Обнаженная

Она продолжала см?яться.

– Ахъ голубчикъ, любовь!

Глаза ея сверкали иронiей. Онъ не зналъ женщинъ. Любовь не признаетъ талантовъ. Любовь нев?жественна и хвалится своею сл?потою, понимая только благоуханiе молодости и цв?тущей жизни.

– Мы будемъ друзьями и только, Марiано. Вы привыкнете и найдете удовлетворенiе въ чувств? дружбы… Не будьте матерiалистомъ. He в?рится даже, что вы художникъ. Будьте идеалистомъ, маэстро, истиннымъ идеалистомъ.

И она продалжала говорить съ высоты своего состраданiя, пока они не разстались у ея кареты.

– Такъ – мы друзья, Марiано… только друзья, но зато искреннiе.

Когда Конча у?хала, Реновалесъ вышелъ въ полумрак? сумерекъ изъ Монклоа, возбужденно жестикулируя и сжимая кулаки. Въ немъ снова вспыхнулъ гн?въ, и онъ ругалъ мысленно графиню, освободившись теперь отъ любовной покорности и осл?пленiя, которыя овлад?вали имъ въ ея присутствiи. Какъ она насм?халась надъ нимъ! Какъ посм?ялись-бы его друзья, увидя его покорнымъ и безвольнымъ въ рукахъ женщины, которая принадлежала на своемъ в?ку многимъ мужчинамъ! Гордость не позволяла ему отказаться отъ желанiя поб?дить ее, во чтобы то ни стало, хотя-бы ц?ною униженiй или грубости. Онъ вид?лъ долгъ чести въ томъ, чтобы сд?лать ее своею, хотя-бы одинъ разъ, а зат?мъ отомстить, оттолкнувъ ее, бросивъ къ своимъ ногамъ и сказавъ съ видомъ властелина: «Вотъ какъ я поступаю съ т?ми, которыя сопротивляются мн?».

Но онъ скоро отдалъ себ? отчетъ въ своей слабости. Онъ понялъ, что всегда будетъ поб?жденъ этою женщиною, которая относилась къ нему холодно, была неспособна потерять голову и вид?ла въ немъ низшее существо. Разочарованiе заставило его вспомнить о домашнемъ очаг?, о больной жен?, о чувств? долга передъ нею, и душа его наполнилась сладостно-горькимъ сознанiемъ приносимой жертвы и тяжелаго жизненнаго креста.

Р?шенiе было принято. Онъ б?житъ отъ этой женщины и никогда больше не увидитъ ея.

III

И онъ д?йствительно не увид?лъ ея, не увид?лъ ц?лыхъ два дня. На третiй-же день ему пришло голубое письмецо въ длинномъ конверт?, продушенное знакомыми духами, которые всегда волновали его.

Графиня жаловалась на его отсутствiе въ ласковыхъ, дружескихъ выраженiяхъ. Ей надо было непрем?нно повидать его и многое сказать ему. Это было настоящее любовное письмо, которое художникъ посп?шно спряталъ, боясь, какъ-бы оно не возбудило въ домашнихъ подозр?нiя относительно того, чего еще не было.

Реновалесъ былъ возмущенъ.

– Я пойду къ ней, – говорилъ онъ, ходя взадъ и виередъ по мастерской: – но только для того, чтобы высказать ей въ двухъ словахъ всю правду и положить д?лу конецъ. Если она воображаетъ, что можетъ играть мною, то очень ошибается. Она не знаетъ того, что я ум?ю быть каменнымъ, когда хочу.

Б?дный маэстро! Въ то время, какъ онъ р?шался твердо выполнить свое нам?ренiе и выдержать характеръ, тихiй голосъ нашептывалъ ему прiятные сов?ты:

– Ступай скор?е. Пользуйся временемъ. Она, можеть быть, раскаялась и ждетъ тебя. Она будетъ твоею.

И художникъ помчался возбужденно въ домъ графини. Но онъ ничего не добился. Она высказала ласково-печальнымъ тономъ сожал?нiе, что не вид?ла его такъ долго. Она в?дь, такъ любитъ его! Потребность вид?ть его не давала ей покоя, т?мъ бол?е, что она боялась, не дуется-ли онъ на нее посл? по?здки. Они провели около двухъ часовъ въ ея личномъ кабинет?, пока не начали собираться старые друзья графини – ея безмолвные почитатели. Позже вс?хъ явился Монтеверде со спокойномъ видомъ челов?ка, которому нечего бояться.

Художникъ ушелъ отъ графини, удостоившись лишь два раза поц?ловать ей руку. Дальше этого законнаго поц?луя графиня упорно не пускала его. Каждый разъ, какъ онъ пытался пробраться выше по рук?, красавица удерживала его повелительнымъ жестомъ.

– Перестаньте, маэстро, или я разсержусь и не буду больше принимать васъ наедин?. He нарушайте же уговора!

Реновалесъ протестовалъ. Никакого уговора не было. Но Конча мигомъ успокаивала его, спрашивая про Милиту, расхваливая ея красоту, справляясь о здоровь? б?дной Хосефины, такой доброй и милой, и об?щая скоро нав?стить ее. Маэстро смущался, чувствуя угрызенiя сов?сти и не р?шаясь приставать вновь, пока тяжелое впечатл?нiе не сглаживалось.

Онъ сталъ бывать у графини по прежнему, испытывая потребность часто вид?ться съ нею. Онъ привыкъ выслушивать изъ ея устъ непом?рныя похвалы своей художественной д?ятельности.

Иной разъ въ немъ пробуждался пылкiй, независимый характеръ прежнихъ временъ, и у него являлось желанiе разорвать эти постыдныя ц?пи. Эта женщина точно околдовала его. Она вызывала его къ себ? изъ-за мал?йшаго пустяка, наслаждаясь, повидимому, его страданiями и играя имъ какъ куклой. Она говорила съ невозмутимымъ цинизмомъ о своей любви къ Монтеверде, какъ будто тотъ былъ ея законнымъ супругомъ. Она испытывала потребность разсказывать кому-нибудь подробности своей интимной жизни, какъ властное чувство откровенности побуждаетъ преступниковъ сознаваться въ преступленiяхъ. Она посвящала маэстро постепенно въ тайны своей любви и разсказывала, не красн?я, мельчайшiя подробности свиданiй, которыя происходили часто у нея-же въ дом?. Она и докторъ пользовались сл?потою графа, который былъ совс?мъ подавленъ неудачею съ Золотымъ Руномъ, и испытывали нездоровое наслажденiе отъ страха быть застигнутыми.

– Вамъ я все говорю, Марiано. He понимаю, что это д?лается со мною въ вашемъ присутствiи. Я люблю васъ, какъ брата. Н?тъ, не брата… какъ друга, в?рнаго друга.

Оставаясь одинъ, Реновалесъ приходилъ въ ужасъ отъ откровенности Кончи. Она вполн? отв?чала своей репутацiи – симпатична, красива, но безъ всякихъ нравственныхъ принциповъ. Что касается себя самого, то онъ ругалъ себя на оригинальномъ жаргон? изъ перiода богемы въ Рим?, сравнивая себя со вс?ми рогатыми животными, какiя приходили ему въ голову.

– Я не пойду туда больше. Это позоръ. Хорошую роль я играю тамъ, нечего сказать!

Но стоило ему не ходить къ графин? два дня, какъ являлась Мари, горничная француженка Кончи, съ надушеннымъ письмецомъ, или оно приходило по почт?, скандально выд?ляясь среди остальной корреспонденцiи маэстро.

– Ахъ, какая женщина! – думалъ Реновалесъ, торопливо пряча пригласительную записку. – Какъ она неосторожна! Въ одинъ прекрасный день ея письма попадутся на глаза Хосефин?.

Котонеръ, который сл?по обожалъ своего кумира и считалъ его неотразимымъ, воображалъ, что графиня де-Альберка безъ ума отъ маэстро, и печально покачивалъ головою.

– Это плохо кончится, Марiано. Ты долженъ порвать съ этой женщиной. Ты нарушаешь спокойствiе домашняго очага. Тебя ждетъ много непрiятностей.

Письма Кончи быди всегда одинаковы – полны жалобъ на его кратковременное отсутствiе. «Cher maitre, я не могла спать эту ночь, думая о васъ»… Она подписывалась всегда «ваша почитательница и в?рный другъ Coquillerosse»; это прозвище было принято ею для переписки съ маэстро.

Она писала ему безпорядочно, въ самые разнообразные часы, сл?дуя импульсу фантазiи и в?чно разстроенныхъ нервовъ. Иной разъ она пом?чала письма тремя часами утра; ей не спалось, она соскакивала съ постели и, чтобы убить время, исписывала четыре страницы своимъ мелкимъ почеркомъ, съ нев?роятною легкостью пера, разсказывая другу про графа, про болтовню знакомыхъ дамъ, сообщая посл?днiя сплетни про членовъ «великаго дома», и жалуясь на холодность своего доктора. Иной-же разъ она ограничивалась четырьмя лаконическими строчками, призывая его въ отчаянiи: «Приходите немедленно, Марiано. У меня къ вамъ очень сп?шное и важное д?ло».

Маэстро бросалъ тогда свою работу и б?жалъ съ ранняго утра къ графин?; она принимала его въ постели, въ продушенной спальн?, куда не входилъ уже много л?тъ господинъ съ орденами.

Художникъ приб?галъ въ тревог?, опасаясь ужасныхъ событiй, а Конча встр?чала его, безпокойно ворочаясь подъ вышитою простынею и поправляя золотыя прядки волосъ, выбивавшiяся изъ подъ ея ночного чепчика съ кружевами. Она говорила безъ умолку, безсвязно, какъ поютъ птицы, какъ будто утренняя тишина вызывала полную путаницу въ ея мысляхъ. Ей пришли въ голову великiя идеи; ей приснилась ночью оригинальн?йшая научная теорiя, которая должна была привести Монтеверде въ восторгъ. И графиня серьезнымъ тономъ излагала эту теорiю маэстро, а тотъ качалъ головою, не понимая ни слова и искренно сожал?я, что такiя чудныя губы произносятъ такую ерунду.

Иной разъ она разсказывала ему о р?чи, которую собиралась произнести на благотворительномъ вечер? Женскаго Общества въ качеств? предс?дательницы. И вытаскивая изъ подъ простыни руки, выточенныя, точно изъ слононовой кости, съ невозмутимымъ спокойствiемъ, которое выводило Реновалеса изъ себя, Конча доставала съ сос?дняго столика н?сколько исписанныхъ карандашомъ страницъ, прося добраго друга, чтобы онъ сказалъ, кто – величайшiй художникъ въ мiр?, такъ какъ она не знала этого и оставила пустое м?сто, чтобы заполнить его со словъ маэстро.

Посл? непрерывной часовой болтовни, во время которой Реновалесъ молча пожиралъ графиню глазами, она приступала наконецъ къ важному д?лу, къ отчаянному письму, заставившему маэстро бросить работу. Д?ло шло всегда о жизни и смерти! Честь ея завис?ла отъ согласiя мазстро. Иной разъ она просила его размалевать в?еръ какой-нибудь важной иностранк?, желавшей увезти изъ Испанiи на память хоть небольшое произведенiе кисти знаменитаго маэстро. Эта дама обратилась къ ней съ просьбой наканун? вечеромъ, на дипломатическомъ балу, зная о ея дружб? съ Реновалесомъ. Въ другой разъ она призывала его, чтобы попросить этюдъ или картинку изъ т?хъ, что заполняли вс? углы его мастерской, для какой-нибудь благотворительной лоттереи Женскаго Общества въ пользу б?дныхъ женщинъ, утратившихъ доброд?тель, которымъ графиня и ея подруги считали своимъ долгомъ помочь.

– He стройте гримасъ, маэстро, не упрямьтесь. Эго непрiятная сторона дружбы. Вс? воображаютъ, что я им?ю большое влiянiе на знаменитаго художника, и обращаются ко мн? по стоянно съ просьбами, ставя меня въ неловкое положенiе… Васъ не знаютъ. Люди не им?ютъ понятiя о томъ, какой вы гадкiй и непокорный!

И она протягивала ему руку для поц?луя, съ н?которымъ сожал?нiемъ. Но чувствуя прикосновенiе его теплыхъ губъ и щекотку отъ бороды на мягкой б?лой рук?, она начинала сопротивляться, см?ясь и вздрагивая

– Оставьте меня, Марiано. Я закричу! Я позову Мари. Больше я васъ никогда не приму въ спальн?. Вы недостойны дов?рiя. Угомонитесь, маэстро, или я все разскажу Хосефин?.

Являясь иногда къ графин? по ея отчаянному письму, Реновалесъ находилъ ее бл?дною, съ темными кругами подъ глазами, какъ-будто она плакала всю ночь. При вид? маэстро у нея снова появлялись на глазахъ слезы. Причиною ихъ были всегда любовныя огорченiя изъ-за холодности Монтеверде. Онъ не показывался ц?лыми днями и изб?галъ даже встр?чи съ нею. Охъ, ужъ эти ученые! Онъ даже сказалъ ей однажды, что женщины служатъ пом?хою въ серьезныхъ занятiяхъ. А она то сходила по немъ съ ума, покорялась ему, какъ прислуга, терп?ла вс? его прихоти и капризы и обожала его пылкою страстью женщины, которая старше своего любовника и отдаетъ себ? отчетъ въ своемъ невыгодномъ положеiни.

– Ахъ, Реновалесъ, не влюбляйтесь никогда. Это форменный адъ. Вы не знаете, какъ счастливы люди, когда свободны отъ этихъ мукъ.

Но маэстро оставался безчувственнымъ къ ея слезамъ. Взб?шенный ея откровенностями, онъ ходилъ по комнат?, сердито жестикулируя, точно дома въ мастерской, и говорилъ грубо и р?зко, словно съ женщиною, которая открыла ему вс? свои секреты и слабости. Чортъ возьми! Что ему за д?ло до всего этого? Она см?етъ звать его для такихъ вещей!.. Но Конча жалобно вздыхала въ постели! Она была совс?мъ одинока и очень несчастна. Маэстро былъ ея единственнымъ другомъ, отцомъ, братомъ. Кому же ей пов?дать свои горести, какъ не ему? И оживляясь изъ за молчанiя маэстро, который чувствовалъ себя въ конц? концовъ растроганнымъ ея слезами, она собиралась съ духомъ и высказывала свое желанiе. Реновалесъ долженъ былъ повидатьси съ Монтеверде и хорошенько отчитать его, чтобы тотъ одумался и не заставлялъ ее больше страдать. Докторъ глубоко уважалъ Реновалеса и былъ однимъ изъ его искренн?йшихъ почктателей. Конча была твердо ув?рена въ томъ, что двухъ словъ маэстро будетъ достаточно для обращенiя Монтеверде въ покорнаго агнца. Реновалесъ долженъ былъ показать, что она не одинока, что у нея есть защитникъ, что никто не см?етъ безнаказанно см?яться надъ нею.

Но она не усп?ла высказать своей просьбы до конца, какъ художникъ въ б?шенств? заб?галъ вокругъ кровати, размахивая руками и отчаянно ругаясь.

– Чортъ побери! Только этого не доставало. Въ одинъ прекрасный день вы попросите, чтобы я вычистилъ ему сапоги. Да вы съ ума сошли, матушка! Что вы воображаете? Хватитъ вамъ графа въ вид? объекта для насм?шекъ. Оставьте меня въ поко?.

Но графиня металась по постели, громко заливаясь слезами отчаянiя. Н?тъ у нея друзей! Маэстро такой же, какъ другiе. Если онъ не исполнитъ ея желанiя, то она положитъ конецъ ихъ дружб?. Об?щать и клясться онъ ум?етъ, а когда д?ло доходитъ до маленькой жертвы, онъ сейчасъ на попятный.

И графиня хмурилась и принимала ледяной и грозный видъ оскорбленной королевы, обнажая при этомъ нечаянно свое б?лое т?ло. Теперь она хорошо знала его и вид?ла, что жестоко ошибалась, разсчитывая на его помощь. Смущенный ея гн?вомъ, Реновалесъ пытался объясниться, но она дерзко останавливала его.

– Исполните вы мою просьбу илин?тъ? Разъ… два…

Да, онъ исполнитъ ея желанiе; онъ уже такъ опустился, что еще одно униженiе ровно ничего не значитъ. Онъ отчитаетъ доктора и пвыскажетъ ему въ лицо упрекъ за пренебреженiе къ такому счастью. (Эти иосл?днiя слова онъ произносилъ вполн? чистосердечно, и голосъ его дрожалъ отъ зависти). Что еще угодно отъ него грозной повелительниц?? Она могла требовать, не ст?сняясь. Если нужно, онъ вызовегь графа со вс?ми его орденами на дуэль и убьетъ его, чтобы дать ей свободу и возможность нав?ки соединиться съ поганымъ докторишкой.

– Шутъ гороховый! – говорила Конча, радостно улыбаясь. – Вы симпатичны и милы, какъ никто, но всетаки скверный челов?къ. Подойдите, сюда, гадкiй.

И отодвинувъ прядку его волосъ, она поц?ловала художника въ лобъ, см?ясь надъ д?йствiемъ своего поц?луя. Ноги его задрожали, а руки попытались обнять теплое, продушенное т?ло, которое ускользало отъ него подъ тонкую простыню.

– Я васъ только въ лобъ поц?ловала, – кричала Конча протестующимъ тономъ. – Это былъ братскiй поц?луй, Марiано! Перестаньте же, вы д?лаете мн? больно. Я закричу! Я позову горничную!