Больная смиренно выпила отваръ и дала обложитъ себ? грудъ припаркой, таинственно приготовленной двумя старухами, какъ будто въ ней заключалосъ сверхъестественное могущество. Кума, не разъ д?лавшая чудеса, отрицала свою мудрость, если раньше двухъ дней ей не удастся потушитъ огненный клубокъ, душившiй д?вушку.
Но два дня прошли, и еще два дня, а б?дная Мари-Крусъ не чувствовала облегченiя.
Алкапарронъ продолжалъ плакать, уходя изъ людской, чтобы больная не слышала. Съ каждымъ днемъ хуже ей! Она не можетъ лежать, задыхается. Его мать перестала уже ходить въ поле, и оставалась въ людской, чтобы ухаживать за Мари-Крусъ. Даже когда она спала, нужно было ее приподымать, и поддерживать въ сидячемъ положенiи, въ то время какъ грудь ея волновалась словно хрип?нiемъ сломаннаго раздувательнаго м?ха.
– Ахъ, Господи! – стоналъ цыганъ, теряя посл?днюю надежду. – Совершенно такъ, какъ птички, когда ихъ ранятъ.
Рафаэль не см?лъ ничего сов?товать семь?, и входилъ повидать больную только лишь въ то время, когда поденщики были въ пол?.
Бол?знъ Мари-Крусъ и кутежъ на мыз? хозяина поставили его во враждебныя отношенiя ко вс?мъ обитателямъ людской..
Н?которыя изъ д?вушевъ, когда къ нимъ вернулся разумъ посл? той пьяной ночи, ушли, домой, въ горы, не желая больше оставаться на мыз?. Он? ругали манихеросъ[13 - Н?что врод? старшины надъ изв?стнымъ числомъ поденщиковъ.], заботливости которыхъ родные поручили ихъ, а т? первые посов?товали имъ идти съ дономъ-Луисомъ. И посл? того, какъ он? разгласили среди рабочихъ, вернувшихся въ воскресенье вечеромъ, случившееся наканун? ночью, он? одн? пустились въ обратный путь домой, разсказывая вс?мъ о скандалахъ на мыз?.
Поденщики, вернувшись въ Матансуэлу, уже не застали тамъ хозяидн. Онъ и вся его компанiя, хорошенько проспавшись, у?хали въ Хересъ, какъ всегда веселые и шумно развлекаясь. Въ негодованiи своемъ рабочiе возложили всю отв?тственность за случившееся на надсмотрщика и на все правительство мызы. Сеньорито былъ далекъ, да притомъ же они ?ли его хл?бъ.
Н?которые изъ т?хъ, которые оставалисъ въ людской въ ночь кутежа, должны были взять разсчетъ и искать работу на другахъ мызахъ. Товарищи были возмущены. Готовились удары кинжаловъ. Пьяницы! Изъ-за четырехъ бутылокъ вина они продали д?вушекъ, годившихся имъ въ дочери!..
Хуанонъ однажды очутился глазъ на глазъ съ надсмотрщикомъ.
– Итакъ, – сказалъ онъ, плюнувъ на полъ съ презрителънымъ видомъ, – ты доставляешь хозяину д?вушекъ изъ людской, чтобы онъ позабавился? Ты пойдешь далеко, Рафаэль. Мы теперь знаемъ, на что ты пригоденъ.
Надсмотрщикъ вскочилъ, точно его ударили ножомъ.
– Я самъ знаю, на что я пригоденъ. А также и на то, чтобы убить челов?ка лицомъ къ лицу, если ояъ оскорбитъ меня.
И уязвленный въ своей гордости, онъ съ вызывающимъ видомъ смотр?лъ на Хуанона и на самыхъ отважныхъ изъ поденщиковъ, держа наготов? ножъ въ карман? своей куртки, всегда на чеку, чтобы кинуться на нихъ при мал?йшемъ вызов?. Желая доказать, что онъ не боится людей, которые хотятъ дать выходъ старому злопамятству своему противъ надзирателя за ихъ работой, Рафаэлъ старался оправдать хозяина.
– Это была шутка. Донъ-Луисъ выпустилъ быка, чтобы позабавиться, никому не вредя. To, что произошло, было лишь несчастной случайностью.
И изъ гордости Рафаэль не говорилъ, что именно онъ отвелъ животное въ конюшню, освободивъ б?дную цыганку отъ роговъ, которые жестоко разрывали ей платье. Точно также умолчалъ Рафаэль и о своей стычк? съ хозяиномъ, посл? того какъ онъ спасъ Мари-Крусъ; о томъ, съ какой откровенностью онъ его порицалъ, о б?шенств? донъ-Луиса, собиравшагося дать ему пощечину, точно онъ былъ одинъ изъ головор?зовъ его свиты.
Рафаэль кр?пко стиснулъ ему руку своей рукой, повернувъ его какъ ребенка, и одновременно другой рукой сталъ доставать свой ножъ съ такимъ р?шительнымъ видомъ, что Чиво не отважился подойти къ нему, несмотря на громкiй зовъ сеньорито, приказывавшаго ему убить этого челов?ка.
И тотъ же храбрецъ, страшась надсмотрщика, уладилъ д?ло, поучительно объявляя, что вс? они трое одинаково доблестны, а доблестные люди не должны ссоритъся другъ съ другомъ. И они вм?ст? выпили посл?днiй стаканъ вина, въ то время, какъ Маркезита храп?ла подъ столомъ, а д?вушки, вн? себя отъ испуга, уб?жали въ людскую.
Когда нед?лю спустя Рафаэль былъ вызванъ въ хозяину, онъ по?халъ въ Хересъ въ полной ув?ренности, что не вернется больше въ Матансуэлу. Его нав?рно вызвали для сообщенiя ему о томъ, что на его м?сто найденъ другой надсмотрщикъ. Но безумный Дюпонъ встр?тилъ его съ веселымъ видомъ.
Наканун? онъ окончательно поссорился съ своей двоюродной сестрой. Ея капризы и скандалы надо?ли ему. Теперь онъ будетъ серьезнымъ челов?комъ, чтобы не причинять непрiятностей дону-Пабло, зам?няющему ему какъ бы отца. Онъ думаетъ посвятить себя политик?, сд?латься депутатомъ. Другiе его земляки состоять же депутатами, не обладая иными достоинсгвами, кром? такого же состоянiя и рожденiя, какъ и его. При томъ же, онъ разсчитываетъ на поддержку отцовъ iезуитовъ, бывшихъ своихъ учителей, которые сочтутъ за счастье для себя вид?ть его въ дом? дона-Пабло, превратившагося въ серьезнаго челов?ка и занятаго защитой священныхъ общественныхъ интересовъ.
Но онъ быстро утомился говорить въ такомъ тон?, и взглянулъ на надсмотрщика съ н?которымъ любопытствомъ.
– Рафаэлъ, знаешь ли ты, что ты храбрецъ?
Это было единственнымъ его намекомъ на сцену той ночи. Зат?мъ, словно раскаявшись въ томъ, что онъ выдалъ такъ безусловно этотъ аттестатъ храбрости, донъ-Луисъ скромно добавилъ:
– Я, ты и Чиво, мы трое самые величайшiе храбрецы во всемъ Херес?. Пусть бы только кто-нибудь всталъ бы намъ на дорог?.
Рафаэль слушалъ его безстрастно, съ почтительнымъ видомъ хорошаго слуги. Единственное во всемъ этомъ, интересовавшее его, была ув?ренность, что онъ остается въ Матансуэл?.
Зат?мъ хозяинъ спросилъ его, что новенькаго на мыз?. Могущественный донъ-Пабло, всегда все знавшiй, выбранилъ его за его кутежъ, о которомъ много разговора въ Херес? (эти слова онъ говоридъ съ н?которой гордостью), упомянулъ о какой-то цыганк?, будто бы забол?вшей отъ испуга. «Что это такое?» И онъ съ видомъ досады выслушалъ объясненiя Рафаэля.
– Въ сущности ровно ничего. Мы отлично знаемъ, какъ цыгане всегда все преувеличиваютъ. Это пустяки. Испугъ изъ-за выпущеннаго на дворъ быка!.. Но в?дь шутка эта самая что ни на есть обыденная.
И онъ перечислилъ вс? деревенскiе кутежи богатыхъ людей, финаломъ которыхъ была остроумная эта шутка. Потомъ, съ великодушнымъ жестомъ, онъ издалъ приказанiе своему надсмотрщику:
– Дай этимъ добрымъ людямъ все, чтобы имъ ни понадобилось. Выдай д?вушк? ея поденную плату за время ея бол?зни. Я хочу, чтобы мой двоюродный братъ уб?дился бы, что я не такой дурной челов?къ, какъ онъ думаетъ, и тоже ум?ю оказывать милосердiе, когда мн? вздумается.
Выйдя изъ дома хозяина, Рафаэлъ, с?въ верхомъ, пришпорилъ лошадь, чтобы побывать въ Марчамало прежде, ч?мъ вернуться на мызу, но его задержали около «Собранiя ?здоковъ».
Самые богатые сеньоритосы Хереса побросали свои стаканы съ виномъ, чтобы выб?жать на улицу, окруживъ зд?сь лошадь надсмотрщика. Они хотвли подробн?е узнать о случившемся въ Матансуэл?. Этотъ Луисъ такъ часто хвастаетъ, разсказывая о своихъ подвигахъ. И когда Рафаэль отв?тилъ имъ серьезно, въ н?сколькихъ словахъ, они вс? разсм?ялись, найдя подтвержденiе уже слышаннымъ ими изв?стiямъ. Выпущенный быкъ, пресл?дующiй пьяныхъ поденщицъ, вызывалъ шумные взрывы хохота у молодыхъ людей, которые, распивая вино, укрощая лошадей и толкуя о женщинахъ, ожидали то время, когда они отъ отцовъ своихъ унасл?дуютъ богатство и земельную собственность всего Хереса. Вотъ такъ молодецъ этотъ донъ-Луисъ! И подумать, что они не присутствовали при этой его зат??. Н?которые съ горечью вспоминали, что онъ ихъ приглашалъ на кутежъ и с?товали на свое отсутствiе.
Одинъ изъ нихъ спросилъ, в?рно ли, что д?вушка изъ людской забол?ла отъ внезапнаго испуга? Когда Рафаэль сообщилъ, что это цыганка, многiе пожали плечами. Цыганка! Она поправится скоро! Другiе, знавшiе Алкапаррона и разныя плутовскiя его прод?лки, см?ялись, услыхавъ, что больная изъ его семьи. И вс?, забывъ о цыганк?, опять принялись обсуждать остроумную выходку безумнаго Дюпона, и обращались съ новыми вопросами къ Рафаэлю, желая узнать, что д?лала Маркезита въ то время, какъ ея любовникъ выпускалъ быка, и долго ли быкъ б?галъ на свобод?.
Когда Рафаэлю ничего больше не оставалось сообщить, вс? юнцы вернулись въ «Собранiе», не простившись съ нимъ. Разъ ихъ любопытство было удовлетворено, какое имъ было д?ло до рабочаго, для котораго они такъ посп?шно повставали изъ-за стола.
Надсмотрщикъ пустилъ свою лошадь галопомъ, желая какъ можно скор?е добраться до Марчамало. Марiя де-ла-Лусъ не вид?ла его въ теченiе двухъ нед?ль и встр?тила его неприв?тливо. Также и до нихъ дошла преувеличенная разными пересудами в?сть о случившемся въ Матансуэл?.
Приказчикъ качалъ головой, порицая происшествiе, и дочь его, воспользовавшись т?мъ, что сеньоръ Ферминъ вышелъ на н?которое время, накинулась на своего жениха, точно одинъ онъ былъ отв?тственъ за скандалъ, случившiйая на мыз?. Ахъ, проклятый! Вотъ почему онъ столько времени не прi?зжалъ на виноградникъ! Сеньоръ возвращается снова въ прежнимъ своимъ нравамъ веселаго кутилы и превращаетъ въ домъ безстыдства эту мызу, о которой она мечтала, какъ о гн?здышк? чiистой, законной любви.
– Молчи, безсов?стный. He хочу слышать твоихъ оправданiй, я знаю тебя…
И б?дный надсмотрщикъ почти что плакалъ, оскорбленный несправедливостью нев?сты. Обращаться съ нимъ такъ, посл? испытанiя, которому его подвергло пьяное безстыдство Маркезиты, о чемъ онъ умалчивалъ изъ уваженiя къ Марiи де-ла-Лусъ. Онъ оправдывался, указывая аа свое подчиненное положенiе. В?дь онъ же не бол?е, ккжъ только слуга, которому приходится закрывать глаза на многiя вещи, чтобы не лишиться своего м?ста. Что могъ бы сд?лать ея отецъ, еслибъ влад?лецъ виноградника былъ бы такимъ же кутилой, какъ его господинъ?…
Рафаэль у?халъ изъ Марчамало, н?сколько утишивъ гн?въ своей нев?сты, но онъ увезъ въ душ?, словно острую боль, ту суровость, съ которой простилась съ нимъ Марiя де-ла-Лусъ. Господи, этотъ его сеньорито! Сколько непрiятностей доставляютъ ему его развлеченiя!.. Медленно возвращался онъ въ Матансуэлу, думая о враждебномъ отношенiи къ нему поденщиковъ, объ этой д?вушв?, быстро гаснувшей, въ то время какъ тамъ, въ город?, праздные лiоди говордли о ней и о ея испуг? съ громкимъ см?хомъ.
Едва онъ сошелъ съ лошади, какъ увид?лъ Алкапаррона, скитавшагося съ безумными жестами по двору мызы, словно обилiе его горя не уживалосъ подъ крышей.
– Она умираетъ, сеньоръ Рафаэль. Уже нед?лю мучается она. Б?дняжка не можетъ лежать, и день и ночь сидитъ вытянувъ руки, двигая ими вотъ такъ… такъ, точно она ищетъ свое здоровьице, навсегда улет?вшее отъ нея. Ахъ, б?дная моя, Мари-Крусъ! Сестра души моей!..
И издавалъ онъ эти возгласы точно ревъ, съ трашческой экспансивностью цыганскаго племени, которое нуждается въ свободномъ пространств? для своихъ горестей.
Надсмотрщикъ вошелъ въ людскую и прежде, ч?мъ добратъся до кучи лохмотьевъ, которую иредставляла изъ себя постель больной, онъ услышалъ шумъ ея дыханiя, словно бол?зненное пыхт?нiе испорченнаго раздувальнаго м?ха, которымъ расширялся и сокращался несчастный реберный ацпаратъ ея груди.
Чувствуя, что задыхается, она съ дрожью смертельнаго томленiя разстегивала рваный свой корсажъ, обнажая грудь чахоточнаго мальчика, б?лизны жеванной бумаги, безъ другихъ признаковъ своего пола, кром? двухъ смуглыхъ шариковъ, ввалившихся посреди ея реберъ. Она дышала, поворачивая голову туда и сюда, точно желая вобрать въ себя весь воздухъ. Въ н?которыя минуты глаза ея расширялись съ выраженiемъ ужаса, точно она чувствовала прикосновенiе чего-то холоднаго и незримаго въ сжатыхъ рукахъ, которыя она протягавала передъ собой.
Тетка Алкапаррона питала уже меньше ув?ренности въ выздоровленiи ея, ч?мъ въ начал? ея бол?зни.
– Еслибъ она толъко могла выкинуть изъ себя все это дурное, что у нея внутри! – говорила; она, глядя на Рафаэля.
И вытарая холодный и липкiй потъ съ лица больной, она ей предлагала кувшинъ съ водой.
– Пей, дитiя души моей! Б?лая моя голубка!..
И несчастная голубка, раненая на смерть, глотнувъ воды, высовывала языкъ, касаясь имъ своихъ синихъ губъ, словно желая продлить ощущенiе прохлады; свой сухой языкъ, выжженный, цв?та варенаго бычачьяго языка.
По временамъ шумное дыханiе ея прерывалось сухимъ кашлемъ и выплевыванiемъ мокроты, окрашенной кровью. Старуха качала головой. Она ждала н?что черное, ужасное, ц?лые ручьи гнилости, которые выходя унесли бы съ собой и всю бол?знь д?вушки.
Надсмотрщикъ сообщилъ тетк? Алкапарронъ о пяти червонцахъ, которые онъ им?етъ передатъ ей по приказанiю хозяина, и глаза цыганки просв?тл?ли.