Обнаженная

Графиня не знала, см?яться ей или принять слова Реновалеса въ серьезъ, и кончила т?мъ, что погрозила ему лорнеткою.

– Замолчите вы, гадкiй! Сейчасъ видно, что вы – художникъ. Вы не можете понять н?жной дружбы, чистыхъ отношенiй, братской любви, основанной на серьезномъ, совм?стномъ труд?.

Съ какою горечью см?ялся маэстро надъ этою чистою братскою любовью! Онъ ясно вид?лъ положенiе вещей, и Конча не отличалась достаточною осторожностью, чтобы скрывать свои чувства. Монтеверде былъ ея любовникомъ, занявъ м?сто одного музыканта; во времена этого счастливца Конча только и разговаривала о Бетховен? и Вагнер?, точно это были ея старые прiятели. А до музыканта она жила съ однимъ молодымъ герцогомъ, красивымъ малымъ, который выступалъ, по приглашенiю, на бояхъ быковъ и убивалъ несчастныхъ животныхъ, отыскавъ предварительно влюбленнымъ взоромъ графиню де-Альберка, которая нагибалась изъ ложи, съ б?лою мантильею и гвоздиками на голов?. Съ докторомъ она жила почти открыто. Стоило только послушать, какъ злобно отзывались о немъ завсегдатаи дома графини, утверждая, что онъ – дуракъ, и книга его ничто иное, какъ пестрый костюмъ Арлекина, и состоитъ изъ чужихъ мыслей, понахватанныхъ у разныхъ ученыхъ и плохо даже подтасованныхъ, благодаря нев?жеству доктора. Эти гости, оскорбленные въ своей старческой и молчаливой любви, тоже завидовали поб?д? молодого челов?ка, отбившаго у нихъ кумиръ, передъ которымъ они молча благогов?ли, оживляясь старческою страстью.

Реновалесъ возмущался самимъ собою. Тщетно боролся онъ со своимъ увлеченiемъ, побуждавшимъ его ходить къ графин? каждый вечеръ.

– He пойду больше туда, – говорилъ онъ съ б?шенствомъ по возвращенiи домой. – Хороша моя роль тамъ! Подп?ваю въ хор? старыхъ идiотовъ любовному дуэту. Подумаешь, стоитъ этого графиня!

Но на сл?дующiй день онъ опять шелъ къ графин?. Вс? его надежды были основаны на претенцiозно-гордомъ отношенiи Монтеверде къ графин?, на презр?нiи, съ которымъ тотъ принималъ ея обожанiе. Эта кукла съ усами не могла не надо?сть Конч?, и тогда она обратится къ нему, къ мужчин?.

Художникъ прекрасно понималъ происшедшую въ немъ перем?ну. Онъ сталъ другимъ и д?лалъ величайшiя усилiя, чтобы дома не зам?тили этой перем?ны. Онъ признавалъ, что влюбленъ, и это сознанiе доставляло ему удовлетворенiе, какъ каждому пожилому челов?ку, который видитъ во влюбленности признакъ молодости, возрожденiе къ новой жизни. Его толкнуло къ Конч? желанiе нарушить однообразiе своего существованiя, подражать другимъ, отв?дать прелестей изм?ны и выглянуть изъ строгихъ и кр?пкихъ ст?нъ домашняго очага, который становился все тяжел?е и невыносим?е. Сопротивленiе графини приводило его въ отчаянiе и только раздувало страсть. Онъ самъ плохо разбирался въ своихъ чувствахъ; можетъ-быть это было неудовлетворенное животное чувство и оскорбленное самолюбiе; ему было больно и обидно встр?тить отказъ, когда онъ впервые изм?нялъ доброд?тели, которой держался всегда съ дикою гордостыо, воображая, что вс? блага земныя ждутъ его, знаменитаго челов?ка, и ему стоитъ только протянуть руку, чтобы взять ихъ.

Онъ былъ униженъ и оскорбленъ этимъ крахомъ. Имъ овлад?вала глухая злоба каждый разъ, какъ онъ сравнивалъ свои с?дые волосы и глаза въ морщинахъ съ красивою мордочкою этого младенца-ученаго, сводившаго графиню съ ума. Ахъ, эти женщины! Чего стоилъ ихъ восторгъ и преклоненiе передъ наукою! Все это сплошная ложь. Он? поклонялись таланту только подъ красивой, юношеской наружностью.

Упорный характеръ Реновалеса побуждалъ его д?лать все возможное, чтобы сломить сопротивленiе графини. Безъ мал?йшаго раскаянiя вспоминалъ онъ о сцен? съ женою ночью въ спальн? и о презрительныхъ словахъ ея, предупреждавшихъ о невозможности усп?ха у графини. Но презр?нiе Хосефины только подбодряло его упорн?е стремиться къ достиженiю ц?ли.

Конча одновременно отталкивала и привлекала его. Несомн?нно, что любовь художника льстила ея самолюбiю. Она см?ялась надъ его объясненiями въ любви, обращая ихъ въ шутку и отв?чая ему такимъже тономъ. «Будьте посерьезн?е, маэстро. Этотъ тонъ вамъ не подходитъ. Вы – великiй челов?къ, генiй. Предоставьте лучше молодежи принимать видъ влюбленныхъ студентовъ». Но когда онъ, взб?шенный тонкою иронiею, клялся мысленно, что не вернется къ графин? никогда больше, она, повидимому, догадывалась объ этомъ, принимала ласковый тонъ и привлекала къ себ? художника такою прив?тливостью, которая сулила ему скорый усп?хъ.

Если онъ чувствовалъ себя оскорбленнымъ и умолкалъ, она сама заговаривала о любви и о в?чной страсти между людьми съ возвышеннымъ умомъ; эти чувства были основаны, по ея мн?нiю, на единств? мысли. И она не прерывала этихъ завлекательныхъ р?чей, пока маэстро не проникался снова дов?рiемъ къ ней и не предлагалъ ей опять своей любви, получая въ отв?тъ добродушную и въ то же время насм?шливую улыбку, словно онъ былъ большимъ, но неразумнымъ ребенкомъ.

Такъ жилъ маэстро, то окрыляемый надеждою, то впадая въ отчаянiе; Конча то привлекала, то отталкивала его, но онъ не могъ оторваться отъ этой женщины, какъ будто она заворожила его. Онъ искалъ, точно школьникъ, случая остаться съ нею наедин?, выдумывалъ предлоги, чтобы являться къ ней въ неурочные часы, когда гости не приходили, и бл?дн?лъ отъ досады, заставая у нея доктора и зам?чая атмосферу неловкости и натянутости, которую создаетъ своимъ присутствiемъ всякiй непрошенный, назойливый гость.

Слабая надежда встр?титься съ графинею въ Монклоа и погулять съ нею наедин? часъ или два, вдали отъ круга невыносимыхъ старичковъ, таявшихъ вокругъ нея отъ слюняваго обожанiя, не давала ему покоя всю ночь и все сл?дующее утро, какъ будто онъ шелъ д?йствительно на любовное свиданiе. Идти или н?тъ? Можетъ-быть ея об?щанiе означало простую прихоть и было давно забыто? Реновалесъ написалъ письмо одному бывшему министру, съ котораго писалъ портретъ, съ просьбою не прi?зжать на сеансъ, и взялъ посл? завтрака извозчика, прося гнать лошадь во всю мочь, словно онъ боялся опоздать.

Онъ прекрасно зналъ, что Конча прi?детъ въ Монклоа не ран?е, ч?мъ черезъ н?сколько часовъ, если явится вообще. Но сумасшедшее и совершенно неосновательное нетерп?нiе не давало ему покоя. Онъ воображалъ почему-то, что явившись раньше, онъ ускоритъ этимъ прi?здъ графини.

Онъ вышелъ на площадку передъ маленькимъ дворцомъ Монклоа. Извозчикъ у?халъ обратно въ Мадридъ вверхъ по алле?, конецъ которой терялся подъ сводомъ голыхъ деревьевъ.

Реновалесъ сталъ прогуливаться одинъ по площадк?. Солнце сiяло на небольшомъ кусочк? голубого неба, обрамленномъ густыми облаками. Всюду, куда не проникали лучи его, чувствовался р?зкiй холодъ. Тающiй сн?гъ обильно капалъ съ в?твей и стекалъ по стволамъ деревьевъ внизъ къ подножью ихъ. Л?съ плакалъ, казалось, отъ удовольствiя подъ ласками солнца, уничтожавшаго посл?днiе остатки б?лой пелены.

Художника окружало величественное безмолвiе природы, предоставленной самой себ?. Сосны качались подъ порывами в?тра, наполняя пространство звуками арфы. Площадка была окутана ледяною т?нью деревьевъ. Наверху надъ фронтономъ дворца плавно кружились искавшiе солнца голуби вокругъ стараго флагштока и классическихъ бюстовъ, почерн?вшихъ отъ непогоды и времени. Уставъ летать, они опускались на балконы съ заржав?вшими перилами и украшали старое зданiе букетами б?лыхъ перьевъ, придавая ему оригинальную прелесть. Посреди площадки находился фонтанъ въ вид? мраморнаго лебедя съ задранною къ небу головою, изъ которой вздымалась большая струя воды, усиливая своимъ журчаньемъ впечатл?нiе ледяного холода, чувствовавшагося въ т?ни.

Реновалесъ гулялъ, давя въ т?нистыхъ м?стахъ тонкiй ледъ, трещавшiй подъ его ногами. Онъ подошелъ къ полукруглой жел?зной балюстрад?, замыкающей площадку съ одной стороны. За р?шеткою изъ черныхъ в?твей, на которыхъ распускались первыя почки, видн?лась на горизонт? горная ц?пь Гуадаррамы – сн?жные призраки, сливавшiеся съ клубами облаковъ. Дал?е обозначались темныя, поросшiя соснами вершины горъ Пардо, а сл?ва склоны холмовъ, на которыхъ пробивалась первая травка, зеленая съ желтоватыми переливами.

У ногъ маэстро разстилались поля Монклоа, сады старинной разбивки, аллея вдоль р?чки. По дорогамъ внизу катились роскошные экипажи. Солнце отражалось на ихъ лакированной поверхности, точно огненная кисть. Луга и молодая зелень л?совъ выгляд?ли блестящими и чисто вымытыми отъ таянiя сн?га. Н?жная зелень вс?хъ тоновъ отъ темнаго до желтоватаго улыбалась изъ-подъ сн?га, чувствуя первыя ласки солнца. Вдали слышались частые ружейные выстр?лы, раскатывавшiеся въ тихомъ пространств? звучнымъ эхомъ. Это были охотники въ л?сахъ Деревенскаго Домика. Среди темныхъ стволовъ деревьевъ, на зеленомъ фон? луговъ сверкала вода подъ теплыми лучами солнца; то были небольшiе прудики, ручейки, лужи, образовавшiеся отъ таянiя и блест?вшiе, словно огромные мечи, затерянные въ трав?.

Реновалесъ почти не гляд?лъ на пейзажъ, который ничего не говорилъ сегодня его сердцу. Голова его была занята иными заботами. Онъ сл?дилъ глазами за приближающеюся изящною каретою и пошелъ ей навстр?чу. Это Конча!.. Но карета про?хала мимо, не останавливаясь и катясь медленно и величественно. Реновалесъ увид?лъ въ окн? фигуру старой, закутанной въ м?ха дамы съ впалыми глазами и искривленнымъ ртомъ. Голова ея покачивалась въ тактъ ?зд? отъ старческой дряхлости. Карета удалилась по направленiю къ маленькой церкви около дворца, и художникъ снова остался одинъ.

Охъ, Конча, нав?рно, не прi?детъ. У Реновалеса появилось предчувствiе, что онъ тщетно ждетъ ее.

Н?сколько д?вочекъ въ рваныхъ башмакахъ и съ жидкими напомаженными волосами стали б?гать по площадк?. Реновалесъ не зам?тилъ, откуда он? выб?жали. Это были, можетъ-быть, д?ти сторожа.

По алле? подходилъ стражникъ съ ружьемъ за спиною и рожкомъ на боку. За нимъ шелъ какой-то лакей, въ черномъ, съ двумя огромными датскими догами с?ро-голубого цв?та, которые выступали съ чувствомъ собственнаго достоинства, м?рно и осторожно, гордясь своею внушительною вн?шностью. Но экипажей не было видно. Ахъ ты, Господи!

Сидя на каменной скамь?, маэстро вынулъ изъ кармана маленькiй альбомъ, который всегда носилъ при себ?, и сталъ набрасывать фигуры д?вочекъ, б?гавшихъ вокругъ фонтана. Это было хорошимъ средствомъ для сокращенiя тяжелаго ожиданiя. Онъ зарисовалъ вс?хъ д?вочекъ по очереди, зат?мъ въ группахъ, пока он? не исчезли за дворцомъ. За отсутствiемъ развлеченiй, Реновалесъ всталъ со скамьи и сд?лалъ н?сколько шаговъ, шумно постукивая каблуками по земл?. Ноги его зазябли, а тщетное ожиданiе привело его въ ужасное надтроенiе. Онъ ус?лся на другой скамейк? подл? лакея въ черномъ, державшаго собакъ у своихъ ногъ. Доги неподвижно сид?ли, со спокойнымъ видомъ важныхъ людей и гляд?ли своими умными, с?рыми, мигающими глазами на господина, который внимательно поглядывалъ на нихъ и водилъ карандашомъ по альбому, лежавшему у него на кол?няхъ. Художникъ рисовалъ собакъ въ разныхъ позахъ, такъ увлекшись работою, что онъ забылъ о причин?, приведшей его сюда. Это были очаровательныя животныя! Реновалесъ любилъ вс?хъ животныхъ, въ которыхъ красота соединялась съ силою. Если бы онъ жилъ одинъ и по своему вкусу, то непрем?нно обратилъ-бы свой особнякъ въ зоологическiй садъ.

Ho лакей съ собаками ушелъ, и Реновалесъ снова остался одинъ. Мимо него медленно прошло н?сколько влюбленныхъ парочекъ и исчезло за дворцомъ по направленiю къ нижнимъ садамъ. За ними прошла толпа семинаристовъ въ разв?вающихся рясахъ, оставивъ посл? себя спецiальный запахъ здоровыхъ, ц?ломудренныхъ и грязныхъ т?лъ, свойственный конюшнямъ и монастырямъ. А графиня все еще не являлась!

Художникъ снова подошелъ къ балюстрад?. Онъ р?шилъ ждать еще не дольше получаса. Становилось поздно. Солнце стояло еще высоко, но пейзажъ изр?дка затуманивался. Облака, сдерживавшiяся до сихъ поръ на горизонт?, вырвались, казалось, на свободу и катились по небу, принимая фантастическiя формы и жадно носясь по небесному своду въ бурныхъ клубахъ, какъ будто они старались поглотить огненный шаръ, медленно скользившiй по лазуревому атласу.

Но вдругъ Реновалесъ почувствовалъ что-то врод? удара, какой-то уколъ въ сердце. Никто не дотрагивался до него; онъ почуялъ что-то своими возбужденными нервами. Онъ былъ ув?ренъ, что графиня близко, что она идетъ. И обернувшись, онъ д?йствительно увид?лъ, что она спускается вдали по алле?, вся въ черномъ, въ м?ховой жакетк?, съ маленькою муфтою и въ шляпк? съ вуалью. Ея высокiй, изящный силуэтъ выд?лялся на фон? желто-бурой земли, между стволами деревьевъ. Карета ея медленно катилась обратно по алле?, в?роятно, чтобы подождать наверху у школы землед?лiя.

Встр?тившись съ художникомъ посреди площадки, Конча протянула ему маленькую руку въ перчатк?, сохранившую теплоту муфты, и направилась съ нимъ къ балюстрад?.

– Я вн? себя отъ б?шенства… меня сейчасъ до смерти разозлили. Я не собиралась придти, совершенно забывъ о васъ, честное слово. Но выйдя отъ предс?дателя сов?та министровъ, я вспомнила о васъ. Я была ув?рена, что встр?чу васъ зд?сь и прi?хала, чтобы вы разогнали мое дурное настроенiе.

Реновалесъ вид?лъ, какъ сверкали нехорошимъ блескомъ ея глаза подъ вуалью, и какъ были искривлены злобою ея красивыя губы.

Она говорила быстро, желая излить поскор?е гн?въ, накопившiйся въ ея груди и не обращая вниманiя на окружающую обстановку, какъ будто сид?ла дома въ гостиной.

Она прi?хала прямо отъ премьера, къ которому за?зжала по д?лу. У графа было одно страстное желанiе, отъ осуществленiя котораго завис?ло его счастье и душевное спокойствiе. Б?дный Пако (мужъ ея) мечталъ объ орден? Золотого Руна. Только этого не хватало ему для полнаго комплекта крестовъ, орденовъ и лентъ, которыми онъ ув?шивалъ свою персону отъ живота до шеи, не оставляя непокрытымъ ни одного миллиметра на этой славной поверхности. Получивъ Золотое Руно, онъ могъ спокойно умереть. Кажется, почему бы не исполнить высшимъ сферамъ желанiя Пако, который былъ такъ добръ, что не могъ обид?ть и мухи? Что стоило дать ему эту игрушку и осчастливить б?дняжку?

– Н?тъ на св?т? друзей, Марiано, – говорила графиня съ горечью. – Премьеръ этотъ – дуракъ, который забылъ старыхъ друзей, какъ только занялъ постъ предс?дателя сов?та министровъ. А еще вздыхалъ, словно теноръ изъ зарзуэлы, ухаживая за мною (да, да, правда!), и собирался лишить себя жизни, видя, что я нахожу его дуракомъ и буржуа!.. Сегодня онъ былъ попрежнему любезенъ. Жалъ мн? руки, закатывалъ глаза къ небу. «Дорогая Конча, безподобная Конча» и всякiя другiя сладости. Совс?мъ, какъ въ сов?т?, когда онъ поетъ, точно старая канарейка. Однимъ словомъ, Золотого Руна б?дному Пако не получить. Премьеру очень жаль, но во дворц? не желаютъ этого.

И какъ будто она впервые попала въ это м?сто, графиня устремила злобный взглядъ на темные холмы, откуда слышались выстр?лы.

– А потомъ еще удивляются, почему люди возмущаются. Я – анархистка, слышите, Марiано? Я чувствую себя съ каждымъ днемъ все больше и больше революцiонеркою. He см?йтесь, пожалуйста, это вовсе не шутка. Б?дный Пако – святой агнецъ и пугается, когда слышитъ мои слова. «Голубушка, подумай, что ты товоришь. Мы должны быть въ хорошихъ отношенiяхъ съ дворцомъ». Но я протестую. Я знаю этихъ людей, это все одна дрянь. Почему не дать моему Пако Золотого Руна, если онъ такъ желаетъ им?ть его. Пов?рьте, маэстро, что наша трусливая и покорная Испанiя б?ситъ меня. Хорошо, если бы у насъ повторился французскiй 93-iй годъ. Если бы я была одинока, безъ этой ерундовской фамилiи и положенiя, то я выкинула бы здоровую штуку. Я бросила бы бомбу… или н?тъ, схватила бы револьверъ и…

– Пафъ! – сказалъ художникъ энергичнымъ тономъ, расхохотавшись отъ души.

Конча сердито отвернулась.

– Нечего шутить, маэстро, не то я уйду или поколочу васъ. Это много серьезн?е, ч?мъ вы думаете. Можете шутить по вечерамъ у меня въ гостиной.

Но она не выдержала серьезности и улыбнулась слегка, точно вспомнила что-то прiятное.

– Впрочемъ, я не во всемъ потерп?ла крахъ, – сказала она посл? краткаго молчанiя. – Я ушла не съ пустымиг руками. Предс?датель не хочетъ сд?лать себ? врага изъ меня и предложилъ мн? вм?сто ягненка кое что иное, а именно провести въ депутаты любого по моему указанiю при первыхъ-же дополнительныхъ выборахъ.

Реновалесъ широко раскрылъ глаза отъ удивленiя.

– А для кого вамъ это, голубушка? Кому вы собираетесь преподнести депутатское званiе?

– Для кого! – повторила Конча тономъ насм?шливаго удивленiя. – Для кого! А какъ вы думаете, большое дитя? Конечно, не для васъ. Вы, в?дь, ничего не знаете и не понимаете кром? своего искусства… Для Монтеверде, для доктора. Онъ сд?лаетъ великiя д?ла.

Тихая площадка огласилась громкимъ см?хомъ художника.

– Дарвинъ – депутатъ! Дарвинъ будетъ р?шать политическiе вопросы.

И онъ продолжалъ хохотать отъ этой комичной мысли.

– См?йтесь, см?йтесь, гадкiй. Открывайте пошире ротъ, потрясайте своею апостольскою бородою. Какъ вы очаровательны! Что же въ этомъ особеннаго?.. Да перестаньте же хохотать! Вы д?йствуете мн? на нервы. Я уйду, если вы не перестанете.

Они долго молчали. Непостоянство ея птичьяго ума и легкомыслiе заставили ее скоро забыть обо вс?хъ заботахъ. Она презрительно огляд?лась по сторонамъ, желая унизить художника. Такъ вотъ ч?мъ онъ восторгался! Стоило того! Они медленно начали прогулку, спускаясь къ старымъ садамъ, лежавшимъ на склон? позади дворца. Путь ихъ велъ среди откосовъ, поросшихъ мхомъ, по чернымъ ступенькамъ пологаго спуска.

Ничто не нарушало тишины. Вода н?жно шептала, стекая по стволамъ и образуя ручейки, которые зм?ились внизъ по склону, исчезая въ трав?. Въ т?нистыхъ уголкахъ лежали еще м?стами, словно хлопья б?лой шерсти, кучи сн?га, уц?л?вшаго отъ солнца. Птицы наполняли воздухъ своимъ чириканьемъ, напоминавшимъ р?зкiй звукъ алмаза по стеклу. Около л?стницъ цоколи изъ почерн?вшаго и изъ?деннаго камня говорили объ исчезнувшихъ статуяхъ и вазахъ, красовавшихся на нихъ въ былое время. Въ маленькихъ садахъ, разбитыхъ въ вид? геометрическихъ фигуръ, зелен?ли на каждомъ уступ? темные ковры газона. На площадкахъ п?ла вода, журча въ небольшихъ прудахъ, обнесенныхъ заржав?вшими р?шетками, или падая въ тройныя чаши высокихъ фонтановъ, оживлявшихъ одиночество своими безконечными жалобами. Всюду была вода: въ воздух?, въ почв?, наполняя все своимъ ледянымъ журчаньемъ и усиливая холодное впечатл?нiе отъ этого пейзажа, въ которомъ солнце выгляд?ло, какъ красный мазокъ, не дававшiй никакого тепла.

Графиня съ художникомъ прошли подъ темными сводами, среди огромныхъ, умирающихъ деревьевъ, обвитыхъ до вершинъ зм?ящимися кольцами плюща, зад?вая за в?ковые стволы, покрытые отъ сырости зеленоватыми и бурыми корками. Дорожки шли по склону горы. Съ одной стороны ихъ высились откосы, съ вершины которыхъ доносился звонъ колокольчиковъ; время отъ времени появлялся на голубомъ фон? пространства неуклюжiй силуэтъ л?нивой коровы. По другой сторон? дорожки тянулись грубыя перила изъ столбиковъ, выкрашенныхъ въ б?лый цв?тъ, а за ними, въ глубин?, разстилались мрачныя, пустынныя лужайки съ ручьями, плакавшими день и ночь среди дряхлости и запуст?нiя. Почва между деревьями была покрыта густымъ, колючимъ кустарникомъ. Стройные кипарисы и прямыя, кр?пкiя сосны съ тонкими стволами образовали частую колоннаду, пропускавшую св?тъ солнца – ложный, театральный св?тъ, точно въ апо?еоз?, – который разукрасилъ почву золотыми полосами и темными линiями.