Ловкач. Роман в трёх частях

Вероятно, катастрофа её замысла надвигалась с неотвратимостью неписаного закона, так как после консультации в школе, Марина даже не притронулась к учебникам. И временами как-то тяжело еле слышно вздыхала. Благо, Вероника Устиновна и в вечерние часы иногда пропадала на даче и была в неведении происходившего у дочери душевного борения с самой собой.

Глава четвёртая

Марина бесконечно сожалела, что у неё здесь не было близких (а самое главное), доверительных подруг. Жила лишь одна старше её года на три, но в другом барачном доме по имени Полина. Она работала в детсаде няней и вовсю гуляла с парнями и старше и младше себя, чем, собственно, и прославилась во всей округе. Матери, подраставших своих дочерей, о ней намеренно распускали такие ужасные слухи, чтобы в глазах дочерей создавался её отвратительный образ, и по замыслу это должно было уберечь их от дурного влияния Полины, и шарахались от неё как от прокажённой. И, пожалуй, нужных результатов они добивались, все воспринимали её сквозь призму этих нелестных россказней. Была в этом, разумеется, лепта и Вероники Устиновны…

В то самое время, когда Жора прогуливался в пространстве между бараками, с другой стороны из такого же дальнего дома показалась та самая Полина, словно посланная небом для испытания нравственных устоев Жоры. Высокая, худощавого телосложения, девица, с тонкой длинной шеей и маленькой головкой, бросалась в глаза даже на расстоянии. Когда та близко подошла к Жоре, который расхаживал возле своего дома, она повела в его сторону зазывный взгляд. Жора тотчас замедлил шаг, как кот при виде кошки и стал поглядывать на неё, точно на невиданную диковинку.

Всё это Марина с тоской наблюдала в окно, чувствуя, как в душе начинала бродить злость из-за того, что Жора посмел обратить внимание на Полину. Марина уже не раз порывалась выйти из дому на улицу. Но стоило ей пройти десяток шагов по общему коридору до выхода из барака, как ноги сами замедляли ход, и она, охваченная робостью, возвращалась домой.

Любопытно было то, что она весьма редко плакала. Марина считалась рассудительной и уравновешенной девушкой. Но теперь её заинтересовало, с таким ли огоньком заведёт разговор с Полиной этот новоприезжий краснобай, с каким он накануне демонстрировал перед ней своё шикарное красноречие?

Но Жора был отнюдь не настолько глуп, чтобы на виду у Марины приступить к осаде новоявленной девицы, которая прошла от него в пяти шагах, направив на Жору пучок света из затемнённых тушью больших луповатых глаз. В её поощрительном взоре он уловил явный укор из-за того, что стоял, как истукан. Затем через плечо Полина кинула в его сторону ещё один взгляд, и затем медленно отводила свою птичью головку на длинной шее обратно, точно этим движением приглашала его следовать за ней.

Полина вышла на край дороги и стала посматривать в обе её стороны. A за спиной, в сорока метрах, Жора упорно поглядывал на неё и бросал изредка взгляды на окно, в которое вчера просунула голову его разлучница и позвала дочь домой. Жopa вдруг проникся к претендентке в тёщи, глухой неприязнью. Постояв бесцельно ещё минут пять, Жора решил, что из-за него Марина попала под бдительный надзор матери и теперь выйдет на улицу не скоро.

Вчера Никита обрисовал ему её родителей, которые производили впечатление чересчур деятельных людей. Но особенно Вероника Устиновна своей въедливой натурой не оставляла ему шансов на встречу с дочерью. И всё-таки, выслушав брата, он надеялся на лучшее.

Только было сейчас он направился пойти посозерцать вместе с Полиной дорогу, как из-за поворота вырулила полнотелая женщина. И по мере её приближения, Жора узнал вчерашнюю разлучницу, которая держала в руке большой букет красных пионов, а в другой – полную сумку, должно быть, с ягодами.

– Здрасте! – его приветствие вырвалось подобострастно и даже с поклоном, что прозвучало с тем явным оттеночным смыслом, будто он говорил: «Вот и я, посмотрите, разве я так плох, зря не даёте дочери со мной постоять!»

– Здравствуй?! – с удивлением в голосе чуть ли не нараспев произнесла Вероника Устиновна, странно засмотревшись на чудного незнакомца. И, пройдя несколько шагов, она невольно обернулась, узнав вчерашнего обольстителя своей дочери: «Ишь ты, каков гусь, запомнил меня?!» – подумала она, и вместе с тем отметила, что к парню вовсе не возникло недоброго чувства. К тому же его глаза производили сейчас не лживое впечатление, как в тот раз, а вполне смиренного добряка.

Разумеется, Марина не видела, что Жора делал дальше. Хотя в глубине души у неё родилось предчувствие, которое ей говорило, что об этом человеке не стоит тужить, если он склонен замечать, со своим неизменным интересом ловеласа, всякую мимо проходящую девушку. И все её грёзы закончились лёгким разочарованием. Она снова взяла в руки учебник, мать застала её в таком положении и отнеслась к прилежанию дочери с глубоким удовлетворением, что Марину нисколько не тронул случайно повстречавшийся обольститель…

Между тем, после того, как ему не удалось заговорить с Вероникой Устиновной, как только та ответила на его приветствие, он намеривался спросить: «А где ваша Марина?» Но встретив той отнюдь не дружелюбный взгляд, он проглотил все слова, решив, что вчерашний его бесплодный дебют, теперь как бы остался невостребованным Ему пока ничего не пришло в голову, как незамедлительно скрыться с глаз долой, да отвести временно душу с той престранной особой, которая стояла у дороги…

Когда Жора заговорил с ней о чудном вечере, то неожиданно для себя, услышал из уст Полины такую отповедь, что ему тотчас захотелось заткнуть уши:

– Чхала я на твой вечер, когда морит скукота и некуда податься! А ты, я вижу, здесь новенький, что умиляешься глухоманью?

– Да в принципе, это я так… – пошёл Жора на попятную перед разбитной девицей, у которой даже не отважился спросить имя. Вблизи она ему показалась совсем безобразной, неряшливой и отталкивающей. На ней была укороченная до неприличия чёрная юбка и не первой свежести вязаная кофта, плотно облегавшая, как и юбка, её худое тело. Рыжие волосы болтались от затылка хвостом, туго стянутые от висков назад резинкой, что делало голову совсем крошечной. У неё был короткий заострённый носик, мизерный подбородок, вогнутые седловиной тонкие губы, мелкие, но резкие черты лица. И большие карие глаза с хмурой в них поволокой. Говорила хрипловатым или сиплым голосом, и от неё разило крепким запахом выкуренной сигареты. Он невольно посмотрел на её рот, губы ошалело накрашены алой помадой. «Как противно их целовать, но она вряд ли об этом догадывается, – подумал Жора. – Это же чистая волчица вышла поохотиться на мужиков. И я, к моему несчастью, подвернулся хищнице первым. Да, от неё как от псины несёт!» – и он невольно поморщился.

Жора вдруг почувствовал, что он только напрасно тратит время, и ему захотелось убежать, но почему-то его удерживал это сделать её холодный притягивающий к себе змеиный взгляд. У него по телу даже пробежали мурашки. Но он мысленно взбодрил себя, собираясь сейчас выяснить у неё, верна ли его догадка о волчице.

Понимая, что парень как будто перед ней оробел и начал терять интерес, Полина теплее и зазывней заулыбалась с каким-то для себя значением; лучики тонких морщинок разбежались от самых глаз к вискам.

– Как тебя зовут? – высокопарно спросила она.

– Петя! – слукавил Жора, наморщив глубокомысленно лоб, и теперь этак понаглей взирал на пошлую девицу.

– А меня ты знаешь? – ломанным, грубым выговором спросила она. – Выпить мастак?

– Чего?

– Ты оттуда?..

– Не понял, откуда «оттуда»?

– Ну из зоны, что ли…

– Почему так решила?

– Ёжик торчит на голове!

– А-а, да я только что из армии, – заикаясь, ответил бывший солдат.

– О-о, ну тогда погнали? – и скосила глаза, как будто этих слов от него только и ждала. – Ко мне на дачу, вином клёвым угощу… за твой дембелёк!

Жора захлопал растерянно ресницами, озадаченно почесал затылок и робко спросил:

– Дача далеко?

– Ха-ха! Боишься заведу в дебри? Не дрейфь, здесь совсем рядом!

Жора отчаянно махнул рукой и уверенный в успех пошёл в полуметре от с долговязой Полиной.

Со всех сторон уже надвигались майские сумерки. Молодые люди вошли в окружение фруктовых деревьев, где запахло цветами, здесь было ещё сумрачней, как будто кругом таилась какая-то опасность. Впереди стоял мрачный деревянный домик с застеклённой верандой, к нему вела вымощенная кирпичом дорожка. Полина отомкнула ржавый навесной замок и ногой толкнула дверь, впуская сначала Жору. Он с опаской оглянулся на девушку, увидев на её лице наглую исподлобья усмешку, и её белые зубы как-то злобно блеснули.

В домике, в одну комнатку, стояла железная кровать, застеленная серой дерюгой. К окошку стоял стол, по бокам два табурета, на полу выстроились, как к смотру, стеклянные банки, бутылки, причём везде было мусорно и нечисто. Полина подняла в полу крышку ляды, нагнулась так, что оголилась поясница и выглядывали белые трусики, она вытащила бутыль с тёмной жидкостью, поставив её на стол.

На дворе, кажется, сильней загустели сумерки, в домике уже становилось совершенно темно. Полина зажгла толстую свечу, всадив её в пол-литровую стеклянную банку. И было видно, как таинственно и туманно блестели её глаза. Из стола она достала два гранёных стакана и наполнила из бутыли красным вином. Один подала Жоре, второй уверенно взяла сама.

– Ну, Петушок, опрокинем за твой дембель! – она держала стакан на весу и ждала, пока он выпьет первым.

Жopa недоверчиво, с подозрением присматривался к жидкости в стакане, выставив его на свет окна. Вино отливало тёмной краснотой от падавшего от свечи блика.

– Что межуешься, наливка верная, пей, солдат!

– Не, лучше ты давай…

– Ха-ха! Сдрейфил, – боишься, что отравлю? Смотри, – она стала выцеживать из стакана терпкое красное вино.

И только тогда Жopa принюхался, попробовал несмело глотнуть, а после трёх глотков он отстранил стакан, ощутив враз, как по телу пробежали холодные мурашки. Вкус вина был терпкий, кисло-сладкий и оно отдавало запахом клубники и винограда. Только затем выпил в три приёма, и вскоре приятно запекло под ложечкой и как-то всё призрачно сдвинулось в сознании, увеличилось и поплыло перед глазами. За всю свою жизнь Жора выпивал очень мало и больше двух-трёх стопок водки, и столько же вина, не употреблял, поскольку хмель разбирал его довольно быстро.

Полина, с какой-то заученной величавостью в движениях, снова наполнила стаканы бурой жидкостью. С непринуждённой деловитостью вынула из кармашка блузки сигарету и томным взглядом попросила у него спички. Но Жора не курил. Тогда она попросила пододвинуть банку со свечой, Жора при этом почувствовал приливший к щекам жар, он стремительно подхватил свечку и наставил к сигарете язычком оранжевого пламени. Полина глубоко, удовлетворённо втянула в себя дым, потом выпустила плотную струю прямо на него, как фимиам. Жора инстинктивно отклонился вбок, руками разгоняя дымное облако. Но успел заметить, как она закатила глаза, что-то быстро зашептала себе под нос, затем встряхнула головой и направила на него какой-то долгий втягивающий в себя взгляд, от которого ему стало жутковато, а в солнечном сплетении образовался холодок.

Спустя несколько секунд Полина сосредоточенно курила и смотрела куда-то мимо Жоры, словно он ей уже порядком надоел. И вдруг резко встала, отчего Жора даже вздрогнул.

– По второму лупанём!? – бодро возвестила она, туша об край стола сигарету и нацелено, холодно всматривалась в него, будто испытывала на мужскую прочность к спиртному. – Начинай, а я покурю, – и, засунув в кармашек блузки два пальца, вытащила сигарету.

– Не, честно, как тебя зовут? – заискивающим тоном спросил он.

– Память винцом отшибло? – попрекнула она грубым выговором. – Полька я, чи ты, разве про меня ничего не слыхал? – как-то разочарованно прибавила и продолжала: – Бабка мне проболтала, что Никита с братцем прикатил, поглянь, мол, на него, так вот ты и есть он самый?

– Да. Но во мне ничего путного… – не хотелось Жоре, чтобы Полина поимела на него свои виды, что потом вовек не отвяжется.

– Скромничек? Посмотрим! Значит, про меня не успели натрепать. Ну, давай, Петушок, лакаем по второму – веселей будет, ха-ха! – у неё как-то при этом безумной храбростью сверкнули глаза. Полина ретиво выпила, Жора не торопился, с опаской думал, а что если обопьётся? Она подталкивала под локоть, дотягиваясь свободной рукой, и запускала в него свой вязкий, томный взгляд.