Обнаженная

Портной удивлялся всегда его поразительному ум?нью и в?рному глазу въ выбор? матерiи и фасона. Всего Лопесъ де-Соса тратилъ на свой туалетъ около пяти тысячъ дуро въ годъ и говорилъ обоимъ художникамъ съ величайшимъ простодушiемъ:

– Порядочный челов?къ не можетъ тратить меньше, если хочетъ од?ваться прилично!

Лопесъ де-Соса являлся въ домъ Реновалеса въ качеств? хорошаго знакомаго посл? того, что тотъ написалъ его портретъ. Несмотря на свои автомобили, шикарный туалетъ и знакомство съ титулованными особами, ему не удавалось прочно пустить корни въ высшемъ обществ?. Онъ зналъ, что за нимъ водилось прозвище «маринованный красавчикъ» въ вид? намека на отцовскую фабрику, и что барышни въ томъ кругу, гд? онъ бывалъ, ужасались мысли выйти замужъ за «молодого челов?ка съ консервами», какъ его тоже называли въ обществ?. Поэтому онъ очень гордился знакомствомъ съ Реновалесомъ.

Онъ попросилъ художника написать его портретъ и заплатилъ, не торгуясь, чтобы портретъ усп?лъ появиться на выставк? картинъ. Это былъ недурной способъ выдвинуться и втереться въ среду знаменитыхъ людей, съ которыхъ маэстро писалъ портреты. Зат?мъ онъ сошелся ближе съ маэстро, разсказывая повсюду о «своемъ прiятел? Реновалес?» такимъ естествениымъ тономъ, точно тотъ не могъ жить безъ него. Это обстоятельство сильно подняло его въ глазахъ знакомыхъ. Кром? того онъ относился къ маэстро съ искреннимъ уваженiемъ съ т?хъ поръ, какъ тотъ, уставъ однажды выслушивать его скучныя пов?ствованiя про усп?хи въ фехтовань?, бросилъ кисть и, снявъ со ст?ны старую шпагу, обм?нялся съ нимъ н?сколькими ударами.

– Браво, донъ Марiано! Вы не забыли того, чему выучились въ Рим?.

Бывая часто въ дом? художника, Лопесъ де-Соса скоро обратилъ вниманiе на Милиту, которая отв?чала его брачнымъ идеаламъ. За недостаткомъ лучшаго, онъ могъ удовлетвориться положенiемъ зятя Реновалеса. Вдобавокъ посл?днiй слылъ за очень богатаго челов?ка. Въ обществ? не мало говорили о высокой цифр? его заработка, и передъ художникомъ было еще много л?тъ трудовой жизни, что должно было сильно увеличить его состоянiе, единственною насл?дницею котораго была дочь.

Лопесъ де-Соса сталъ ухаживать за Милитою, пустивъ въ ходъ вс? свои чары. Онъ являлся каждый день въ новомъ костюм?, подкатывая къ особняку то въ роскошномъ экипаж?, то на одномъ изъ своихъ моторовъ. Изящный молодой челов?къ завоевалъ расположенiе матери, что было д?ломъ нелегкимъ. Такой мужъ подходилъ ея дочери. Художника она не желала им?ть зятемъ. Тщетно над?валъ Сольдевилья яркiе галстухи и шикарные жилеты; соперникъ затмевалъ его. А хуже всего было то, что супруга маэстро, относившаяся къ нему прежде съ отеческою любовью, хотя и говорила ему по старой памяти ты, но принимала его теперь холодно, словно желая отнять у него всякiя иллюзiи относительно брака съ дочерью.

А насм?шливая Милита улыбалась и не выказывала предпочтенiя ни одному изъ своихъ послонниковъ: Она была, повидимому, равнодушна къ обоимъ. Художника, бывшаго ея другомъ д?тства, она приводила иной разъ въ отчаянiе, то унижая его своими насм?шками, то привлекая полною откровенностью, какъ въ т? давнiя времена, когда они играли вм?ст?. Но въ то же время ей нравилось изящество Лопеса де-Соса, и она весело см?ялась съ нимъ. Сольдевилья опасался даже, что они переписываются, какъ женихъ съ нев?стою.

Реновалесъ былъ въ восторг? отъ того, какъ дочь водитъ за носъ обоихъ молодыхъ людей. Она была мальчишкой въ юбк?; ее скор?е можно было назвать мужчиной, ч?мъ обоихъ поклонниковъ.

– Я знаю ее, Пепе, – говорилъ Реновалесъ Котонеру. – Ей надо предоставить полную волю, Какъ только она выскажется въ пользу того или другого, придется сейчасъ же пов?нчать ихъ. Она не изъ т?хъ, что ждутъ. Если мы не выдадимъ ее замужъ скоро и по ея желанiю, то она способна удрать съ женихомъ.

Отецъ вполн? понималъ желанiе Милиты поскор?е выйти замужъ. Б?дняжка вид?ла много горя дома. Мать была в?чно больна и изводила ее слезами, криками и нервными припадками; отецъ работалъ въ мастерской; единственною собес?дницею служила ей противная Miss. Спасибо еще Лопесу де-Соса, что онъ увозилъ ихъ иногда кататься; головокружительная ?зда успокаивала немного нервы Хосефины.

Самъ Реновалесъ отдавалъ предпочтенiе своему ученику. Онъ любилъ его почти какъ родного сына, и вынесъ не мало сраженiй, чтобы добиться для него стипендiи и наградъ. Правда, Сольдевилья огорчалъ его иногда мелочною изм?ною, потому что, завоевавъ себ? н?которое имя въ области искусства, занялъ независимую позицiю, расхваливая за спиною маэстро все, что онъ считалъ достойнымъ презр?нiя. Но даже при этихъ условiяхъ мысль о брак? Сольдевилья съ Милитою была ему прiятна. Зять – художникъ, внуки – художники; родъ Реновалесъ продолжался бы въ династiи художниковъ, которые наполнили бы исторiю блескомъ своей славы.

– Но знаешь, Пепе! Я боюсь, что д?вочка выберетъ другого. Она – настоящая женщина, а женщины ц?нятъ только то, что видятъ – здоровье, молодость.

И въ словахъ маэстро звучала н?которая горечь, какъ будто мысли его были далеки отъ того, что онъ говорилъ.

Зат?мъ онъ заговаривалъ о заслугахъ Лопеса де-Соса, какъ будто тотъ усп?лъ окончательно втереться въ семью.

– Онъ – славный малый, не правда ли, Пепе? Немного глупъ для насъ и не можетъ говорить десять минутъ безъ того, чтобы мы не начали з?вать. Прекрасный челов?къ… только не нашего круга.

Реновалесъ говорилъ съ н?которымъ презр?нiемъ о кр?пкой, здоровой молодежи съ д?вственнымъ умомъ, чуждымъ всякой культуры. Эти люди брали радости жизни приступомъ. Что это ча народъ! Гимнастика, фехтованiе, футболъ, верховая ?зда, сумасшедшее катанье на автомобил? – вотъ что заполняло все ихъ время. И вс? – отъ королей до посл?днихъ б?дныхъ м?щанъ – предавались этимъ д?тскимъ развлеченiямъ, какъ будто ц?ль челов?ческой жизни состояла въ томъ, чтобы развивать мускулы, пот?ть и интересоваться вс?ми перипетiями спорта. Мозгъ оставался безд?ятельнымъ, и вс? жизненныя силы сосредоточивались въ конечностяхъ т?ла. Умъ не культивировался и оставался окутаннымъ облакомъ д?тской дов?рчивости. Современные люди застывали, казалось, въ четырнадцатил?тнемъ возраст? и не шли дальше, удовлетворяясь моцiономъ и развитiемъ мускуловъ. Многiе изъ нихъ не знали или почти не знали женщинъ въ такомъ возраст?, когда прежнiя покол?нiя мужчинъ усп?вали уже пресытиться любовью. Все ихъ время уходило на безц?льный спортъ; они не усп?вали думать о женщинахъ. Любовь должна была скоро объявить забастовку, не выдерживая конкурренцiи со спортомъ. Молодые люди чуждались женщинъ и держались отд?льно, находя въ атлетическихъ упражненiяхъ удовлетворенiе, которое отнимало у нихъ всякiй интересъ къ инымъ удовольствiямъ. Это были большiя д?ти co здоровыми кулаками. Они могли выступать на бояхъ быковъ, но гляд?ли робко на приближающуюся женщину. Вс? ихъ жизненныя силы уходили на физическiя упражненiя. Черепъ ихъ былъ пустъ, и весь разумъ сосредоточился, казалось, въ рукахъ. Но каковы могли быть результаты всего этого?.. Можетъ-быть, это новое направленiе служило залогомъ бол?е здороваго и сильнаго челов?чества, которое не будетъ знать ни любви, ни страстей, и признавать физическую близость между полами только съ ц?лью продолженiя рода челов?ческаго. А можетъ-быть этотъ культъ силы и совм?стная жизнь мужчинъ, постоянно обнажающихъ свои т?ла другъ передъ другомъ и восторгающихся сильно развитыми мускулами, поведутъ къ гадкимъ извращенiямъ и воскресятъ древнеклассическiя времена, когда атлеты, привыкшiе къ презр?нiю женщинъ, доходили до самыхъ унизительныхъ поступковъ.

– Мы съ тобою были не такiе. Правда, Пепе? – говорилъ Реновалесъ, весело подмигивая другу. – Мы въ юности меньше заботились о своей вн?шности, но давали больше удовлетворенiя физическимъ потребностямъ. Мы не были такъ чисты т?ломъ, но душа наша стремилась не къ моторамъ и къ первымъ призамъ, а къ возвышеннымъ идеаламъ.

Онъ снова заговаривалъ о молодомъ франт?, пытавшемся втереться въ его семью, и насм?хался надъ его направленiемъ.

– Если Милита отдастъ ему предпочтенiе, я не буду препятствовать этому браку. Главное тутъ, чтобы, молодые жили въ согласiи. Онъ – славный малый и пойдетъ подъ в?нецъ чуть ли не ц?ломудреннымъ. Но боюсь какъ бы онъ не сталъ увлекаться посл? медоваго м?сяца снова своимъ спортомъ; б?дная Милита приревнуетъ его тогда къ этимъ увлеченiямъ, которыя поглотятъ, кстати сказать, добрую часть ея состоянiя.

Иной разъ, несмотря на то, что св?тъ былъ еще хорошъ для работы, Реновалесъ отпускалъ натурщика, если таковой им?лся на лицо, бросалъ кисть и выходилъ изъ мастерской, возвращаясь скоро въ пальто и шляп?.

– Пепе, пойдемъ, прогуляемся.

Котонеръ прекрасно зналъ, куда вели эти прогулки.

Они шли вдоль р?шетки парка Ретиро, спуспускались по улиц? де Алькалй, медленно лавируя между группами гуляющихъ, изъ которыхъ н?которые оборачивались и указывали собес?дникамъ на маэстро. «Тотъ, что повыше, это художникъ Реновалесъ». Вскор? Марiано съ нетерп?нiемъ ускорялъ шаги и переставалъ разговаривать; Котонеръ угрюмо сл?довалъ за нимъ, мурлыкая сквозь зубы. Подходя къ площади, старый художникъ зналъ, что они сейчасъ разстанутся.

– До завтра, Пепе, мн? въ эту сторону. Мн? надо повидать графиню.

Однажды онъ не ограничился этимъ краткимъ объясненiемъ. Отойдя на н?сколько шаговъ, онъ вернулся къ товарищу и произнесъ съ н?которымъ колебанiемъ:

– Послушай-ка: если Хосефина спроситъ, куда я хожу, не говори ей ничего… Я знаю, что ты и самъ не болтаешь лишняго, но она постоянно на сторож?. Я говорю теб? это, чтобы изб?жать объясненiй съ нею. Она и Конча не терпятъ другъ друга… Бабье д?ло!

II

Въ начал? весны, когда весь Мадридъ искренно пов?рилъ уже въ прочность хорошей погоды, и нетерп?ливые люди вынули изъ картонокъ свои л?тнiя шляпы, зима вернулась самымъ неожиданнымъ и изм?нническимъ образомъ. Небо затянулось облаками, и толстая пелена сн?га покрыла землю, потрескавшуюся отъ солнечнаго тепла, и сады, гд? распускались уже весеннiя почки и первые цв?ты.

Каминъ снова запылалъ въ гостиной графини де-Альберка, привлекая своею прiятною теплотою вс?хъ гостей, являвшихся къ «знаменитой графин?» въ т? вечера, когда она была дома, никуда не вы?зжая и нигд? не предс?дательствуя.

Однажды вечеромъ Реновалесъ съ восторгомъ отозвался о чудной картин?, которую представляли сады Монклоа. Онъ только что побывалъ тамъ и полюбовался роскошнымъ зр?лищемъ. Л?съ былъ окутанъ б?лою пеленою и погруженъ въ зимнее безмолвiе въ то время, какъ с?мена готовились уже пустить ростки. Жаль только что фотографы-любители такъ наводнили л?съ, что портили повсюду чистоту сн?га своими штативами.

Графиня воспылала д?тскимъ любопытствомъ. Ей хот?лось посмотр?ть это; она р?шила отправиться туда на сл?дующiйже день. Тщегно пытались друзья отговорить ее отъ этой по?здки, предупреждая о неустойчивости погоды. Сл?дующiй день могъ быть солнечнымъ и теплымъ, и сн?гъ того гляди растаетъ. Эти р?зкiя перем?ны погоды д?лали мадридскiй климатъ предательскимъ.

– Все равно, – упрямо повторяла Конча. – Я р?шила непрем?нно съ?здить въ Монклоа. Я не была тамъ уже н?сколько л?тъ. Это и немудрено при моемъ д?ятельномъ образ? жизни.

Она р?шила по?хать туда утромъ… впрочемъ, н?тъ, не утромъ. Она вставала поздно и принимала прежде всего членовъ «Женской Лиги», приходившихъ за сов?томъ. Лучше посл? завтрака. Жаль, что маэстро Реновалесъ работаетъ какъ разъ въ эти часы и не можетъ сопровождать ее! Онъ ум?етъ искренно восторгаться пейзажами, любоваться ими съ глубоко художественною чуткостью, и не разъ разсказывалъ ей о чудномъ вид?, во время заката солнца, изъ садовъ Монклоа. Это зр?лище было почти равно по красот? ясному вечеру въ Рим? на Пинчiо. Художникъ галантно улыбнулся. Онъ сд?лаетъ все возможное, чтобы быть на сл?дующее утро въ Монклоа и встр?титься тамъ съ графинею.

Графиня, повидимому, испугалась этого об?щанiя и бросила быстрый взглядъ на доктора Монтеверде. Но она жестоко обманулась въ надежд? получить упрекъ за легкомыслiе и изм?ну, такъ какъ докторъ остался вполн? равнодушнымъ.

Счастливый докторъ! Какъ ненавид?лъ его маэстро Реновалесъ! Это былъ красивый молодой челов?къ, хрупкiй, какъ фарфоровая фигурка; черты его лица были чрезм?рно красивы, что придавало физiономiи что-то каррикатурное. Черные, какъ воронье крыло, и блестящiе волосы съ синимъ отливомъ были расчесаны на проборъ надъ бл?днымъ лбомъ. Разр?зъ мягкихъ бархатныхъ глазъ былъ н?сколько узокъ; б?лыя, какъ слоновая кость, глазныя яблоки заканчивались ярко-красными уголками; это были настояшiе глаза одалиски. Красныя губы ал?ли изъ подъ закрученныхъ усовъ. Кожа его была матово-молочнаго тона, какъ цв?тъ камелiи. Блестящiе зубы переливали перламутромъ. Конча гляд?ла на него съ благогов?йнымъ восторгомъ. Разговаривая, она постоянно посматривала на него, спрашивая взглядомъ его сов?та, сожал?я внутренно, что онъ не проявляетъ деспотизма по отношенiю къ ней, желая быть его слугой и чувствовать его авторитетъ надъ своимъ капризиымъ и непостояннымъ нравомъ.

Реновалесъ презиралъ его, сомн?ваясь въ томъ, что онъ – настоящiй мужчина и высказывая на своемъ грубомъ жаргон? самыя ужасныя предположенiя.

Монтеверде былъ докторомъ естественныхъ наукъ, и жаждалъ, когда освободится въ Мадрид? ка?едра, чтобы выступить въ числ? конкуррентовъ. Графиня де-Альберка взяла его подъ свое покровительство и съ упоенiемъ говорила о Монтеверде со вс?ми серьезными господами, им?вшими хоть небольшое влiянiе въ университетскомъ мiр?. Въ присутствiи Реновалеса она разсыпалась всегда въ нев?роятныхъ похвапахъ доктору. Онъ былъ ученый челов?къ. Ее особенно восхищало то, что вся ученость Монтеверде ничуть не м?шала ему од?ваться съ утонченнымъ изяществомъ и быть красивымъ, какъ ангелъ.

– Такихъ чудныхъ зубовъ, какъ у Монтеверде, н?тъ ни у кого, – говорила она, глядя на него въ лорнетку въ присутствiи постороннихъ.

Иной разъ она прерывала общiй рааговоръ и выпаливала вдругъ, не зам?чая своей безтактности:

– Но вид?ли-ли вы руки доктора? Он? изящн?е моихъ и выглядятъ, какъ дамскiя ручки.

Художникъ возмущался этимъ откровенностями Кончи, которая ничуть не ст?снялась присутствiемъ мужа.

Его поражало спокойствiе важнаго сеньора съ орденами. Что онъ сл?пъ, чтоли? Графъ повторялъ только всегда съ отеческимъ добродушiемъ:

– Ахъ эта Конча! Какъ она бываетъ откровенна иногда! He обращайте на нее вниманiя, дорогой Монтеверде. Это ребячество, оригкинальности.

Докторъ улыбался. Его самолюбiю льстила среда обожанiя, которою окружала его графиня.

Онъ написалъ книгу по исторiи развитiя животныхъ организмовъ, о которой графиня отзывалась съ восторгомъ. Художникъ сл?дилъ съ удивленiемъ и завистью за перем?нами въ ея вкусахъ. Она перестала интересоваться музыкою, поэзiей и пластическимъ искусствомъ, занимавшими прежде ея непостоянный умъ, привлекаемый вс?мъ блестящимъ и звучнымъ. Она смотр?ла теперь на искусство, какъ на красивую и пустую игрушку, которая могла служить только для развлеченiя въ д?тскомъ перiод? челов?чества. Времена м?нялись; пора было стать серьезными и интересоваться наукой, чистой наукой. Она была покровительницею, добрымъ другомъ, сов?тникомъ ученаго челов?ка. И Реновалесъ находилъ у нея въ гостиной на столахъ и на креслахъ изв?стныя ученыя книги; он? были разр?заны только на половину. Конча набрасывалась на нихъ съ любопытствомъ, лихорадочно перелистывала страницы и бросала книги отъ скуки и непониманiя.

Гости ея – почти все старики, восторговавшiеся ея красотою и влюбленные въ нее безъ надежды – улыбались, спушая, какъ она говоритъ съ серьезнымъ видомъ о наук?. Н?которые, прiобр?вшiе видное имя на политическомъ поприще, наивно удивлялись ея разностороннему образованiю. Чего только не знала эта женщина! Куда имъ до нея! Остальные господа – знаменитые врачи, профессора, ученые, которые давно не занимались наукою – относились къ ней тоже съ одобренiемъ. Для женщины она была недурно образована. А Конча подносила изр?дка лорнетку къ глазамъ, чтобы насладиться красотою своего доктора, и говорила съ педатичною отчетливостью о протоплазм?, о размноженiи кл?токъ, о канибализм? фагоцитовъ, о челов?кообразныхъ и собакообразныхъ обезьянахъ, о дископлацентарныхъ млекопитающихъ и о питекантропос?, разсуждая о тайнахъ жизни просто и фамильярно и повторяя непонятныя научныя слова, какъ-будто это были люди изъ хорошаго общества, пооб?давшiе у нея наканун?.

Красавецъ Монтеверде стоялъ по ея мн?нiю, выше вс?хъ ученыхъ съ мiровою славою. Книги ихъ, которыми такъ увлекался докторъ, вызывали у нея мигрень; тщетно пыталась она понять глубокiя тайны этихъ крупныхъ томовъ. Но зато она прочитала книгу Монтеверде безчисленное множество разъ. Это было волшебное произведенiе, и она рекомендовала его для прiобр?тенiя вс?мъ своимъ знакомымъ, не шедшимъ въ чтенiи дальше романовъ или модныхъ журналовъ.

– Монтеверде – прекрасный ученый, – сказала графиня, разговаривая однажды вечеромъ наедин? съ Реновалесомъ. – Онъ только начинаетъ жизнь, но я помогу ему, и онъ будетъ генiемъ. Онъ поразительно талантливъ. О, если-бы вы прочитали его книгу! Знаетели вы Дарвина? Нав?рно н?тъ. Такъ онъ выше Дарвина, много выше.

– Еще-бы, – отв?тилъ художникъ: – этотъ Монтеверде красивъ, какъ херувимъ, а Дарвинъ былъ безобразный дядя.