Аридил распахнул глаза, глубоко вздохнул, покачал головой, и тут мне впервые представилось увидеть, как эльф смеется.
– Знаешь, лучшие философы моего народа не смогли бы разобраться в твоих словах. Ты задал вопрос, вопреки моему желанию, добился, что у меня не будет другого выхода, кроме как ответить, потом показал, что тебе важно, чтобы я поступил сообразно своему желанию, и наконец, заявил, что тебе «просто интересно». Там, у себя, тебя кто-нибудь понимал?
– Да там все такие, – махнул рукой я, пытаясь в свою очередь разобраться в хитросплетениях речи друга. – Так что насчёт клятвы?
– Я не знаю, – ответил Аридил. – Действительно не знаю. Клятву нельзя забрать – часть меня ушла, когда произносились слова. Я ее чувствую. Это как ожог, который саднит и не заживает, что бы ты ни делал. Но убить тебя, чтобы спасти семью, – он посмотрел на меня, и я увидел боль в его глазах, – все равно, что убить себя.
Признаться, такие объяснения навсегда отбивают желание спрашивать.
– Я каждый день думаю об этом, и иногда мне кажется, что схожу с ума, – Аридил закрыл глаза, и на его лице первый раз за бездну времени стали видны следы душевной борьбы.
– А может, тебе отодвинуть ее?
– Отодвинуть? – он вздрогнул.
– Ну, я не знаю, как сказать по-другому. Поставить на паузу что ли. К примеру, пока я не умер ещё раз, меня сложно назвать чудовищем из легенд, и потому ты ничего не предпринимаешь. А там – будет видно.
Аридил ненадолго задумался и не глядя в мою сторону произнес:
– Это необычная мысль. Мне надо подумать над твоим предложением.
– Правильно, давай подумай, поразмышляй, а я пока нашего упившегося от счастья товарища спать отведу, – я кивнул на Оррика, который откровенно дрых на лавке, оперевшись на меч. Даже во сне инквизитор продолжал гладить его по коже, из которой были сделаны ножны, и что-то ему нашептывать, будто читал колыбельную ребенку.
Это только так кажется, что все делал я. На самом деле Оррик на поверку оказался отличным организатором, и все «подай-принеси» со временем повисли на нем. Надо суметь так поставить процесс, чтобы каждая шестеренка двигалась, шуршала и не тормозила. Тут тебе и охрана, и атмосфера, и мелочи всякие. В итоге ни один клиент не ушёл недовольным. Нет конечно, уходили, ругаясь, и не раз, но не тем, как мы его приняли, а самим результатом.
С не меньшей отдачей в работу включился эльф, и хотя он лишь сидел на месте, но зато как! Играть принца, я вам скажу, надо уметь! Тут тебе и челюсть, и осанка, и взгляд – да даже просто повернуться к человеку Аридилу оказывалось иной раз достаточно, чтобы тот ощутил, что перед ним не рвань перекатная, а аристократ голубых кровей. Вот теперь я точно верю, что этикету у эльфов учат целых сто лет. Одного его вида хватало, чтобы решить большинство спорных вопросов.
Именно поэтому я решил взять эльфа с собой. Один я потеряюсь. Мой инструмент – наглость, а Свет этого и не оценит, и не потерпит. Так что будем бить графьев их же оружием. У них ведь за всем стоит репутация, и вот её-то мне необходимо поддерживать, что пунктик за пунктиком набирать очки.
Кстати, а купцы-то опять приперлись, да не по одиночке, как раньше, – пожаловала целая делегация во главе с толстым бородатым товарищем, посматривающем на остальных, как на шушеру. Ну да, вон и цепь на дубе том с половину моей руки толщиной. Понятное дело, что не из железа, уж больно блестит знакомо. На такой шеище пуд золота смотрелся изящным колье весьма тонкой работы.
Надо сказать, что понятие такта сим мужам было не слишком знакомо. Целых шесть весьма дородных душ заполнили собой кабинет до отказа, изрядно потеснив хозяев и растолкав прочих посетителей, которые даже вякнуть не посмели под их тяжелыми взглядами.
– Ты что ли тут кривду от правды отличить можешь? – к Оррику обратился один из вошедших, и как ни странно, вовсе не тот, кого я принял за главного.
Впрочем, ситуация вполне объяснима – сначала лезут бегут подчиненные, застрельщики. К тому, что за главного опять приняли Оррика, я относился уже философски – больше свободы действий.
– Вот он, – инквизитор ткнул в меня пальцем. – Я тут, если озорничать вздумаете. – с этими словами Оррик поправил меч на поясе. Был инквизитор необычайно хмур, неприветлив, а ещё, я почти уверен, утром он пытался отвинтить себе голову – недоперепил вчера от счастья, видать.
Все шесть пар глаз тем временем переползли на меня, и от растекшегося в воздухе разочарования и брезгливости мне захотелось пойти сполоснуть лицо. Видимо, этот крест на мне до скончания веков. Когда ж я, наконец, подрасту? Стану хотя бы большим и злобным карликом, а не маленьким и зеленым уродцем. С ненавистью совладать легче, чем с презрением – это я уже тоже выяснил.
– Э-э, – протянул тот, кто взял первое слово.
– Слабоумие не лечим, – рявкнул я от досады гораздо громче, чем следовало. – Это дальше по коридору.
Купец, высокий мужчина в длинном почти до колен пиджаке из тяжелой ткани, растерялся. Возникла неловкая пауза, во время которой мне наконец удалось рассмотреть типичного для торгового сословия Алаты представителя местной буржуазии. Конкретно этот явно принадлежал к ее верхушке: золото, шитье на одежде, сапоги со скрипом из отличной кожи и шапка наподобие папахи – примерно так выглядел мой посетитель. Сейчас он переводил взгляд с меня на своих спутников и хлопал глазами.
– На язык ты остер, как я погляжу – прогудел, наконец, «главный», видимо, потеряв надежду, что его люди скажут что-нибудь путное. – Вона даже Борста дара речи лишил. Но я все равно вашему брату не верю! Обведете вокруг пальца да ещё золота вам потом подавай.
На «главном» оказалось примерно такое же одеяние, как и на остальных, отличие, как водится, крылось в деталях. Все «детали» купца смотрелись гораздо увесистее, чем у остальных. И сам он смотрелся несколько более представительным. Купец поправил полу длинного, подбитого мехом, пиджака и уселся напротив, пока остальные в замешательстве толкались вокруг стола.
– Так зачем же пришли, раз не верите? – Поинтересовался я и добавил, чуть помедлив: – Уважаемые.
– Дык позабавиться, – громыхнул мой собеседник довольно. – Деньги-то малые. На вот.
С этими словами он бросил мне мешочек с жалобно звякнувшими монетами. Я на него даже не посмотрел.
– Оррик, подай-ка бумагу, – попросил я, не сводя глаз с нахала.
Когда инквизитор наконец смог продрать глаза и ползком добраться до кружки пива, заботливо оставленной у кровати, я попросил оценить его наши перспективы при наличии писульки де Бри. Оррик долго вертел документ, подслеповато щурясь. Наконец он прокашлялся и обалдело протянул его мне – читать он умел, хоть и делал это медленно, почти по слогам.
– Ну как? – я в принципе подозревал, что с тылами у нас теперь полный порядок, но одно дело чувствовать, и совершенно другое – знать наверняка.
– С этой бумагой можно ставить лоток с самыми жуткими амулетами рядом со входом во дворец, и на тебя даже взглянуть не посмеют косо. – промычал он, наконец. – Как ты ее получил?!
Сейчас я собирался преподать нахалу урок. Пусть угрозы никакой нет, продемонстрировать, кто здесь хозяин, не помешает. Щелкнем товарища купца по наглому носу.
– Грамоту разумеете? – как можно небрежнее сказал я и с этими словами отправил свиток по столу прямиком в его лапы. Он с лёгкостью поймал передачу и с ленцой развернул свернутый в трубочку бумажный лист.
Щелчок, господа, мне был нужен щелчок, а не хук справа, удар по почкам и контрольный в голову.
Толстяку сдавило воротником горло, и он принялся активно его оттягивать, как будто вместо обычной ткани ему привесили жернов. Он выронил бумагу и больше старался на нее не смотреть, как если бы оттуда за ним наблюдала змея. Нет, больше не следует палить из пушки по воробьям. Что же там такое написано?
– Не возражаю, если мы начнем сначала, – заметил я, делая знак Оррику спрятать баллистическое оружие. – Можете называть меня мастер Иан, я могу вам помочь раскрыть правду, если у вас возникла такая потребность.
Я и не заметил, как «главный» довольно прытко вскочил со стула и поклонился, так что это уже мне пришлось следить за своей челюстью.
– Мое имя Саводей-толстый, – уже совсем иным тоном промолвил он. Глядя на него, и остальные купцы принялись кланяться, причем существенно ниже своего предводителя. Видимо, произошедшее их изрядно потрясло, и теперь на меня смотрели совсем другими глазами.
– Я пришел по настоянию моих партнёров, – злобный взгляд в сторону. – Чтобы доказать, что невиновен.
– Мы не в суде, степень вины определяется в другом месте, вы ничего не перепутали, господа?
Саводей зыркнул на одного из пришедших, из чего я заключил, что передо мной не «пятеро на одного», а всё-таки «три на три». Не думаю, что этому «толстому» требовалась поддержка, скорее, он захватил с собой людей для ровного счета.
– Нам не с чем идти в суд, – вперёд выступил ещё один купец, на вид старше всех остальных.
– И вы додумались прийти сюда, – резюмировал я.
– Нам нужно знать правду, – промолвил ещё один. – А дальше мы уже среди себя порешаем.
– А я хочу, чтобы от меня отстали! – взревел Саводей, быстро оправившись от конфуза.
Они загомонили, голоса у купцов оказались под стать профессии – зычные да басовитые, были бы тут стекла, Клаусу пришлось бы их поменять – полопались бы на фиг. Но и перепонки у меня не железные – слушать всю эту дребедень не было никакого желания.
Оррик понял меня без слов. Всё-таки друг у меня с головой на плечах – как гаркнул! Некоторые из купцов аж присели, а Саводей окинул инквизитора уважительным взглядом.
– Давайте не будем устраивать тут базар, – сказал я и кивнул на лавки. – Рассаживайтесь и говорите по одному.