Репликация. Книга вторая

– Можно еще Зигфрида порешить, – выдал Маурильо. – Ничего сложного, думаю, грохнуть его.

– Это тоже не выход, – осадил его Хакес. – Террор никогда еще не приносил добра, а за зло бороться смысла нет.

– Так ведь никто и не борется! – возмутился Хименос. – Все по норам, голову высунуть боятся. На народ никакой надежды нет, нужно действовать самим.

– Давно ли, сынки, у вас появилась идея задобрить богов? – спросил Хакес, не отводя от Маурильо пристального взгляда.

– Какая разница, когда к тебе приходит стоящая мысль?

– Действительно, – размеренно произнес Сесар. – Разницы нет, если мысль твоя. Но что-то мне не верится… Постарайся вспомнить: когда ты впервые подумал о самопожертвовании, что тогда происходило рядом с тобой? Где ты был в это время?

– На площади, – буркнул Маурильо. – Шел сюда.

– То есть, ты час назад решил, что дальше не стоит жить?

– Это неважно, где я был и что делал, когда принял верное решение! – со злостью выкрикнул Маурильо. – Не сбивайте меня с правильного пути, сеньор Хакес!

– Тише, дружище, – попытался успокоить его Хименос, но Маурильо ничего не желал слышать и только кричал, что никто ничего не делает и лишь ему под силу спасти Солерно.

– С ним что-то не так, – обронил Хакес, бросая на Хименоса быстрый взгляд. – Думаю, надо отвезти его домой.

– Может, к вам, сеньор Хакес? – неуверенно спросил Хименос.

– Можно и ко мне, – согласился Сесар. – Вызови мобиль, чтобы нам побыстрее убраться отсюда, мы и так уже привлекли слишком много внимания…

***

Вэл вел Нину по сверкающему, как зеркало, голубому графену. По периметру танцпола стояли столы для гостей, а в центре, словно цветочный остров посреди озера, возвышался стол новобрачных.

«Я никогда в жизни вальс не танцевала».

«Доверься мне. Это не очень сложно».

«Ну, да», – согласилась Нина не без сомнения.

Второй вальс Шостаковича заставлял забыть, что они не умеют летать: Вэл, ловко придерживая Нину за талию, кружил ее по танцполу. Под звуки скрипок Махинда бросал им под ноги орхидеи, а когда вступали духовые, все замирали, следя взглядом за новобрачными. Белое платье Нины плыло по воздуху, колыхаясь воланами, парадный мундир Вэла, тоже белый, отблескивая золотом пуговиц и шевронов, чем-то придавал ему сходство с адмиралом.

«Волшебство, – передала Нина. – Вэл, я не могу поверить…»

«Тебе хорошо?» – спросил он, замечая стоящего в стороне Кира. Крестник смотрел на них счастливо-тоскливо. Поймав на себе взгляд Вэла, он приветственно приподнял правую руку.

«Вынужден прервать счастливый момент, – услышал Вэл не Нину. – Мне жаль отвлекать тебя, но вмешиваться в земные дела больше не могу, только к тебе… Освободи резервное сознание, чтобы Нина нас не подслушала. Живее, Вэл!»

«Топильцин? Решил нас поздравить?»

«Поздравляю, но я не за этим. Держись ровно, а то Нину уронишь. Закрой глаза и сбавь темп. Молодец, быстро учишься».

«Говори, Топильцин, что случилось, короче».

«Маурильо и Хименос направляются на Уэхотитан. Зиги внушил им принести себя в жертву Тескатлипоке. Хакес с Родригесом пытаются их остановить, но они не успеют, если ты не подсуетишься. Это, если коротко».

«Немного дольше, Топильцин, ничего не понял: зачем Зиги внушать им такое?»

«Чтобы потом объявить о существовании тайного общества, занимающегося организацией покушений на статусных лиц, ну и на него самого в первую очередь, конечно. Это бы никого не удивило, но Зиги хочет объявить участников общества сторонниками черных нагвалей, практикующих человеческие жертвоприношения. Догадываешься, кому он повесит на шею орден главы тайного общества?»

«Хакесу».

«Сообразительный. Теперь постарайся предотвратить трагедию, под которой Зиги погребет и Хакеса, и Родригеса, и Маурильо, как уже упокоил полковника Сорго. Души, безвременно покинувшие землю, весьма обременительны для нас. Много хлопот с ними, неподготовленными… Иди, Вэл, сделай что-нибудь».

«Как я могу сейчас куда-то уйти? Это же моя свадьба, Топильцин! Я ни за что не оставлю Нину. Да и какой толк? Родригес, находясь там, не успевает, как успею я, находясь здесь?!»

«Успокойся, Вэл! – прогремел Кетцалькоатль. – Не нужно идти телом, это смешно. Отправляйся ментально. Сосредоточься и достань ситуацию отсюда, как тогда, когда Нину переносил из репликации».

Вэл вздрогнул, вспомнив, чего ему стоил тот перенос.

«Смогу ли? Ты уверен, что мне необходимо вмешаться?»

«Тебе решать, – холодно отозвался Кетцалькоатль. – Если бы я мог, не стал бы отвлекать, уж поверь. Но… Сам понимаешь, теперь не могу. Солерно – наша с тобой территория ответственности: если не я, то ты, больше пока некому».

«Пока? Ты на Грегора намекаешь, Топильцин?»

«Не намекаю, прямо говорю, и не о Грегоре, а о Марии. Не тяни время, Вэл. Я тебе помогу, чем смогу».

«Чем поможешь? Тебе же нельзя вмешиваться».

«Посижу у тебя в голове. В двух формах сознания одновременно ты еще не эффективен… Советую выбрать Хименоса, у него опосредованная конфабуляция. Иди! У тебя минут десять».

«Где они сейчас?»

«В ущелье Уэхо, им осталось только подняться на плато. Иди, Вэл!.. Прости, дорогая, я немного замечтался…»

«Я еще здесь! А ты уже к моей жене клинья подбиваешь!»

«О чем ты? Я – это ты, – рассмеялся Кетцалькоатль. – Для Нины, по крайней мере. Иди, Вэл! Время…»

«О чем же ты замечтался, дорогой?»

«Подумал, как хорошо было бы побывать в Солерно».

«Я не хочу туда возвращаться, – ужаснулась Нина. – Нет ни малейшего желания встречаться с дядей. Я боюсь его, Вэл. Он на все способен. Зачем нам туда?»

«Там родилась твоя мать, Нина, и я подумал, что детям необходимо увидеть родную землю».

«Родную землю? О чем ты, Вэл? Давай позже об этом поговорим. Мне не хочется сегодня думать о неприятном».

«Конечно, свет очей моих, как будет угодно».

«Вэл?» – Нина пристально смотрела на мужа.