Обнаженная

Зять хорошо обд?лалъ свое д?ло, прекрасно вышколивъ ее и подготовивъ ко всевозможнымъ сюрпризамъ.

Маэстро провелъ ее въ уборную для натурщицъ, но остался самъ изъ осторожности въ мастерской, отвернувшись почему-то, чтобы не вид?ть ничего въ прiоткрытую дверь. Долго длилось молчанiе, прерываемое только легкимъ шуршанiемъ снимаемаго платья и металлическимъ звукомъ пуговицъ и крючковъ. Вскор? изъ уборной послышался ея голосъ, звучавшiй н?сколько робко и глухо, точно издалека.

– А чулки тоже? Нужно снять ихъ?

Реновалесу была хорошо знакома стыдливость вс?хъ натурщицъ, когда он? разд?ваются въ первый разъ. Лопесъ де-Соса, искренно желавшiй доставить папаш? удовольствiе, внушилъ ей прочно, чтобы она обнажила все свое т?ло, и Пепита разд?валась, не спрашивая дальн?йшихъ объясненiй, съ видомъ челов?ка, исполняющаго свой долгъ и полагая, что ея присутствiе зд?сь нужно только для этой ц?ли.

Художникъ нарушилъ тогда молчанiе и безпокойно закричалъ. Она не должна разд?ваться до гола. Въ уборной лежитъ полный туалетъ. И, не оборачиваясь и просунувъ одну руку въ прiоткрытую дверь, онъ указалъ ей на все приготовленное – розовое платье, шляпу, туфли, чулки, рубашку…

Пепита запротестовала при вид? этихъ вещей; ей было противно над?вать чужое б?лье и платье, и притомъ старое и поношенное.

– И рубашку тоже? И чулки тоже?.. Н?тъ, довольно платья.

Но маэстро нетерп?ливо упрашивалъ ее. Все надо над?ть, это необходимо для его ц?ли. Долгое молчанiе женщины послужило ему доказательствомъ того, что она поборола свое отвращенiе и над?ваетъ старое б?лье.

Выйдя изъ уборной, она насм?шливо улыбнулась, точно см?ялась надъ самою собою. Реновалесъ отошелъ назадъ, взволнованный и осл?пленный ея видомъ; въ вискахъ у него стучало, картины и мебель покачнулись и словно закружились вокругъ него.

Б?дная «Фреголина»! Прелестное чучело! Она съ трудомъ удерживалась отъ см?ха при мысли о бур? негодованiя, которая поднялась бы въ театр?, если бы она появилась на сцен? въ такомъ вид?, и о насм?шкахъ друзей въ случа?, если бы она прi?хала на ужинъ въ этомъ старомодномъ туалет?. Она не застала этой моды, которая прошла двадцать л?тъ тому назадъ и казалась ей теперь весьма старинною. Маэстро взволнованно прислонился къ спинк? кресла.

– Хосефина! Хосефина!

Это была она въ томъ вид?, какъ образъ ея сохранился въ его памяти: Хосефина изъ времени чуднаго л?та въ окрестностяхъ Рима, въ розовомъ плать? и соломенной шляп?, придававшей ей видъ прелестной крестьяночки изъ оперетки. Мода, надъ которою см?ялась теперь молодежь, была въ его глазахъ самою красивою и художественною изъ вс?хъ, изобр?тенныхъ женскимъ вкусомъ модъ, потому что она напоминала ему весну его жизни.

– Хосефина! Хосефина!

Но онъ продолжалъ молчать. Эти возгласы зарождались и умирали въ его мысляхъ. Онъ не р?шался ни шевелиться, ни говорить, точно боялся, что чудная иллюзiя исчезнетъ тогда. Она же улыбалась и, повидимому, наслаждалась впечатл?нiемъ, производимымъ ею на маэстро; а увидя свое отраженiе въ зеркал? вдали, она нашла даже, что этоть оригинальный туалетъ нисколько не портитъ ея.

– Гд? мн? устроиться? С?сть или стоять?

Маэстро съ трудомъ могъ говорить; его сдавленный голосъ звучалъ хрипло. Она можетъ устроиться, какъ желаетъ… И она ус?лась въ кресл?, въ такой поз?, которая казалась ей въ высшей степени изящною – подперла одну щеку рукою и скрестила ноги, точно въ своей уборной, въ театр?; а изъ подъ юбки высунулась нога въ розовомъ, вышитомъ чулк?, въ той шелковой оболочк?, которая напоминала художнику другую, обожаемую ножку.

Это была она! Передъ нимъ была живая Хосефина, отъ которой исходилъ знакомый запахъ чуднаго т?ла.

Инстинктъ и привычка заставили его взяться за палитру и кисти, чтобы набросать контуры этой фигуры. О, рука старика, негибкая и дрожащая!.. Куда д?валась легкость его кисти, в?рный глазъ, его поразительный талантъ? Неужели онъ, правда, писалъ прежде? Неужели онъ былъ д?йствительно художникомъ Реновалесомъ?.. Онъ забылъ сразу все. Черепъ его казался пустымъ, рука парализованною, б?лое полотно внушало ужасъ чегото нев?домаго… Онъ не ум?лъ работать, не могъ работать. Вс? его усилiя были тщетны. Мысли его притупились. Можетъ-быть… въ другой разъ. Теперь у него стучало въ вискахъ, лицо было бл?дно, а уши такъ красны, точно изъ нихъ сейчасъ хлынетъ кровь. Языкъ изсохъ отъ страшной жажды.

«Красавица Фреголина» увид?ла, что онъ бросаетъ палитру и подходитъ къ ней съ видомъ хищнаго животнаго.

Но она не испугалась; такiя распаленныя лица были знакомы ей. Животная вспышка входила, очевидно, въ программу; зять художника предупредилъ ее объ этомъ въ дружеской бес?д?… Этотъ важный и видный сеньоръ былъ такой же, какъ вс? мужчины; животныя чувства были одинаково свойственны и ему.

Онъ подошелъ къ ней съ распростертыми объятiями, кр?пко прижалъ къ себ?, упалъ къ ея ногамъ со страстнымъ, глухимъ стономъ, точно задыхался. А она, добрая, сострадательная женщина старалась ободрить его, склонивъ голову и протянувъ губы съ банальноласковою и машинальною гримаскою, которая служитъ профессiональнымъ клеймомъ подобныхъ женщинъ.

Этотъ поц?луй окончательно свелъ маэстро съ ума.

– Хосефина! Хосефина!

Ароматъ счастливыхъ дней отд?лялся отъ ея платья и окутывалъ это чудное т?ло. Это было ея платье, ея т?ло! Ему хот?лось умереть у ея ногъ, задохнуться отъ горячаго желанiя, которое невыразимо мучило все его существо. Это была она, ея глаза… Ея глаза! Но, поднявъ взглядъ и устремивъ его на н?жные зрачки женщины, чтобы увид?ть свое отраженiе въ ихъ колеблющейся поверхности, онъ увид?лъ два холодныхъ глаза, которые разглядывали его съ изумленiемъ и профессiональнымъ любопытствомъ, насм?шливо наслаждаясь съ высоты своего невозмутимаго величiя животнымъ опьян?нiемъ и безумiемъ челов?ка, который стоналъ и лежалъ у ея ногъ.

Изумленiе заставило Реновалеса очнуться. Онъ почувствовалъ, что на плечи его опустилось что то ледяное, парализующее, и глаза его подернулись туманомъ разочарованiя и отчаянiя.

Сжималъ ли онъ, правда, Хосефину въ своихъ объятiяхъ?.. Это было ея т?ло, ея ароматъ, ея платье, ея бл?дное лицо, напоминавшее поблекшiй цв?токъ… Но н?тъ; это была не она! Эти глаза!.. Тщетно гляд?ли они на него теперь иначе, испугавшись неожиданной реакцiи въ немъ, тщетно смягчились, засiявъ н?жностью, по привычк? ловкой профессiоналки. Напрасенъ былъ обманъ; онъ вид?лъ глубже, заглядывалъ въ эти ясныя окна до самой глубины и находилъ тамъ только пустоту. Души Хосефины тутъ не было. Запахъ т?ла женщины пересталъ сводить его съ ума, это была ложная эссенцiя. Передъ нимъ было лишь воспроизведенiе обожаемой вазы, душа же, ?имiамъ улетучились навсегда.

Реновалесъ поднялся, отступилъ назадъ, глядя на женщину удивленными глазами, и упалъ на диванъ, закрывъ лицо руками.

Услыша его стоны, женщина испугалась и поб?жала въ уборную, чтобы сбросить зто платье и уб?жать. Этотъ господинъ былъ должно-быть сумасшедшiй!

Маэстро плакалъ. Прощай, молодость! Прощайте, желанiя! Прощай, иллюзiя, чарующая сирена жизни, исчезнувшая навсегда! Безполезно искать, безполезно мучиться въ одиночеств? жизни. Смерть прочно завлад?ла имъ; онъ принадлежалъ отнын? ей, и только она могла воскресить его молодость. Весь этотъ самообманъ ни къ чему не велъ. He встр?тить ему женщины, которая напоминала бы ему покойную, какъ эта продажная баба, которую онъ заключилъ въ свои объятiя… и всетаки это была не она!

Столкнувшись лицомъ къ лицу съ д?йствительностью въ эту минуту напряженiя, онъ увид?лъ, какъ нав?ки исчезло то неопред?ленное что-то, что заключалось въ т?л? его Хосефины, его Обнаженной, которая доставляла ему столько чудныхъ минутъ по ночамъ въ юные годы.

Глубокое, неизгладимое разочарованiе влило въ его т?ло ледяное спокойствiе смерти.

Падайте, огромныя башни иллюзiи! Рушьтесь, обманчивыя укр?пленiя, возведенныя страстнымъ желанiемъ путника украсить свой путь и закрыть горизонтъ!.. Дорога лежала теперь передъ нимъ открытая, сухая, пустынная. Напрасно присаживался бы онъ на краю дороги, зад?рживаясь въ пути, напрасно склонялъ бы голову, чтобы не вид?ть ничего. Ч?мъ дольше оставался бы онъ сид?ть, т?мъ дольше длились бы муки страха. Ему предстояло постоянное и непосредственное созерцанiе страшнаго конца посл?дняго странствiя, конца, откуда н?тъ возврата, чернаго, глубокаго ущелья смерти.

КОНЕЦЪ.

notes

Примечания

1

Las Meninas (Придворныя дамы) – одна изъ лучшихъ картинъ Веласкеса.

2

Los Borrachos – пьяные. Прим?ч. перев.

3

Onza – золотая монета въ 80 песетъ. Прим. перев.