждению «бабушки Линде», совсем недавно, всего каких-то несколько лет назад в Йоросе был распят Сын Божий. Он же – император Андроник, по прозванию Исус Христос. То есть, путем несложных подсчетов, напрашивался вывод, что от родного времени друзей отделяло без малого две тысячи лет!

Но этим странности не исчерпывались. Страны, входящие в Ромейскую империю, являлись её отдельными составными частями, фемами. В каждом правил свой наместник – король. Повсеместно использовался труд рабов. Но при этом все фемы Ромеи, по всей видимости, являлись христианскими. Так как, едва до них дошла весть об убийстве Сына Божия, как объединенные войска имперцев, по призыву короля некоей Тартарии, тут же бросились мстить троянцам. Причем, назвали эту свою войну «Крестовым походом»! Впрочем, особого военного успеха местные крестоносцы пока не имели. Вот уже несколько лет они безуспешно осаждали хорошо укрепленную крепость Йорос. Но, в отличие от Иерусалима, этот город располагался не в аравийской пустыне, а на побережье некоего «Эвксинского моря». Именно через него в Трою переправлялись отряды крестоносцев, а обратно возвращались корабли с захваченными ими ценностями и рабами.

Норманом правил король Ратибор, по прозванию «Львиное Сердце». Причем, совершенно как его легендарный тезка, этот тоже собирался в крестовый поход. Где-то в далеком столичном Кангарде он уже который месяц снаряжал войско, в связи с чем изыскивал любые возможности для пополнения казны. В частности, ввёл столь жестокие и несправедливые ограничения на пользование своими лесами.

К свободным людям здесь относилось несколько «благородных» сословий – монархи-наместники и члены их семей, правители составных частей фемов – шерифы (они же графы), бароны и рыцари, а также их воины, плюс все церковники. Из простого народа свободными были некоторые ремесленники, жители городов и служители культов древних богов. (К последним бабушка Линде относила и себя, хотя не стала уточнять, каким богам служит). Остальные жители Нормана находились в зависимом положении от господ. Причём, в любой момент могли стать бесправными невольниками. Но при этом и сами часто владели рабами, которых использовали на наиболее тяжёлых работах.

В одну из летних ночей, лёжа на охапках свежего сена, друзья готовили себе печёную утку. Рано утром, ещё до начала сенокоса, Володька смог подстрелить её на ближнем болотце. Но заняться приготовлением еды удалось лишь к вечеру. Выпотрошенную тушку густо обмазали глиной и положили в костер. Пару раз «бабушка Линде» уже запекала таким образом птиц, поэтому юные браконьеры практически не сомневались в своих кулинарных способностях. Единственное, что их изводило – слишком долгое ожидание. Но оказалось, что сглатывание голодной слюны обостряло мыслительные способности.

– Слушай, Колёк, а ведь это совсем не наш мир! – неожиданно произнес Феоктистов. Зубров, словно думал о том же, тотчас ответил:

– Почему? Откуда мы знаем, как оно было на самом деле 2 тысячи лет назад?

– Да потому. Во-первых, здесь Сын Божий – это реальный исторический персонаж. А у нас мифическая личность. Поэтому у нас лишь чуть ли не через полторы тысячи лет после его распятия смогли начать пресловутые Крестовые походы. Да и то, пользуясь массовым средневековым религиозным фанатизмом. А здесь возмущенные люди сразу пытаются отомстить за убийство Сына Бога. И, честно говоря, я их прекрасно понимаю.

– Что ты хочешь сказать? – Зубров был слегка озадачен.

– Прежде всего то, что мы не в прошлом, Коль. Помнишь, Вовик объяснял нам, что эти самые пришельцы, что подарили ему анабиозную ванну, прилетели из какого-то параллельного пространства? Так вот и аппарат их, будь он неладен, тоже, похоже, зашвырнул нас в какой-то параллельный мир. Туда, где Иисус Христос действительно жил на земле, среди людей.

– Да уж! Похоже на то. И что теперь делать?

– А я знаю? Думаю, что пока – просто жить, Коля. Жить, как жили. Даже скорее – выживать. В этом долбаном рабовладельческом строе!!!

Новые знания лишь укрепляли друзей в их «революционной» правоте. Наиболее глубоко возмущало, что даже свободных людей не только лишили возможности истопить баньку, но им ещё и впрямую запрещалось «ублажать телеса мытьем и купанием». Потому что, видите ли, здесь это считалось «грехом»! Ребята вообще не понимали, как можно жить в лесу и не иметь права взять немного сухих веток, чтобы сварить суп? Ведь здесь за это на полном серьёзе убивали! Да ещё и без суда и следствия. Как собак каких-нибудь.

Друзья решили, что будут противостоять несправедливости с оружием в руках до тех пор, пока бьются их сердца. При этом условились, что их битва не должна превращаться в разбой ради наживы. А так же договорились, что пока будет оставаться хотя бы малейшая возможность, то всё, необходимое для жизни, будут зарабатывать честным трудом. «Бабушка Линде» одобрила это решение.

В целях ограждения «своих» угодий от нежелательных визитов королевских егерей и прочей вооруженной публики, только и мечтавшей, что о пополнении поголовья рабов, подростки сами предприняли несколько партизанских вылазок. Начали подкарауливать в тщательно выбранных местах на дорогах одиночных солдат и расстреливать их из луков. После того, как те перестали ездить в одиночку, несколько раз напали на двойки воинов. Меткие бронебойные стрелы и внезапность нападения позволяли одерживать и такие победы. Но в непременной рубке даже раненые солдаты наносили им настолько серьёзные увечья, что большая часть добычи уходила на оплату медпомощи «бабушки Линде». К тому же за время лечения друзья меньше могли накосить травы и собрать хвороста. Не говоря уж о том, что раненым невозможно было охотиться. Точнее, браконьерствовать.