Обнаженная

И она разсказывала пустяшныя непрiятности своего существованiя. Чтобы не быть преждевременно вдовою, ей приходилось сопровождать мужа во время по?здокъ въ автомобил? и интересоваться его экскурсiями, которыя прежде развлекали ее, а теперь стали невыносимы.

– Мы ведемъ жизнь бродягъ, папа. В?чно глотаемъ пыль и отмахиваемъ километры за километрами. А я такъ люблго Мадридъ, что не могу жить вн? его.

Она ус?лась на кол?няхъ у отца и говорила, заглядывая ему въ глаза, поглаживая его волосы, трепля за усы, точно шаловливая д?вчонка… почти такъ же, какъ та, другая.

– Кром? того, онъ большой скупердяй. Ему все равно, если я буду од?та, какъ б?дная м?щаночка. Все кажется ему слишкомъ дорогимъ для меня. Папочка, помоги мн? въ затрудненiи; мн? нужно только дв? тысячи песетъ. Эта сумма вывезетъ меня изъ б?ды, и я не буду приставать къ теб? съ новыми просьбами о деньгахъ. Пожалуйста, папочка милый. Д?ло въ томъ, что мн? сейчасъ нужны деныи. Я нарочно подождала до крайняго срока, чтобы не безпокоить тебя слишкомъ рано.

Реновалесу было не по себ? подъ тяжестью дочери, сид?вшей у него на кол?няхъ; эта пышная красавица расположилась у него, какъ д?вочка. Ея дочерняя дов?рчивость раздражала его, а женскiй запахъ напоминалъ тотъ запахъ, который разливался ночью по пустымъ комнатамъ его особняка и мучилъ его. Казалось, что Милита унасл?довала отъ покойной ея плоть.

Онъ оттолкнулъ дочь довольно грубо; она приняла это за отказъ. Лицо ея стало печально, глаза овлажнились, и отецъ раскаялся въ своей р?зкости. Его удивляли эти постоянныя просьбы о деньгахъ. На что ей деньги? Онъ напомнилъ ей о прекрасныхъ свадебныхъ подаркахъ, о царской выставк? платьевъ и драгоц?нностей, устроенной въ этой самой мастерской. Чего ей недоставало?.. Но Милита съ удивленiемъ гляд?ла на отца. Co времени свадьбы прошло уже больше года, Видно, что отецъ ничего не понимаетъ въ подобныхъ вещахъ. Неужели она станетъ носить одни и т? же платья, шляпы или украшенiя въ теченiе долгаго, безконечнаго перiода времени… дольше дв?надцати м?сяцевъ? Какой ужасъ! В?дь, это м?щанство! И отъ такой чудовищной перспективы на глазахъ ея показались н?жныя слезки, къ великому ужасу маэстро.

Нечего плакать, Милита. Что ей нужно? Денегъ? На сл?дующiй день онъ пошлетъ ей, сколько потребуется. Дома онъ держалъ всегда мало денегъ, надо было взять изъ банка… она не могла понять такихъ вещей. Но поб?да эта придала Милит? мужества, и она продолжала настаивать на своей просьб? съ поразительнымъ упорствомъ. Онъ обманывалъ ее и несомн?нно не вспомнилъ бы о ней на сл?дующiй день; она хорошо знала отца. Кром? того деньги были нужны ей сейчасъ-же. Это было д?ломъ чести (и она произносила эти слова съ самымъ серьезнымъ видомъ), страхомъ передъ знакомыми дамами, которыя могли узнать про ея долги.

– Давай сейчасъ же, папочка. He будь гадкимъ. He д?лай себ? развлеченiя изъ того, чтобы злить меня. У тебя должны-быть деньги, много денегъ. Можетъ быть даже при себ?. Постой-ка, гадкiй папка, я обыщу тебя, я посмотрю твой бумажникъ… Пусти, пусти. Конечно, онъ при теб?… несомн?нно при теб?.

Она шарила руками по груди отца, разстегнула его рабочую куртку и дерзко щекотала его при этомъ, стараясь попасть во внутреннiй карманъ. Реновалесъ сопротивлялся довольно вяло. Глупая! Это пропащее время! Все равно не найдетъ бумажника. Онъ никогда не носилъ его въ этой куртк?.

– Вотъ онъ, лгунишка! – воскликнула она радостно, продолжая обыскивать отца. – Я нащупала его. Сейчасъ вытащу!.. Погляди.

Она была права. Художникъ забылъ, что вынималъ бумажникъ утромъ изъ стола, чтобы уплатить по счету, и по разс?янности сунулъ его потомъ въ рабочую куртку.

Милита открыла его съ жадностью; это глубоко огорчило отца. О, эти женскiя руки, дрожавшiя при поискахъ денегъ! Онъ успокоился при мысли о крупномъ состоянiи, которое скопилъ за жизнь, и о разноцв?тныхъ бумагахъ, хранившихся въ одномъ изъ шкаповъ. Все это предназначалось для дочери и могло спасти ее можетъ быть отъ опасности, въ которую постоянно вовлекала ее жажда жизни, страсть къ украшенiямъ и мелкое женское честолюбiе.

Руки ея мигомъ завлад?ли порядочнымъ количествомъ кредитныхъ билетовъ всевозможныхъ разм?ровъ и сд?лали изъ нихъ пачку, которую она сжала кр?пко пальцами.

Реновалесъ протестовалъ противъ ея насилiя.

– Отдай деньги, Милита, не будь ребенкомъ. Ты оставляешь меня безъ гроша. Завтра я пришлю теб? сколько нужно; отдай теперь… Это-же форменный грабежъ.

Она уклонялась отъ него, выпрямилась во весь ростъ, отб?жала отъ отца на почтительное разстоянiе, высоко подняла руку надъ шляпою, чтобы спасти свою добычу, и громко разсм?ялась надъ своею шалостью… И не подумаетъ вернуть! Ни одной бумажки! Она не знала, сколько ихъ тутъ, но р?шила пересчитать ихъ дома, уб?жавъ теперь поскор?е, и потребовать на сл?дующiй день недостающее.

Маэстро тоже расхохотался въ конц? концовъ, заразившись ея весельемъ. Онъ б?галъ за Милитою, не желая поймать ее, грозилъ ей съ искусственною строгостью, называлъ ее воровкою, кричалъ о помощи. Такъ проб?жали они по вс?мъ мастерскимъ. Передъ т?мъ, какъ исчезнуть окончательно, Милита остановилась у посл?дней двери и властно подняла палецъ въ б?лой перчатк?.

– Такъ завтра остальное. Смотри не забудь… Помни твердо, что это очень серьезное д?ло. Прощай, я жду тебя завтра.

И она исчезла, оставивъ въ отц? прiятное воспоминанiе о веселой б?готн? въ мастерскихъ.

Конецъ дня прошелъ печально. Реновалесъ просид?лъ до вечера передъ портретами жены, глядя на ея чрезм?рно красивую голову, которая производила на него впечатл?нiе самаго удачнаго портрета. Мысли его окутывались мракомъ, надвигавшимся изо вс?хъ угловъ и застилавшимъ полотна. Только въ окнахъ мерцалъ еще слабый, туманный св?тъ, перер?занный черными линiями в?токъ въ саду.

Онъ былъ одинокъ… одинокъ навсегда. Онъ пользовался, правда, любовью этой взрослой д?вочки, которая только-что вышла изъ мастерской, веселая, безчувственная ко всему, что не льстило ея юношескому тщеславiю и здоровой красот?. Онъ пользовался привязанностью этого стараго пса – Котонера, который не могъ жить, не видя его, но былъ неспособенъ посвятить ему всю свою жизнь и д?лилъ свое время между нимъ и другими знакомыми, ревностно оберегая свою безшабашную свободу.

И это было все… Очень немного.

Старость приближалась. Онъ вид?лъ передъ собою р?зкiй, красноватый св?тъ, который раздражалъ его глаза, и разстилавшiйся передъ нимъ пустынный и однообразный путь отчаянiя… а въ конц? его смерть. Смерть! Каждый зналъ о ней; это была единственная твердая ув?ренность у людей. И т?мъ не мен?е люди проводили большую часть жизни, не думая, не вспоминая о ней.

Смерть походила на эпидемiи въ далекихъ странахъ, гд? люди гибнутъ миллiонами. Объ этихъ эпидемiяхъ говорятъ, какъ о совершившихся фактахъ, но безъ ужаса или страха. «Еще далеко до насъ; нескоро доберется».

И самъ онъ не разъ говорилъ о смерти, но не проникаясь истиннымъ значенiемъ этого слова и чувствуя въ то же время, что онъ живетъ и связанъ съ жизнью иллюзiями и желанiями.

Смерть находилась въ конц? жизненнаго пути; никто не могъ изб?жать встр?чи съ нею, но вс? откладывали это свиданiе. Тщеславiе, желанiя, любовь, грубыя животныя потребности отвлекали людей отъ мысли о ней. Такъ л?са, долины, голубое небо и извилистыя, зеркальныя р?ки занимаютъ путника и скрываютъ отъ него роковой конецъ странствiя, черное, бездонное ущелье, къ которому ведутъ вс? пути.

Для Реновалеса настали посл?днiе дни. Тропа его жизни стала пустынной и печальной, растительность б?дной, роскошныя аллеи зам?нились с?вернымъ мхомъ, жалкимъ и р?дкимъ. До него долетало уже ледяное дыханiе мрачнаго ущелья, онъ вид?лъ его въ конц? пути, шелъ прямо ко входу. Чудныя поля иллюзiй съ ц?пями блестящихъ горъ, замыкавшихъ прежде горизонтъ, остались позади, а вернуться къ нимъ было невозможно. Никто не возвращается на этомъ пути назадъ.

Онъ провелъ полжизни въ борьб? за богатство и славу, над?ясь воспользоваться ими впосл?дствiи для наслажденiя любовью… А смерть? Кто думалъ о такихъ вещахъ? Это было въ то время далекою и безсмысленною угрозою. Онъ считалъ себя предназначеннымъ для высокой миссiи; смерть не см?ла подступиться и придти раньше, ч?мъ работа его будетъ окончена. Ему предстояло еще въ то время много д?ла… И что же? Все было сд?лано теперь и на его долю не оставалось челов?ческихъ желанiй. Bee y него было… Передъ нимъ не вставали больше химерическiя укр?пленiя, которыя надо было взять штурмомъ. На очищенномъ отъ препятствiй горизонт? видн?лось только одно… забытая имъ смерть.

Онъ не желалъ вид?ть ея. Передъ нимъ лежала еще довольно длинная часть пути, который могъ продлиться, смотря по силамъ путника, а y него были здоровыя ноги.

Но, о ужасъ! Идти впередъ втеченiе долгихъ л?тъ, устремивъ взглядъ на мрачное ущелье, видя только его въ конц? жизненнаго пути, и не им?ть возможности хоть на минуту избавиться отъ ув?ренности, что именно ждетъ впереди, это было сверхчелов?ческою пыткою, которая несомн?нно побудила бы его ускорить шаги и б?жать б?гомъ, чтобы кончить жизнь, какъ можно скор?е.

Придите, обманчивыя облака, которыя застилаютъ горизонтъ, скрывая д?йствительность, отравляющую хл?бъ, омрачающую душу и заставляющую людей проклинать свое появленiе на св?тъ!.. Приди, славный миражъ, который д?лаетъ рай изъ мрачной пустыни посл?днихъ дней! Ко мн?, иллюзiя!

И б?дный маэстро искусственно раздувалъ посл?днiй призракъ своихъ желанiй, связывая съ любимымъ образомъ покойной всю силу своего воображенiя и желая влить въ него новую жизнь частью своей жизни. Онъ хваталъ пригоршнями грязь прошлаго, всю массу воспоминанiй, чтобы создать огромный, очень большой образъ, который занялъ бы всю дорогу, замкнулъ бы горизонтъ и скрылъ бы отъ него до посл?дней минуты мрачное ущелье въ конц? пути.

V

Поведенiе маэстро Реновалеса вызвало удивленiе и даже негодованiе среди вс?хъ его друзей. Графиня де-Альберка тщательно подчеркивала въ разговорахъ со знакомыми, что ее не связывало съ художникомъ ничего кром? ледяныхъ и самыхъ церемонныхъ отношенiй.

– Онъ сошелъ съ ума, – говорила она. – Его жизнь кончена. Отъ прежняго Реновалеса осталось одно воспоминанiе

Котонеръ со своею непоколебимою в?рною дружбою приходилъ въ негодованiе, когда до его ушей долетали разные толки о знаменитомъ художник?.

– Вовсе онъ не пьянствуетъ. Все это ложь. He могутъ не сочинять ерунды про знаменитыхъ людей!

Онъ составилъ себ? опред?ленное мн?нiе о Марiано и зналъ о его жажд? бурной жизни и о желанiи подражать молодежи, несмотря на вполн? зр?лый возрастъ; Реновалесъ стремился познать тайны скверной жизни, о которой онъ не разъ слышалъ, не р?шаясь принять въ ней участiя.

Котонеръ относился къ образу жизни маэстро съ большимъ снисхожденiемъ. Несчастный!

– Охота теб? безобразничать! – говорилъ онъ другу. – Ты набросился на эти гадости такъ жадно, какъ доброд?тельный челов?къ, который началъ стариться. Ты ставишь себя въ дурацкое положенiе, Марiано.

Но чувство искренней дружбы побудило его уступить просьбамъ маэстро и принять участiе въ его новой жизни. Онъ согласился наконецъ переселиться въ особнякъ и занять своимъ б?днымъ скарбомъ одинъ изъ кабинетовъ Реновалеса, окруживъ художника отеческою заботливостью. Старый неудачникъ жал?лъ друга. Это была самая обыкновенная исторiя: «кто не переб?сился смолоду, тотъ б?сится на старости л?тъ». Такъ и Реновалесъ, посл? серьезной, трудовой жизни, бросился, словно подростокъ, въ б?шеный круговоротъ, находя удовольствiе въ грубыхъ развлеченiяхъ и видя въ нихъ небывалыя прелести.

Котонеръ часто приставалъ къ нему съ упреками. Къ чему упросилъ его маэстро переселиться въ особнякъ?.. Все равно онъ бросалъ его ц?лыми днями одного въ дом?, не желая брать съ собою, и оставлялъ его караулить особнякъ, точно в?рнаго дворецкаго. Старый неудачникъ подробно разспрашивалъ про его жизнь. Ученики Академiи Художествъ, останавливавшiеся по вечерамъ у подъ?зда Академiи, часто вид?ли, какъ Реновалесъ проходилъ по улиц? Алкали, закутанный въ плащъ, съ таинственнымъ видомъ, который невольно привлекалъ всеобщее вниманiе,

– Это Реновалесъ. Вонъ тотъ въ плащ?.

И они сл?дили съ любопытствомъ, возбуждаемымъ въ людяхъ каждымъ знаменитымъ именемъ, за его странствованiями по широкой улиц?. Онъ шелъ, нигд? не останавливаясь, молча, какъ бы ожидая чего-то. Иной разъ, очевидно, утомившись отъ ходьбы, онъ садился въ кафе за столикъ, и любопытные ученики сл?дили за нимъ, заглядывая въ окна. Онъ опускался на стулъ съ подавленнымъ видомъ и устремлялъ туманный, неподвижный взоръ на стоявшую передъ нимъ рюмку, въ которой всегда было одно и то же – коньякъ. Онъ выпивалъ ее вдругъ залпомъ, платилъ и быстро выходилъ, какъ челов?къ, принявшiй невкусное л?карство. И снова пускался онъ на разв?дки, глядя жадными глазами изъ-подъ плаща на вс?хъ одинокихъ женщинъ, возвращаясь назадъ, чтобы идти сл?домъ за особами на высокихъ каблукахъ, въ темныхъ, разв?вающихся юбкахъ, запачканныхъ уличною грязью. Въ конц? концовъ онъ исчезалъ, повидимому, сд?лавъ выборъ, сл?дуя по пятамъ за какою-нибудь женщиною, всегда бол?е или мен?е одинаковаго вида. Ученики знали уже вкусъ великаго художника; онъ предпочиталъ маленькихъ, слабыхъ, бол?зненныхъ женщинъ, грацiозныхъ, точно вянущiй цв?токъ, съ большими, затуманенными, грустными глазами.

Вокругъ имени маэстро создалась легенда о странномъ извращенiи чувствъ. Враги его охотно повторяли эту легенду въ мастерскихъ, а большая публика, которая не можетъ представить себ?, чтобы знаменитые люди вели такой же образъ жизни, какъ вс? остальные, и приписываетъ имъ всевозможныя причуды и чудовищныя привычки, стала съ наслажденiемъ говорить о манiи художника Реновалеса.

Во вс?хъ учрежденiяхъ, торгующихъ живымъ товаромъ, отъ приличныхъ квартиръ скромнаго буржуазнаго вида на лучшихъ улицахъ до вонючихъ и сырыхъ притоновъ, выбрасывающихъ свой товаръ по ночамъ на грязныя улицы, повторялась исторiя одного господина, вызывавшая всюду искреннiй см?хъ. Онъ являлся, закутанный въ плащъ, съ самымъ таинственнымъ видомъ, быстро сл?дуя за какою-нибудь несчастною женщиною въ шуршащихъ, накрахмаленныхъ юбкахъ. Онъ входилъ въ грязный подъ?здъ съ н?которою боязнью, поднимался по крутой и извилистой л?стниц?, на которой пахло жильемъ, жадными руками торопилъ женщину обнажить т?ло, точно у него не хватало времени, и онъ боялся умереть раньше осуществленiя своего желанiя, и вдругъ б?дной женщин?, которая съ безпокойствомъ сл?дила за его лихорадочнымъ молчанiемъ и голодомъ хищнаго животнаго, сверкавшимъ въ его глазахъ, приходилось съ трудомъ сдерживать см?хъ. Художникъ безжизненно опускался на стулъ и весь уходилъ въ созерцанiе нагого т?ла, не слыша грубыхъ словъ, которыя вылетали изъ устъ изумленной женщины, не обращая вниманiя на ея пригласительные жесты и пробуждаясь отъ этого состоянiя только, когда оскорбленная въ своемъ самолюбiи женщина начинала снова од?ваться. «Еще, еще немного». Подобныя сцены кончались почти всегда жестомъ отвращенiя, выражавшимъ горькое разочарованiе. Иной разъ живые манекены зам?чали въ глазахъ этого челов?ка печальное и бол?зненное выраженiе, точно онъ собирался расплакаться. Въ такихъ случаяхъ онъ посп?шно уб?галъ, закутавшись въ плащъ, стыдясь самого себя, съ твердымъ р?шенiемъ никогда бол?е не возвращаться въ такiя м?ста и побороть въ себ? демона голоднаго любопытства, который неизм?нно пробуждалъ въ немъ при встр?ч? съ женщинами неудержимое желанiе разсмоьр?ть ихъ обнаженное т?ло.

Эти слухи долетали до ушей Котонера въ вид? слабыхъ отголосковъ. Марiано! Марiано! Старый другъ не р?шался высказывать ему въ лицо порицанiя за ночную жизнь, изъ боязни вызвать бурю протеста со стороны вспыльчиваго маэстро. Надо было влiять на него осторожно. Но что открыто вызывало строгую критику со стороны стараго друга, это т? люди, которыми окружилъ себя художникъ.

Вторая, ложная весна жизни побуждала его искать общества молодежи, и Котонеръ ругался на пропалую, когда, по выход? изъ театра, заставалъ друга въ кафе среди новыхъ товарищей, большинство которыхъ годились ему въ сыновья. Это были почти исключительно начинающiе художники; н?которые изъ нихъ были довольно талантливы, другiе же отличались только длиннымъ языкомъ; вс? они гордились дружбою съ знаменитымъ челов?комъ, находя, точно самолюбивые карлики, удовольствiе въ томъ, чтобы обходиться съ нимъ, какъ со старымъ прiятелемъ, насм?хаясь даже надъ его слабостями. О, ужасъ!.. Н?которые, наибол?е нахальные шли даже такъ далеко, что говорили ему ты, относились къ нему, какъ къ старой развалин? и позволяли себ? д?лать сравненiя между его творчествомъ и т?ми произведенiями, которыя они создадутъ со временемъ. «Марiано, искусство идетъ теперь по инымъ путямъ».

– Ну, какъ же теб? не стыдно! – возмущался Котонеръ. – Ты похожъ на школьнаго учителя среди малол?тнихъ учениковъ. Стоило бы выдрать тебя хорошенько. Такой челов?къ, какъ ты, и терпитъ дерзости этихъ мелкихъ людишекъ.

Реновалесъ отв?чалъ старику невозмутимымъ добродушiемъ. Эти люди были очень симпатичны; они развлекали его, онъ находилъ въ нихъ юношескую радость жизни. Они ходили вм?ст? съ нимъ въ театръ, въ music-halls, къ женщинамъ, знали, гд? можно найти красивыхъ натурщицъ. Съ ними онъ могъ ходить во многiя м?ста, гд? не р?шался появляться одинъ. Его преклонные годы, серьезный видъ и физическое безобразiе проходили незам?ченными среди этой веселой компанiи.