Обнаженная

Художникъ восторженно расхваливалъ эти м?ста. По его мн?нiю, это былъ единственный художественный уголокъ въ Мадрид?. Великiй донъ Франсиско приходилъ сюда работать. Реновалесу казалось, что за первымъ поворотомъ дорожки они натолкнутся на Гойю, сидящаго передъ мольбертомъ, нахмурившись передъ какою-нибудь прелестною герцогинею, служащею ему моделью.

Современные туалеты не гармонировали съ этимъ фономъ. Реновалесъ заявилъ, что къ такому пейзажу подходятъ только яркiй кафтанъ, напудренный парикъ, шелковые чулки и платье съ высокой тальей.

Графиня улыбнулась, слушая художника. Она оглядывалась кругомъ съ искреннимъ любопытствомъ. Этотъ уголокъ былъ д?йствительно недуренъ, по ея мн?нiю; только ей вообще не нравилась деревня и ширь полей.

Въ ея глазахъ лучшимъ пейзажемъ было шелковое убранство гостиной, а что касается деревьевъ, то ей больше нравились декорацiи на сцен? Королевскаго театра съ прiятнымъ аккомпаниментомъ оркестра.

– Я не люблю полей, маэстро. Они наводятъ на меня скуку. Природа, когда ее предоставляютъ самой себ?, очень неинтересна.

Они вышли на маленькую площадку съ прудомъ; пилястры вокругъ него свид?тельствовали о томъ, что раньше тутъ была р?шетчатая ограда. Вода, набухшая отъ растаявшаго сн?га, выливалась черезъ каменный порогъ и стекала тонкою пеленою внизъ по склону. Графиня остановилась, боясь замочить ноги. Художникъ пошелъ впередъ, выбирая м?ста посуше и ведя ее за руку, а она шла за нимъ, см?ясь надъ этимъ препятствiемъ и подбирая юбки.

Продолжая путь по сухой дорожк?, Реновалесъ не выпустилъ маленькой, н?жной ручки, чувствуя черезъ перчатку ея прiятную теплоту. Конча не отнимала руки, словно не отдавала себ? отчета въ прикосновенiи художника, но на губахъ и въ глазахъ ея засiяла легкая усм?шка. Маэстро былъ въ смущенiи и нер?шимости, не зная, что предпринять.

– Вы все такая же? – началъ онъ слабымъ голосомъ. У васъ н?тъ ни мал?йшаго состраданiя ко мн??

Графиня залилась звонкимъ см?хомъ.

– Вотъ оно. Я такъ и знала. Потому-то не хот?лось мн? прi?зжать. Еще въ карет? по дорог? сюда я говорила себ?: «Напрасно ты ?дешь въ Монклоа, матушка. Ты соскучишься. Тебя ждетъ тысячное объясненiе въ любви».

И она сейчасъ же перешла въ тонъ комическаго негодованiя.

– Но серьезно, маэстро, неужели нельзя поговорить съ вами о чемъ-нибудь иномъ? Неужели женщины обречены непрем?нно выслушивать объясненiя въ любви, какъ только заговорятъ съ мужчиной?

Реновалесъ запротестовалъ. Она могла говорить это кому угодно, только не ему, потому что онъ былъ искренно влюбленъ. Онъ клялся въ этомъ и готовъ былъ пасть на кол?ни, чтобы она пов?рила. Онъ былъ безумно влюбленъ въ нее! Но она грубо оборвала его, прижавъ руку къ груди и засм?явшись жестокимъ см?хомъ.

– Да, да, я знаю эту п?сню. Можете не повторять. Я знаю ее наизусть. «Вулканъ въ груди… не могу жить… Если не полюбишь меня, я лишу себя жизни…» Вс? говорятъ одно и тоже. Никто не пробуетъ оригинальничать. Ради Христа, маэстро, не будьте такимъ пошлымъ. Челов?къ, какъ вы, и говоритъ такiя плоскiя вещи.

Реновалесъ былъ ошеломленъ этимъ насм?шливымъ выговоромъ. Но Конча, повидимому, сжалилась надъ нимъ и добавила ласковымъ тономъ:

– И зач?мъ вы добиваетесь моей любви? Вы полагаете, что упадете въ моихъ глазахъ, если откажетесь отъ того, что каждый изъ моихъ близкихъ знакомыхъ почитаетъ своею обязанностью? Я очень расположена къ вамъ, маэстро, я люблю ваше общество. Мн? было бы очень жаль поссориться съ вами. Я люблю васъ, какъ друга, перваго, лучшаго. Я люблю васъ, потому что вы – добрый, большой ребенокъ, бородатый бебе, который совс?мъ не знаетъ св?та, но талантливъ, очень талантливъ. Мн? хот?лось поговорить съ вами наедин?, чтобы высказать все это на полной свобод?. Я люблю васъ, какъ никого на св?т?. Вы внушаете мн? дов?рiе, какъ никто. Мы – друзья, братъ съ сестрой, если хотите… Но не стройте же печальной физiономiи! Развеселитесь немного! Засм?йтесь т?мъ веселымъ см?хомъ, который радуетъ мн? всегда душу, знаменитый маэстро!

Но художникъ мрачно уставился въ землю, сердито навивая длинную бороду на пальцы правой руки.

– Все это ложь, Конча, – сказалъ онъ грубо. – Правда только то, что вы влюблены, что вы безъ ума отъ этой куклы Монтеверде.

Графиня улыбнулась, какъ будто слова эти льстили ей.

– Ну, конечно. Вы правы, Марiано. Мы любимъ другъ друга. Я ув?рена, что люблю его, какъ никогда никого не любила на св?т?. Я никому не говорила этого; вы первый, который слышитъ это отъ меня, потому что вы – мой другъ. Я не знаю, что д?лается со мною въ вашемъ присутствiи, но я должна все говорить вамъ. Мы любимъ другъ друга, или, в?рн?е, я люблю его гораздо сильн?е, ч?мъ онъ меня. Къ моей любви прим?шивается въ значительной степени чувство благодарности. Я не увлекаюсь иллюзiями, Марiано. Мн? тридцать шесть л?тъ! Только вамъ я р?шаюсь открыть свои года. Я не утратила красоты, я берегу и холю себя, но онъ много моложе меня. Еще н?сколько л?тъ разницы, и я могла бы быть ему почти матерью…

Она помолчала немного, словно испугавшись этой разницы въ годахъ между нею и любовникомъ, и добавила вдругъ, снова оживляясь:

– Онъ тоже любитъ меня, это я вижу. Я – его сов?тчица, вдохновительница. Онъ говоритъ, что я даю ему силы для работы, что онъ будетъ, благодаря мн?, великимъ челов?комъ. Но я люблю его больше, гораздо больше. Въ нашихъ чувствахъ другъ къ другу почти такая-же разница, какъ въ нашемъ возраст?.

– А почему вы не любите меня? – спросилъ маэстро слезливымъ тономъ. – Я обожаю васъ. Ваша роль перем?нилась-бы. Я окружилъ бы васъ в?чнымъ поклоненiемъ, а вы позволяли-бы обожать и ласкать себя, видя меня у своихъ ногъ.

Конча снова засм?ялась, грубо передразнивая сдавленный голосъ, страстные жесты и пылкiй взглядъ художника.

– «А почему вы не любите меня?..» Маэстро, не будьте ребенкомъ. Такихъ вещей не спрашиваютъ. Любовь не понимаетъ приказанiй. Я не люблю васъ, какъ вы того желаете, потому что это не можетъ-быть. Довольствуйтесь т?мъ, что вы – первый изъ моихъ друзей. Знайте, что я позволяю себ? откровенничать съ вами, какъ ни съ к?мъ – даже съ Монтеверде. Да, да, я говорю вамъ иногда вещи, которыхъ никогда не скажу ему.

– Это все хорошо! – воскликнулъ художникъ въ б?шенств?. – Но мн? этого мало. Я хочу обладать вашимъ т?ломъ, вашей красотою. Я изголодался. Истинная любовь…

– Маэстро, возьмите себя въ руки, – сказала она съ напускнымъ ц?ломудрiемъ. – Я узнаю васъ. Опять вы отпускаете неприличiя… какъ всегда, впрочемъ, когда вы разд?ваете мысленно женщину… Я уйду! Я не желаю больше выслушивать васъ.

И она добавила матерински-урезонивающимъ тономъ, точно хот?ла успокоить вспыльчиваго собес?дника:

– Я не такая сумасшедшая, какъ думаютъ. Я осторожно обдумываю посл?дствiя своихъ поступковъ. Марiано, оглядитесь кругомъ, посмотрите хорошенько. У васъ жена, у васъ дочь – нев?ста, вы скоро можете стать д?душкой. А вы еще думаете о такихъ глупостяхъ! Я не могла бы согласиться на ваше предложенiе даже, если бы любила васъ… Какой ужасъ! Обманывать Хосефину, свою школьную подругу! Б?дняжка такая славная, милая, добрая… постоянно бол?етъ. Н?тъ, Марiано, никогда. На такiя вещи можно идти только, когда мужчина свободенъ. У меня не хватаетъ мужества полюбить васъ. Друзья и больше ничего…

– Такъ не будемъ же и друзьями! – воскликнулъ Реновалесъ порывисто. – Я не буду больше приходить къ вамъ, я не буду вид?ть васъ. Я сд?лаю невозможное, чтобы забыть васъ. Это невыносимая пытка. Я буду спокойн?е, не видя васъ.

– Вы не сд?лаете этого, – сказала Конча н?жно, но твердо, ув?ренная въ своей сил?. – Вы останетесь подл? меня, если д?йствительно меня любите, и будете лучшимъ изъ моихъ друзей… Перестаньте быть ребенкомъ, маэстро. Вы увидите, что дружба принесетъ намъ обоимъ много радостей, вопреки вашимъ ожиданiямъ. Вы будете вид?ть съ моей стороны то, чего не им?етъ никто изъ остальныхъ – чистую дружбу и дов?рiе.

И съ этими словами она взяла художника подъ руку, дов?рчиво опершись на него и поднявъ на него глаза, въ которыхъ св?тилось что-то загадочное и таинственное.

До нихъ долет?ли звуки моторнаго рожка, и глухой стукъ мягкихъ колесъ прор?залъ воздухъ. Внизу по дорог? полнымъ ходомъ промчался автомобиль. Реновалесъ попытался разгляд?ть с?доковъ, выгляд?вшихъ на далекомъ разстоянiи, словно кукольныя фигурки. Можетъ-быть на м?ст? шоффера сид?лъ Лопесъ де-Соса, а дв? заднiя фигурки въ вуаляхъ были жена и дочь маэстро.

Мысль, что Хосефина промчалась внизу, не видя его, не зам?тивъ, что онъ зд?сь и, забывъ все на св?т?, молитъ графиню о любви, глубоко взволновала его и вызвала угрызенiя сов?сти.

Они долго стояли неподвижно, опершись на перила изъ б?лыхъ столбиковъ и глядя сквозь колоннаду деревьевъ на блестящее темно-красное солнце, которое медленно опускалось, осв?щая горизонтъ заревомъ пожара. Свинцовыя тучи какъ-бы поняли, что оно умираетъ, и набрасывались на него съ дерзкою жадностью.

Конча любовалась закатомъ солнца, какъ р?дкимъ зр?лищемъ.

– Поглядите на это огромное облако, маэстро. Какое оно черное! Точно драконъ!.. Н?тъ, это гиппопотамъ. Посмотрите на его лапы. Он? круглыя, точно башни. Какъ оно подвигается! Сейчасъ поглотитъ солнце! Вотъ уже! Готово, поглотило.

Пейзажъ темн?лъ. Солнце исчезло во внутренностяхъ чудовища, заполнявшаго горизонтъ; волнистая линiя спины чудовища окрашивалась серебромъ, а животъ вздулся, словно распертый яркимъ св?тиломъ, и выпустилъ изъ себя снопъ бл?дныхъ лучей. Зат?мъ, сжигаемое этимъ пищеваренiемъ, огромное облако разс?ялось, разорвалось на черные хлопья, и красный дискъ снова очистился, заливъ св?томъ небо и землю и населивъ безпокойными огненными рыбками воду въ прудахъ.

Опершись на перила рядомъ съ графиней, Реновалесъ съ наслажденiемъ вдыхалъ запахъ ея духовъ, чувствуя прiятную теплоту и упругость ея т?ла.

– Пойдемте назадъ, маэстро, – сказала она съ н?которымъ безпокойствомъ. – Мн? холодно. Кром? того съ такимъ спутникомъ, какъ вы, нельзя быть ни минуты спокойною.

Она ускоряла шаги, догадываясь, благодаря своей опытности въ обхожденiи съ мужчинами, что дольше оставаться съ Реновалесомъ наедин? опасно. Она прочла на его бл?дномъ и взволнованномъ лиц? приближенiе грубаго и бурнаго порыва страсти.

На одной площадк? они встр?тили медленно спускавшуюся парочку. Молодые люди т?сно прижимались другъ къ другу, не р?шаясь идти въ открытомъ м?ст? обнявшись, но нам?реваясь, очевидно, сд?лать это за первымъ поворотомъ дорожки. Онъ несъ свернутый плащъ подъ мышкою съ дерзкимъ, вызывающимъ видомъ галантнаго молодого челов?ка въ старинной комедiи; она, маленькая и бл?дная, была привлекательна только молодостью и шла, кутаясь въ жалкую пелерину и поднявъ на своего собес?дника большiе, ясные глаза.

– Студентикъ съ портнихой, – сказалъ Реновалесъ, когда т? прошли. – Они посчастлив?е насъ съ вами, Конча. Ихъ прогулка прiятн?е.

– Мы старимся, маэстро, – сказала графиня искусственно-печальнымъ тономъ, исключая, очевидно, себя и наваливая всю тяжесть л?тъ на спутника.

Реновалесъ попробовалъ протестовать въ посл?днiй разъ.

– А почему бы и мн? не быть такимъ же счастливымъ, какъ этотъ студентъ? Разв? я не им?ю права на счастье? Конча, вы не знаете меня. Вы забываете, кто я, привыкши обращаться со мною, какъ съ ребенкомъ. Я – Реновалесъ, знаменитый художниктъ. Весь св?тъ знаетъ меня.

Онъ говорилъ о своей слав? съ вульгарною нескромностью, раздражась все больше изъ-за холодности этой женщины, хвастаясь своею славою, точно красивымъ плащомъ, который осл?плялъ женщинъ и заставлялъ ихъ падать къ его ногамъ. И такой челов?къ, какъ онъ, не выдерживалъ конкурренцiи жалкаго докторишки!

Графиня сострадательно улыбалась. Въ глазахъ ея тоже св?тилось н?которое сожал?нiе. Глупый! Большое дитя! Какъ наивны бываютъ великiе люди!

– Да, вы – великiй челов?къ, маэстро. Я горжусь вашей дружбой. Я признаю даже, что она возвышаетъ меня… Я люблю васъ, я преклоняюсь предъ вашимъ талантомъ.

– He преклоняйтесь, Конча, любите меня! Отдайтесь мн?! Сольемся во едино!.. Я жажду полной пюбви.