Обнаженная

Однажды вечеромъ, выйдя отъ дочери въ обществ? Котонера, Реновалесъ сказалъ другу н?сколько загадочнымъ тономъ:

– Приходи ко мн? завтра утромъ. Я покажу теб? кое-что. Оно еще не готово, но я хочу, чтобы ты посмотр?лъ… ты одинъ. Никто не сможетъ оц?нить моей работы лучше тебя.

И онъ добавилъ съ видомъ художника, довольнаго своимъ произведенiемъ.

– Прежде я могъ писать только то, что вид?лъ передъ собою. Теперь я изм?нился. Это стоило мн? не малыхъ трудовъ… но ты самъ увидишь.

Въ голос? его звучало радостное торжество по поводу устраненньiхъ затрудненiй и ув?ренность въ созданiи великаго произведенiя.

Котонеръ явился на сл?дующее утро спозаранку и съ любопытствомъ вошелъ въ запертую для вс?хъ мастерскую.

– Смотри! – сказалъ маэстро съ величественнымъ жестомъ.

Другъ посмотр?лъ. Противъ св?та стоялъ на мольберт? большой холстъ. Онъ былъ почти весь покрытъ с?рымъ фономъ, на которомъ скрещивались и переплетались неясныя линiи, обнаруживавшiя неув?ренное исканiе разныхъ контуровъ одного и того же т?ла. Сбоку было пестрое пятно, на которое маэстро указывалъ рукою; это было женская голова, р?зко выд?лявшаяся на однообразномъ фон? картины.

Котонеръ задумался. И это была д?йствительно работа великаго художника? Въ ней не чувствовалось руки маэстро. He смотря на то, что Котонеръ былъ неважнымъ художникомъ, глазъ у него былъ в?рный, и онъ сразу зам?тилъ неув?ренность, страхъ, неловкость, борьбу съ ч?мъ-то нереальнымъ, что ускользало отъ кисти и отказывалось подчиниться опред?ленной форм?. Неестественность выраженiя и изысканное преувеличенiе сразу бросались въ глаза; огромные глаза были чудовищно велики, ротъ малъ, почти какъ точка, кожа – блестящей, сверхъестественной б?лизны. Только въ зрачкахъ проглядывало что-то особенное; глаза эти гляд?ли издапека и св?тились блескомъ, который сiялъ, казалось, на полотн?.

– Много я потрудился. Ни одна картина не доставила мн? столько страданiй, какъ эта. А это еще только голова, т. е. самое легкое! Т?ло еще впереди; это будетъ божественная нагота, какой никто никогда не видалъ. И ты одинъ увидишь ее, только ты!

Старый неудачникъ не гляд?лъ больше на полотно. Онъ съ изумленiемъ перевелъ взглядъ на художника, не понимая ни картины, ни таинственной обстановки.

– И видишь, я писалъ безъ модели! Безъ живого созданiя передъ глазами, – продолжалъ маэстро. – Я руководился только этими, но это лучше всего, самое наглядное, что можетъ быть.

Эти были вс? портреты покойной, снятые со ст?нъ и разставленные на мольбертахъ и стульяхъ, образуя т?сный кругъ около начатой картины.

Котонеръ былъ не въ силахъ дольше сдерживать свое изумленiе и прикидываться наивнымъ простякомъ:

– Ахъ! Такъ это!.. Такъ ты… хот?лъ написать портретъ Хосефины!

Реновалесъ откинулся назадъ отъ сильнаго изумленiя. Ну, да, Хосефину. А кого-же больше? Гд? у него глаза? И сердитый взглядъ его поразилъ Котонера до глубины души.

Тотъ снова взглянулъ на голову. Да, это она; но красота ея была не отъ мiра сего; эта духовная, неестественная красота могла быть свойственна лишь новому челов?честву, свободному отъ грубыхъ потребностей и посл?днихъ остатковъ в?ковыхъ животныхъ чувствъ. Старикъ гляд?лъ на безчисленные портреты прежнихъ временъ и узнавалъ черты лица Хосефины въ новомъ произведенiи, но зд?сь он? были озарены внутреннимъ св?томъ, который преображалъ краски и придавалъ лицу Хосефины что-то новое и странное.

– Узнаешь-ли ты ее наконецъ? – спросилъ маэстро, тревожно сл?дившiй за впечатл?нiемъ, которое картина произвела на друга. – Похожа она? Скажи, в?рно-ли я схватилъ сходство?

Котонеръ солгалъ изъ состраданiя. Да, похожа, теперь онъ разгляд?лъ ее наконецъ… Только она зд?сь красив?е, ч?мъ въ д?йствительности… Хосефина никогда не была такъ красива.

Теперь Реновазесъ взглянулъ на друга съ удивленiемъ и состраданiемъ. Б?дный Котонеръ! Несчастный неудачникъ! Парiя искусства! Онъ не могъ подняться надъ толпою и не зналъ никакихъ стремленiй кром? желанiя насытиться. Что онъ понималъ въ такихъ вещахъ! Глупо спрашивать у него сов?та!..

Старикъ не узналъ Хосефины, и все-таки это былъ лучшiй и самый точный ея портретъ.

Реновалесъ носилъ ея образъ въ душ?; онъ вид?лъ его, какъ только сосредоточивалъ на немъ свои мысли. Никто не могъ знать Хосефины лучше его. Остальные забыли ее. Такою онъ вид?лъ ее… и такова она была въ д?йствительности.

IV

Графин? де-Альберка удалось таки проникнуть однажды вечеромъ въ мастерскую маэстро.

Лакей вид?лъ, какъ она подъ?хала, по обыкновенiю, въ наемномъ экипаж?, прошла черезъ садъ, поднялась по л?стниц? вестибюля и вошла въ прiемную. Въ ея твердой походк? обнаруживалась р?шимость женщины, которая идетъ къ ц?ли прямо и не колеблясь. Онъ попробовалъ почтительно задержать ее, с?меня на м?ст? и заступая ей дорогу каждый разъ, какъ она пробовала обойти его, передразнивая его слова. Сеньоръ работаетъ! Сеньоръ никого не принимаетъ! Какое строгое распоряженiе! И ни для кого не д?лается исключенiй! И она прошла прямо, грозно нахмуривъ брови. Глаза ея св?тились холоднымъ гн?вомъ и выражали твердую р?шимость наградить лакея въ случа? надобности пощечиною и пройти въ мастерскую хотя-бы черезъ его трупъ.

– Ладно, ладно, голубчикъ, посторонитесь-ка лучше.

Гордый и раздраженный тонъ важной дамы внушилъ б?дному лакею такой страхъ, что онъ не зналъ, какъ дольше противостоять этому вторженiю шелковыхъ юбокъ и кр?пкихъ духовъ. Повернувшись неловко, красавица натолкнулась нечаянно на столъ изъ итальянской мозаики, на которомъ стояла старинная ваза. Взглядъ ея невольно скользнулъ по ваз?.

Это продолжалось одинъ мигъ, не больше; но женскому любопытству было достаточно этого времени, чтобы узнать голубые конверты съ б?лою каемкой, выглядывавшiе изъ груды карточекъ ц?льными кончиками или невзр?занными краями. Только этого недоставало!.. Бл?дность графини прiобр?ла зеленоватый отт?нокъ, и важная дама продолжала путь съ такимъ б?шенымъ видомъ, что лакей не посм?лъ задерживать ее и остался стоять позади нея, смущенный и подавленный, опасаясь гн?ва Реновалеса.

Услышавъ громкiй стукъ каблуковъ на паркетномъ полу и шуршанье юбокъ, Реновалесъ направился къ двери въ тотъ самый моментъ, когда графиня появилась въ мастерской съ трагическимъ выраженiемъ лица.

– Это я.

– Вы?.. Ты?..

Онъ не сразу могъ оправиться отъ волненiя, страха и смущенiя.

– Садись, – произнесъ онъ холодно,

Она с?ла на диванъ, а онъ остался стоять передъ нею.

Оба гляд?ли н?сколько изумленно, словно они не узнавали другъ друга посл? разлуки, которая длилась нед?лями, а казалась имъ долгол?тнею.

Реновалесъ смотр?лъ на нее холодно, и т?ло его не испытывало животной потребности, какъ-будто графиня была чужимъ челов?комъ, отъ котораго желательно поскор?е избавиться. Его удивляла зеленоватая бл?дность ея лица, презрительная складка губъ, жестокiй, блестящiй взглядъ и горбатый носъ, почти встр?чавшiйся съ губами. Графиня была сильно раздражена, но жестокое выраженiе исчезло изъ ея глазъ, какъ только она взглянула на друга.

Инстинктъ женщины успокоился съ перваго взгляда. Реновалесъ тоже изм?нился въ своемъ одиночеств?. Длинные волосы и нечесанная борода обнаруживали въ немъ озабоченность и поглощенiе вс?хъ его мыслей одною неуклонною идеею, которая заставляетъ забывать о вн?шности.

Ревность графини мигомъ разс?ялась. Она подозр?вала, что онъ увлекся другою женщиною, съ истиннымъ непостоянствомъ художника, и пришла, чтобы накрыть его на м?ст? преступленiя. Она знала вн?шнiе признаки влюбленности, потребность прихорашиваться, нравиться и доводить заботы о вн?шности до крайности.

Она разглядывала его неряшливый туалетъ довольными глазами, останавливаясь на грязномъ плать?, запущенныхъ рукахъ, отросшихъ ногтяхъ, выпачканныхъ красками, и на вс?хъ подробностяхъ, обнаруживавшихъ отсутствiе всякихъ заботъ о вн?шности. Несомн?нно, что художникъ увлекся какою-нибудь кратковременною причудою, упорною прихотью. Взглядъ его сверкалъ лихорадочнымъ блескомъ, но не оправдывалъ ея подозр?нiй.

Несмотря на эту успокаивающую ув?ренность, Конча была склонна расплакаться, и заран?е приготовленныя слезы съ трудомъ сдерживались ею на краю в?къ. Она поднесла руку къ глазамъ и откинулась съ трагическимъ видомъ въ уголъ дивана. Она была очень несчастна и глубоко страдала, проведя н?сколько ужасныхъ нед?ль. Что это такое въ самомъ д?л??.. Почему исчезъ онъ безъ единаго слова, безъ объясненiя, когда она любила его сильн?е, ч?мъ когда-либо, когда чувствовала себя способною бросить все, устроить огромный скандалъ и переселиться къ нему, чтобы быть его подругою и рабою?.. А письма, ея б?дныя письма, даже не распечатывались, точно она была надо?дливою просительницею и обращалась за подачками. А она-то провела столько безсонныхъ ночей, изливая въ этихъ письмахъ всю свою душу!.. Въ тон? ея звучало оскорбленное чувство писателя, горькое разочарованiе по поводу того, что остались неизв?стными вс? т? прелести, которыя она переносила на бумагу, съ довольною улыбкой, посл? долгаго раздумья! О, эти мужчины! Какiе они жестокiе эгоисты! He стоятъ они женской любви!

Графиня продолжала плакать, и Реновалесъ гляд?лъ ня нее, точно на другую женщину. Она казалась ему теперь см?шною. Слезы безобразили ее, согнавъ съ ея лица безстрастную улыбку красивой куклы.

Маэстро попробовалъ оправдываться, но не горячо, безъ особеннаго желанiя уб?дить подругу и только, чтобы не показаться жестокимъ. Онъ много работалъ; пора было вернуться къ прежней трудовой, плодотворной жизни. Она забыла, видно, что онъ – художникъ съ довольно крупнымъ именемъ и им?етъ свои обязанности передъ обществомъ. Онъ не принадлежалъ къ числу т?хъ молодыхъ господъ, которые могли посвящать ей ц?лые дни и проводить всю жизнь у ея ногъ, точно влюбленные пажи.

– Надо быть серьезнымъ, Конча, – добавилъ онъ холодно-педантичнымъ тономъ. – Жизнь не игрушка. Я долженъ работать и работаю. Я и самъ не помню, какъ давно не выхожу уже отсюда.

Она сердито встала, отвела руки отъ глазъ и обличительно взглянула на него. Онъ лгалъ. Онъ выходилъ изъ дому, но не нашелъ нужнымъ ни разу зайти къ ней.

– Ты просто желаешь порвать со мною… Если бы ты зашелъ хоть на минутку, Марiано, чтобы дать мн? возможность уб?диться въ томъ, что ты не изм?нился и попрежнему любишь меня. Но ты много разъ выходилъ изъ дому; тебя вид?ли на улиц?. Ты достаточно изв?стенъ въ Мадрид?, чтобы не пройти по улиц? незам?ченнымъ. По утрамъ ты ходилъ въ музей Прадо. Публика вид?ла, какъ ты часами не сводилъ глазъ, точно идiотъ, съ одной картины Гойа, изображавшей голую женщину. Опять къ теб? возвращается прежняя манiя, Марiано!.. Теб? и въ голову не пришло зайти ко мн? или отв?тить на мои письма. Сеньоръ важничаетъ и доволенъ т?мъ, что его любятъ. Онъ позволяетъ людямъ преклоняться передъ нимъ, точно онъ – кумиръ ихъ, и ув?ренъ, что его будутъ любить т?мъ больше, ч?мъ груб?е онъ съ людьми! О, эти мужчины! Эти художники!

Она стонала, но въ голос? ея не звучало уже теперь раздраженiе, какъ въ первыя минуты. Ув?ренность въ томъ, что ей не придется бороться съ влiянiемъ другой женщины, успокоила графиню, и она тихо жаловалась теперь только, какъ жертва, которая желаетъ пострадать вторично.

– Но сядь-же, – воскликнула она вдругъ среди рыданiй, указывая на диванъ рядомъ съ собою. – Перестань стоять, иначе я подумаю, что ты хочешь выжить меня поскор?е.

Художникъ с?лъ, но довольно робко, изб?гая соприкосновенiя съ нею и особенно съ ея руками, которыя инстинктивнс искали предлога ухватиться за него. Онъ догадывался о желанiи Кончи выплакаться на его плеч?, забыть все и осушить улыбкою посл?днiя слезы. Такъ происходило д?ло и въ другихъ случаяхъ, но Реновалесъ зналъ эту игру и демонстративно откинулся назадъ. Подобныя штуки не должны были повторяться, если-бы даже онъ желалъ возвращенiя къ прежнему. Надо было высказать правду во чтобы то ни стало, положить навсегда конецъ ихъ сношенiямъ и сбросить съ плечъ тяжелое бремя.

Онъ заговорилъ мрачнымъ, прерывающимся голосомъ, устремивъ взоръ на паркетъ и не р?шаясь поднять глазъ изъ страха встр?тить взгядъ Кончи, которая – онъ чувствовалъ это – пристально уставилась на него.

Онъ уже давно собирался написать ей, но все боялся, что не съум?етъ ясно изложить свои мысли, и этотъ страхъ заставлялъ его откладывать письмо со дня на день. Теперь-же онъ былъ очень радъ, что Конча явилась лично, и лакей оказался не въ силахъ задержать ее. Они должны были поговорить, какъ товарищи, и совм?стно обсудить будущность. Пора положить конецъ глупостямъ. Они должны были сд?латься т?мъ, о чемъ Конча мечтала въ прежнiя времена, т. е. друзьями, и только. Она была красива и сохранила св?жесть юности, но время не проходитъ безсл?дно, и онъ самъ чувствовалъ себя старикомъ и гляд?лъ на жизнь съ н?которой высоты, какъ смотрятъ на воду въ р?к?, не входя въ нее.