Он смотрел на стакан и бессмысленно кивал головой, не зная, как сказать, что много никогда не пьёт, а то чего доброго Полина примет его за слабака, мол, она женщина, хлещет дай боже, а он, как хлюпик – похуже бабы. Но ещё Жора ощущал над собой какую-то не видимую её власть, будто бы уже был опутан неведомой колдовской силой, которая исходила из её глаз. Рука точно сама несла стакан ко рту, он пил осторожно, через силу, ему казалось, как после каждого глотка голова наполнялась тяжёлым хмелем, и делалось веселей, и он вдруг осмелел.
Потом Жора с недоумённым изумлением смотрел, как Полина вновь наполнила стаканы на третий заход, при этом коротко глянула на него, оценивая по его виду, довольно ли ему последнего? Она заткнула бутыль деревянной пробкой и спрятала её в подполье.
Минуты две она сидела в безучастной позе, как будто тут с ней его вовсе не было…
– Ну чего? – тупо уставилась Полина. – Вроде на видок деловой, а сидишь, как мартышка.
– Не понял, – Жopа кинул на неё притворный, не понимающий взгляд, весь нахмурился и подался назад, точно это хмель его повёл. Разумеется, её намёк здорово кольнул в самолюбие, и в то же время как бы припугнул. Хотя сейчас он насторожился от страха неизвестности, а что же его тут ожидало? Но ещё раньше, когда входил в этот домишко, который хранил следы былых здесь кутежей. Приметы: в банке доверху окурки, пепел, на полу, расплюснутые пробки, семечная шелуха, и стоял прогорклый запах. Причём сама хозяйка этого притончика вызывала брезгливое отвращение, и недвусмысленно склоняла его к близости, чем, видать, тут занималась с первым встречным, подобно ему. А возможно, со своими постоянными партнёрами на этой кровати, от которой разило застарелым потом.
С сосущей тоской Жopa вспомнил Марину, и на него, будто мгновенно повеяло свежим воздухом её нравственной, телесной чистоты. Вот кто был прошлой ночью в его мыслях и грёзах…
В своей двадцатидвухлетней жизни, сколько бы он ни начинал дружить с девушками, всякий раз свидания оканчивались ничем. Эти неудачи Жоpa объяснял своим иногородним происхождением, почему-то было непросто найти отклик у городских коренных красавиц, если они узнавали, что он не местный.
После окончания пэтэу, он безоглядно влюбился в медсестру, будущая акушерка до него пережив неудачную любовь, решила закрепиться на жилплощади молодого строителя, когда находчивый, кавалер, помня о своих былых невезениях у девушек, расписал, что вот-вот получит две комнаты благоустроенной квартиры, лишь не учтя, что ему ещё предстояла служба в армии. А ей сулила разлуку, которая оказалась не по силам её нетерпеливому сердцу и горячему темпераменту, найдя у будущего воина такой же живой отклик своей бойкой натуре. Когда он получил повестку в военкомат, акушерка предложила ему искусственный способ поднятия кровяного давления, чтобы он добился отсрочки от призыва, и тем самым продлил её телесный рай.
Однако эта смекалка и псевдоучёность возлюбленной вовсе не вызвала в нём какого-либо восхищения. И тогда без особого труда Жора уяснил зыбкость их отношений, которые вскоре доказала разлука. Когда проходил службу в армии, его бывшая девушка нашла своё место в сердце другого, и с кем впоследствии удачно обвенчалась…
И вот Жоре казалось, что в образе Марины, он впервые встретил свой идеал, от которой превратностями судьбы и невероятными зигзагами его занесло на дачу к Полине.
На дворе под деревьями стояла непроглядная темень, хотя в два окошка дачной халупы с тёмно-синего звёздного неба сеялся бледный сумрак.
Жору невольно охватил ужас, когда Полина после реплики, что он якобы сидит как мартышка, с лёгкостью растленной женщины, стала снимать кофту, затем блузку, под которой без лифчика, выступали белые с розовыми сосками торчащие маленькие груди. Потом она встала с табурета и расстегнула юбку, при этом ни на миг, не отводя с Жоры цепких глаз.
– Что это ты делаешь? – спросил он дрожащим голосом не то от страха, не то от возбуждения.
Пока он это произносил, Полина осталась в одних трусах. Её нагота пронзительно ударила в голову, обнажив худое тело: особенно остро торчали ключицы и повергли его в полное смятение. А холодный взгляд, пристально направленный на него, словно выжимал из хмельного сознания всю энергию и он будто на глазах безнадёжно слабел.
Сначала ему показалось – он совершенно протрезвел, но вот снова в голове всё смутно видимое сдвинулось и завращалось перед глазами. То, что она не сняла с себя последнего, его как-то успокаивало и вселяло надежду, что она не сделает того, чего он так страшился. Главное, он был не в силах пошевелиться, совершенно заворожённый ею, как кролик перед удавом. Хотя отлично понимал – спасение его в одном: надо немедленно убежать из подстроенной таким образом Полиной ловушки. Потом, как во сне, он услышал её резкий, будто приказ, голос, который уже прозвучал почему-то без сипоты.
– Пей, бог любит троицу! – и рукой повелительно указала на полный стакан, который стоял перед ним.
И сам того не ведая, Жора безропотно ей подчинился: поднял стакан и отпил, точно желая найти в этом вине своё спасение, лишь бы потянуть время.
– Всё – до дна! – вскрикнула опять сипло она, и сама тоже не медля, потянулась за стаканом и скорыми, булькающими глотками выпила, при этом ни на миг, не сводя с него взгляда. В этот момент Жоре привиделось – её глаза как-то опасно приблизились к нему, зрачки расширились, и он, охваченный трепетом, заглянул в них помимо воли, как в чёрную дымящуюся бездну, почувствовав гулкие удары сердца. Допивая вино, он будто хотел заглушить его сильное биение. И, поставив стакан на стол, смело изрёк:
– Одевайся, пошутила и будет! – она недоумённо уставилась на него, он хотел было встать, но в ногах ощутил прилив свинцовой тяжести и снова опустился на табурет, испытывая в голове лёгкую свежесть, но сознание, словно расплывалось, как ртуть, повторил усилие встать, но его, точно кто привинтил к табурету. Сердце снова шумно и сильно заколотилось и лицо охватил жар, на лбу выступил зернистый пот.
Полина нашарила в своей одежде на кровати сигарету и закурила. Сигарета лихорадочно запрыгала в её тонких пальцах, а перед глазами, как светлячок, мельтешил малиновый кончик сигареты.
– Ну что, солдат, голой бабы испугался, ха-ха-ха! – она сипло, нервно засмеялась. Её тощие костлявые плечи заколыхались. Он даже не заметил, как она опять опасно к нему приблизилась, её трусы белели на уровне его груди. Своей рукой она провела плавно по коротким волосам, которые торчали ёжиком. Жора было сделал движение сбросить её руку, но она осталась на его голове; он пытался оттолкнуть от себя её худое тело, но вместо этого руки сами обхватили Полину вокруг шеи и она попятилась, увлекая его за собой. Он довольно легко, как-то невесомо, оторвался от табурета, и ему почудилось, как вместе с нею провалился в какую-то мягкую яму и дальше всё отчётливо уже ничего не мог припомнить, как сквозь зыбкий сон, что с ним всё-таки приключилось?
Сознание вновь к нему вернулось только возле своего барака. Во всём теле Жора чувствовал ледяной озноб, ноги от росы совершенно вымокли, голова буквально раскалывалась, словно её чем-то накачали…
У брата в окне ещё горел свет, на его стук вылетел опрометью Никита и в полнейшем оцепенении уставился на Жору, будто ещё не веря, что видит его целого и невредимого.
– Где ты столько шатался? – вырвалось у Никиты с раздражительной яростью, —в поисках тебя я все закоулки облазил…
– Тише! Расскажу! Погоди! – мучительно держась за лоб, выговорил младший Карпов.
– Пойдём!
Жора еле плёлся за братом в отдельную комнату, где ещё была не вся обстановка.
Выслушав Жору, о его злоключениях, Никита с чувством сожаления, изрёк:
– Какой же я дурак, и почему я не предупредил тебя! Тут у нас её бабку все зовут колдуньей, а внучка – натуральная змея…
– Да, я это заметил, когда она раздевалась…
– Так ничего не было? Точно?
– Не, честно, вспомнить ничего не могу, какой-то провал, будто чем-то оглушила, – и Жopa коротко хохотнул.
Глава пятая
Спустя два дня Никита с женой вышли из отпуска на работу. А Жора был предоставлен самому себе. На вопрос Никиты, нравится ли ему у них, он неопределённо ответил, что это ещё им до конца не выяснилось. На это брат промолчал и лишь с пониманием улыбнулся.
У Никиты, к счастью, нашлась полка с книгами, правда, многие из которых он читал уже раньше, в годы учения в училище, когда он, чтобы не казаться перед девушками вахлаком, налегал на чтение. Эта была его лучшая пора, и даже увлекался философией. Тот интерес книгами не угасал в нём и в армии, что испытывал и сейчас. Ведь Марина, наверное, любит читать, а значит, надлежит в угоду ей и себе повышать общую культуру.
За эти дни одиночества он видел Марину дважды: один раз перед обедом, когда она приехала с родителями на машине из города. И потом куда-то уходила с матерью. Он жадно смотрел на неё и хотел понять, что она чувствовала, однако сама не удосужилась одарить его своим прелестным взором. Хотя Вероника Устиновна наверняка обратила внимание на то, как он стоял и глазел в их сторону, затем она повернула голову к дочери, по-видимому, что-то сообщила ей о нём гадкое, а возможно просто её отвлекала, чтобы она на него не посмотрела?
Сейчас Жоре вдруг захотелось, чтобы Марине стало неизбывно грустно, ведь он остаётся, тогда как её в своих интересах уводила мать. Но когда они пропали из виду, он безнадёжно загрустил…
И впрямь, скучная, вялая жизнь у брата непоседливого Жору очень тяготила. Книги быстро надоели, а чувства, которые испытывал к Марине, заявляли определиться радужным орнаментом его пылкой любви. При этом его донельзя мучило неудовлетворённое тщеславие, что Марина совершенно не ведает, как он способен искренне любить, какой он добрый и благородный. И он был почти уверен, стоило ей об этом узнать, как она стала б делать всё, лишь бы с ним встречаться.
Как хорошо, что Полины было не видно, на которую с того злополучного вечера он теперь не мог спокойно смотреть, и готов обходить её десятой дорогой.
Все последние дни мая погода стояла ясная и солнечная.
На следующий день Жора надумал поехать с братом в город. Утренним рейсовым автобусом, в основном отправлялись те, кому надо было попасть на работу и кому в школу.
Так что Жора рассчитывал встретить Марину на остановке. Брату он сказал, что сходит в кино или просто побродит и познакомится с городом…
Когда он её увидел в нарядном платье в ожидании автобуса, Жора почти не отводил от Марины глаз. И тут же у него созрело решение после прогулки прийти за ней в школу и сколько потребуется, будет ожидать окончания консультации, чтобы потом с ней поговорить и выяснить, может ли он надеяться на её ответные к нему чувства? Ведь в своих – он совершенно не сомневался, чем хотел её этим попутно обрадовать, но к его великой досаде Марина и на этот раз – о, неужели! – не хотела его лицезреть, чем принижала благородные чувства парня. Ну, хотя бы разок, ради любопытства взглянула! Безусловно, она умышленно поставила перед собой условие: не замечать его. А может, ей стал известен тот случай, который привёл его к Полине? – обжигала сознание догадка. – Мог ли кто-либо тогда увидеть, как он пошёл с этой шалой, а потом этак смачно с издёвкой донести Марине? – кружилась в воображении мысль.
Однако сам того не подозревая, он незримо оказывал на неё своим присутствием такое воздействие, что невольно пробуждал в душе черты гордой, строптивой девушки, которая не выносила предательства.
Как на грех из города почему-то долго не было автобуса. И тут отдалённо на обочине шоссе показалась поджарая фигура Полины с крошечной головкой на тонкой длинной шее.
На остановке этим временем уже скопилась тьма ожидающих автобус пассажиров. Полина как-то величаво шествовала по краю дороги всё ближе и ближе. Невольно Жору всего брезгливо передёрнуло, он даже как-то взволнованно затоптался на месте, желая нырнуть в гущу людей, ощущая, как к щекам приливал жар, и как будто напрочь лишался мужества солдата. Он стоял, как вкопанный, чтобы только пассажиры не догадались о причине его волнения. Но в тот момент толпа людей от мала до велика, смотрела на Полину. И Жоре казалось, вот сейчас все разом повернут головы на него, и от этого жуткого предчувствия, его охватывало вместе с жаром безотчётное чувство стыда.
На его счастье Полина выказала истинное благоразумие, она остановилась от основной толпы в метрах трёх-четырёх, правда, кое-кому в знак приветствия кивнула, не Марине ли?
Жора мысленно похвалил Полину за проявленную по отношении к нему, тактичность. Но в этот миг Марина неожиданно запечатлела на нём свой взгляд, пронизанный тайным осуждением, и потом невозмутимо отвернулась. А может, Полина кивнула именно ему? – сверкнула мысль, как острие ножа в лунную ночь? И Марине нетрудно было догадаться, за кем он поволочился в тот злополучный вечер? Между тем подошёл автобус, выпустил скопом прибывших дачников, и в пыльный салон стало набиваться население улицы Мирной.
Жора настойчиво сверлил пространство салона своим взором до того места, где стояла Марина, она изредка поднимала на него кроткие глаза, чем его слегка обнадёживала…
Когда школьники выходили на своей остановке, Жора хотел было последовать их примеру. Он кивнул брату, дескать, приспичило побродить по роще, которая раскидывалась вблизи молодого микрорайона. Но увидев, как Полина вышла в другие двери, точно разгадав его намерение, он с сожалением поехал дальше. Никита с пониманием переглядывался с братом. Жора высказал подозрение насчёт того, какой дурак доверил Полине работу с детьми, ведь она из милых деток, воспитает сущих змеёнышей? Никита пожал плечами, разделяя его заботу о подрастающем поколении.