Человэльф

Катриона была счастлива. Она послала Борису воздушный поцелуй и быстро пошла вдоль ряда разноцветных домов, выбирая магазинчик, который ей понравится больше других. Когда эльфийка увидела в витрине необыкновенно большую шотландскую бабочку-пестрянку, которая, спускаясь с потолка на почти невидимой проволоке, казалось, порхала за стеклом, она решительно отворила дверь и вошла внутрь. Мелодично зазвонил колокольчик над дверью, оповещая о ее приходе. Это был один из тех магазинчиков, в которых торговали всем, от продуктов до мелких галантерейных товаров.

– Прошу вас, входите, прекрасная незнакомка, – радушно произнес старичок, сидевший в кресле у стеклянной витрины и наблюдавший за тем, что происходит снаружи. На вид ему можно было дать лет восемьдесят, и самой приметной частью его сухонького тела, увенчанного крошечной лысой головой, был мясистый ноздреватый нос, который своим багровым оттенком выдавал в нем завзятого любителя эля и шотландского виски. Старичок опирался рукой на столик с разбросанными по нему печатными изданиями на английском, шотландском и гэльском языках. По всей видимости, он перелистывал газеты, когда уставал от созерцания однообразного пейзажа за окном. Здесь были «The Herald», шотландский выпуск «Daily Telegraph», «Sunday Herald», шотландский «Daily Mirror», «Gaidheal Ur» и многие другие, выдававшие разносторонние интересы того, кто их читал. – Я так и знал, как только увидел вас, что вы обязательно зайдете к старине Доналду МакЛину.

– Почему же, мистер МакЛин? – приветливо улыбнулась ему Катриона.

– Потому что у вас есть вкус и шарм. И, кстати, это те два главных качества, которые старина Доналд МакЛин превыше всего ценит в женщинах, – заявил старичок, с восхищением разглядывая девушку. – Вы напоминаете мне одну из тех легендарных представительниц наших предков, древних кельтов, которые могли сами выбирать себе возлюбленных и вселяли священный трепет в сердца своих поклонников. Известно ли вам, что именно они стали прообразом тех прекрасных дам, которые описаны в рыцарских романах всей средневековой Европы?

– Неужели я выгляжу настолько древней, мистер МакЛин?

– Вы так же юны и прекрасны, как Эйлинн, возлюбленная Байле по прозвищу Медоточивая Речь. Вы слышали что-нибудь об этих гэльских Ромео и Джульетте?

– Боюсь, что нет, мистер МакЛин, – ответила Катриона.

– Тогда я просто обязан вам рассказать о них, – безапелляционно заявил ее собеседник.

– Но я очень тороплюсь, мистер…

– И даже не начинайте спорить, прекрасная мисс, со стариной Доналдом МакЛином, – не дал ей договорить словоохотливый старичок, видимо соскучившийся по общению с людьми в затянувшемся из-за дождика одиночестве. – Еще никому не удавалось переспорить его, даже после того, как он выпил десять кружек пенного эля. Вам ли с ним тягаться?

– Думаю, что нет, – кивнула Катриона, грациозно присаживаясь на краешек стула, стоявшего с другой стороны столика, чем вызвала новый всплеск восхищения в глазах старичка. – Валяйте, старина Доналд МакЛин! Я вас слушаю.

– Мне следует начать с того, что Байле был наследником короны Ольстера, а Эйлинн – дочерью сына короля Лейнстера, – устроившись со всеми удобствами, словно собирался рассказывать, по меньшей мере, полдня, начал старик. – Их разлучила не вражда их семей, как это было в истории старины Уильяма Шекспира, а чары злых духов. Однажды влюбленные условились встретиться в Дундилгане, чтобы их связал узами брака первый же друид, которого они встретят – так велика была их любовь. Сначала на место свидания, как это и полагается настоящему мужчине, прибыл Байле. Но вместо возлюбленной он увидел странника в монашеской рясе с накинутым на голову капюшоном, из-под которого выглядывала только его седая борода. Он почтительно приветствовал Байле и, рыдая, произнес:

– Мужи лейнстерские не пустили твою прекрасную Эйлинн к тебе, и она умерла от горя!

Услышав это, Байле пал бездыханным. А странник мгновенно перенесся на крыльях ветра в Лейнстер, где встретил Эйлинн, которая уже собиралась выйти за ворота города, чтобы отправиться в путь. Он преградил ей дорогу.

– Что надо тебе от меня, странник? – спросила его девушка.

И он сказал ей:

– Я только что прибыл из Ольстера, что на берегу Дунлилтана. И видел там, как люди воздвигают могильный камень над могилой Байле.

От этой горестной вести Эйлинн тут же пала замертво, так как сердце ее было разбито. А странник исчез, словно растаял в воздухе. Это был один из былых поклонников Эйлинн, злой дух, притязания которого она когда-то отвергла с презрением.

Возлюбленных похоронили. Вскоре на могиле Эйлинн выросла яблоня, чьи плоды напоминали мужественный лик Байле. А на могиле Байле раскинул ветви старый тис, в очертаниях которого угадывался прекрасный облик Эйлинн… Но и это еще не вся история!

Катриона, услышав этот возглас, снова опустилась на стул. А успокоенный хозяин магазинчика продолжил свой рассказ.

– Однажды два этих дерева были срублены, и друиды сделали из них палочки, на которых лучшие барды Ольстера и Лейнстера вырезали старинным алфавитом огам песню о великой любви двух юных душ. А два века спустя Эйрт Одинокий, верховный король Ирландии, повелел принести эти палочки в свой дворец в Таре, чтобы прочитать эту песню. И как только обе палочки оказались рядом, они тотчас срослись друг с другом, так что не было возможности разделить их вновь. Тогда король приказал хранить их наравне с другими реликвиями в своей сокровищнице. Там они лежат и поныне, но где сама эта сокровищница – никто сейчас не знает.

Старичок хитро подмигнул Катрионе, перегнулся через стол, чтобы быть ближе к ней, и громким шепотом произнес:

– Кроме меня, разумеется!

Он с плохо скрываемым торжеством взглянул на девушку, чтобы увидеть, какое впечатление произвело его признание. Его мясистый нос шевелился от радостного возбуждения, словно он жил своей отдельной жизнью на крошечном личике старичка, и это от него, а не от старины Доналда МакЛина сильно разило виски. Однако внезапно побледневшая Катриона смотрела не на своего собеседника, а на одну из газет, лежавших на столике перед ней. Девушка не замечала ее, пока, заскучав от затянувшегося рассказа старика, не опустила свой взгляд. На развороте «Gaidheal Ur» был напечатан ее, Катрионы, портрет, а под ним шла надпись на гэльском языке, набранная таким крупным шрифтом, что ее можно было прочесть издалека: «Катриона, отзовись! Тебя разыскивает твоя мать, Арлайн!» Вероятно, Доналд МакЛин перелистывал эту газету перед тем, как она вошла и, не дочитав, бросил ее поверх других. Катриона быстрым движением взяла издание в руки и взволнованно сказала:

– Мистер МакЛин, я хочу купить у вас эту газету! «Gaidheal Ur»!

– Но она такая же старая, как и я, – удивился старичок. – Если хотите узнать новости, возьмите свежую. Да и зачем газета, когда есть я? Я могу рассказать все новости, и вам не придется…

– В следующий раз обязательно, а сейчас я очень тороплюсь, – нетерпеливо перебила его Катриона. – Сколько мне надо заплатить?

– Ну, если вам уж так хочется, то берите ее даром, – с обидой сказал хозяин магазинчика. – Но вы многое теряете, поверьте старине Доналду МакЛину! Знаете ли вы, например, что еще в одна тысяча пятьсот восемьдесят восьмом году в нашей бухте затонул один из кораблей Великой армады, который перевозил награбленное испанцами золото? Я бы мог вам рассказать такие подробности, которые вы не прочитаете ни в одной газете. Ведь это мой предок поднялся на его борт, чтобы получить деньги за купленное испанцами продовольствие, и был брошен в оружейный отсек, а потом бежал. Кстати, его звали точно так же, как и меня – Доналд МакЛин. Это именно он позже отомстил коварному капитану, взорвав его корабль. И с тех пор многие пытались достать сокровища со дна залива, однако ничего не нашли. Ведь они не знали точного места, где испанский корабль затонул. А в нашей семье эти сведения передаются от отца старшему сыну уже много поколений. И только мне некому передать эту тайну. Она уйдет вместе со мной…

Но Катриона уже не слушала снова вошедшего в раж старичка. Прижав газету к груди, она почти выбежала из магазина и быстро пошла по направлению к катеру. Однако, сделав несколько шагов, внезапно почувствовала, что ноги ее ослабели, и она сейчас упадет. Она прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Сердце билось в ее груди, как перепуганная птица в клетке. Прошло несколько минут, прежде чем Катриона снова могла продолжить свой путь. Еще издали она увидела, что Борис сидит, свесив ноги в море, на носу катера и о чем-то размышляет.

– Знаешь, я все время думаю о моей бабушке Алевтине, – сказал он, когда Катриона подошла. – Не могла же она стать ведьмой ни с того ни с сего. Были, наверное, какие-то причины…

Не говоря ни слова, Катриона протянула ему газету. Борис сразу увидел снимок. Но он не знал гэльского языка, и не мог прочитать текст. Поэтому он озадаченно спросил:

– Катриона, на этот раз это ты или снова твоя мать?

– Дата, – прошептала девушка. – От какого числа газета?

Борис открыл первую страницу «Gaidheal Ur».

– Первое сентября, насколько я могу понять эту абракадабру, – сказал он. – Может быть, ты прочитаешь мне, что здесь написано?

И Катриона охотно выполнила его просьбу. В сообщении говорилось: «Катриона, отзовись! Тебя разыскивает твоя мать, Арлайн! Я умираю, и мне хотелось бы увидеть тебя в последний раз. Ты можешь найти меня в частной медицинской клинике, расположенной в пригороде Парижа по адресу…» Далее шел адрес, а после него была приписка более мелким шрифтом: «Я жду тебя, а не твой телефонный звонок. Поэтому не сообщаю номер телефона. Даже если ты позвонишь, с тобой не будут разговаривать. Я так просила, и мне обещали. Любящая тебя больше всего на свете твоя мать Арлайн».

– Это так не похоже на маму – подобный шантаж, – Катриона сказала это не Борису, а себе, даже не заметив, что высказывает свои мысли вслух. – Видимо, она действительно умирает.

– Прошло больше месяца, – тихо сказал Борис. Он стоял за спиной девушки и внимательно слушал.

– Да, мне надо торопиться, – кивнула Катриона. – Быть может, я уже опоздала.

– Почему тебе? Нам. Я еду с тобой.

– Но это очень опасно для тебя.

– Для тебя тоже, если уж на то пошло.

– Это моя мать.

– И бабушка нашего будущего ребенка. А ты моя жена. Так что не спорь, – решительно сказал Борис. – Мы возвращаемся в Париж вместе.

– Спасибо, – благодарно взглянула на него Катриона. – Хотя ты мне будешь только мешать. Но оставлять тебя одного на острове – это еще большая головная боль. Я вся изведусь, думая о тебе. Не умер ли ты с голода, не сожрали ли тебя акулы… Да мало ли что может с тобой случиться без меня!

– Спасибо тебе огромное, – галантно поклонился ей Борис. – Быть твоей головной болью – это большая честь для меня. Правда, я рассчитывал, по меньшей мере, быть занозой в твоем сердце. Ну, да ничего! У нас еще вся жизнь впереди, надеюсь, доживу и до этого.

– Обязательно доживешь, – пообещала Катриона. – Но что мы будем делать сейчас?

– Если ты не оставила на острове Стаффа ничего такого, за чем стоило бы возвращаться, то мы можем сейчас же пересесть на морской паром и добраться до Обана, Лохэлайна или Килхона – любого из городов, где есть местный аэропорт. Или паромное сообщение с островом Барра, где аэропорт точно есть, насколько я помню. Оттуда самолетом в Эдинбург, из него – в Лондон, а из Лондона – прямой рейс на Париж. Такой план годится?

– Годится, – поцеловала его в щеку Катриона. – Но все-таки жаль, что мы не вернемся сегодня на остров Стаффа.

– Ты что-то забыла там?