Человэльф

– С Лахланом будет покончено. Ты ведь этого хотел?

– Но этого мало. С Лахланом я потеряю свой кусок хлеба и только. А что в будущем? Как и на что мне существовать?

– В будущем всех нас ждет Сатанатос, – тонкие губы Фергюса скривились в презрительной усмешке. – А что до тебя… Ты никогда не задумывался о карьере морского капитана? Шторма, приключения и все такое прочее…

– Нет, – ответил Грайогэйр. – Я вырос на подземном руднике. Море страшит меня. Мне спокойнее, когда над головой земля, а не небо.

– Тем лучше. Как сказал один мудрый эльф, дважды в одну реку не войдешь, – философски заметил Фергюс, ничем не выдав своего разочарования. – Хорошо, мы обсудим твое будущее, но чуть позже. Сначала – Катриона. Найди мне ее!

– Да, повелитель Фергюс.

– И опасайся кобольда Джеррика…

Фергюс хотел что-то еще сказать, но ему помешало появление толстого коротышки с большим животом и сияющим лицом. За его спиной тоскливо переминался с ноги на ногу белобрысый юнец-официант, который держал в каждой руке по две кружки с черным пивом.

– Йоханн сказал мне, что сегодня нас посетили настоящие ценители пива, понимающие разницу между старинным steiger и новомодным schwarzbier, – радостно заявил коротышка, подойдя к их столику. – Разрешите представиться – Ханс Шварц. Вы обратили внимание на мою фамилию? Шварц! Очень символично, не правда ли? Но это только фамилия, заверяю вас. Душа у меня светлая!

Коротышка засмеялся, но его никто не поддержал.

– Что вам надо от нас, Ханс Шварц? – сухо спросил Фергюс.

А Грайогэйр бросил настороженный взгляд по сторонам, как будто опасался увидеть кобольда Джеррика, о котором только что говорил эльф.

– Я много лет работаю в этом заведении, – с нескрываемой гордостью сказал Ханс Шварц, – и могу заверить вас, что истинные знатоки этого благородного напитка заходят сюда не часто. Поэтому я счел своим долгом угостить вас парой кружек напитка, который сам великий Гете описал как целебный эликсир, помогающий больным сохранять силы.

Коротышка сделал знак, и официант с видимым облегчением поставил на стол четыре слишком тяжелых для него кружки с пивом.

– Настоящий тюрингский schwarzbier, прямой потомок славного steiger, – торжественно произнес Ханс Шварц, с нежностью глядя на пиво.

Фергюс с отвращением взглянул на кружки, потом окатил холодным презрением своих голубых глаз человека.

– Гете? – сказал он. – Никогда не слышал о таком. До встречи, Грайогэйр.

Он встал, бросил на стол крупную купюру и, не дожидаясь сдачи, быстро ушел. Коротышка в растерянности хлопал ресницами, провожая его глазами, в которых стыла почти детская обида.

– Я тоже не слышал о Гете, но это не помешает мне выпить пива, – заявил Грайогэйр, придвигая к себе кружку. – Не составишь мне компанию, Ханс? Не обижайся на моего спутника. Настоящий ценитель – это я. А он ничего не понимает в пиве. Тем более в истинном schwarzbier

Лицо Ханса Шварца снова засияло.

Глава 9

Остров Стаффа был настоящим раем для влюбленных беглецов. Правительство Шотландии объявило остров заповедником, а из-за отдаленности люди посещали его не часто. Нередко Катриона и Борис проводили на этом клочке суши вдвоем целые дни, а то и недели. В плохую погоду лодки с туристами не могли пристать к острову, а с окончанием лета и приходом осени она все чаще портилась. Благодаря своей молодости и любви друг к другу они очень скоро освоились с новой жизнью на почти необитаемом острове.

Фингалова пещера оказалась не единственной на острове Стаффа, и вскоре Катриона согласилась с Борисом, что им лучше избрать себе другое место жительства. Это произошло после того, как один из туристов, отбившись от группы, пожелал в одиночестве исследовать самые потаенные уголки «пещеры мелодий», чтобы не счесть деньги, заплаченные за экскурсию, потраченными напрасно. Он почти наткнулся на них в то самое время, когда они предавались любви и, словно тетерева в пору токования, ничего не слышали и не видели вокруг себя. В последнее мгновение Катриона едва успела увлечь Бориса за базальтовую колонну, за которой им, абсолютно голым и дрожащим от холода, пришлось простоять довольно долго, пока турист, удовлетворив свое любопытство и сделав несколько снимков на память, не ушел. Им еще повезло, что это был глуховатый старик в очках с толстыми линзами, которые мало помогали ему хорошо видеть в сумраке пещеры.

Они подыскали крохотную и очень уютную пещерку на другом конце острова, чтобы впредь даже случайно не встречаться с туристами. Людей они избегали, чтобы не вступать с ними в долгие разговоры и объяснения и не давать повода для сплетен и слухов, которые могли бы распространиться далеко за пределы острова Стаффа, выдав их местонахождение возможным преследователям. Поэтому, завидев в море приближающуюся лодку с туристами, Борис и Катриона скрывались в «своем доме» и пережидали там очередное «нашествие», как они назвали эти экскурсии.

В их новой обители было тепло и сравнительно сухо. Они устроили себе роскошное ложе из вереска, который вскоре высох и превратился в обыкновенное сено. Запахи моря и сухой травы смешивались, и не было на свете аромата приятнее. Они зарывались в сено с головой и на ощупь искали друг друга, а когда находили, то предавались плотской любви с такой неистовостью, будто их разлука длилась, по крайней мере, несколько дней, а не минут.

После этого они лежали, смотрели на небо, которое было видно через входное отверстие в пещеру, черное или голубое, на вечные звезды или облака, меняющие свою форму чуть ли не ежеминутно, и разговаривали. Если Катриона что-то и знала о людях, то Борис – почти ничего о духах. И он пытался восполнить этот пробел. Особенно его интересовали телепатия и телепортация – те врожденные способности духов, которые в его глазах превращали Катриону в существо высшего порядка, а то и просто в фантастическое, нереальное, сказочное создание. Но Катриона была живой, из плоти и крови, он чувствовал ее теплое тело рядом с собой, слышал ее хрипловатый голос, видел сияющие глаза – и с трудом мог поверить, что она не человек, а эльфийка, дух природы.

– Как я читаю твои мысли? – переспрашивала Катриона и задумывалась. Для нее это было естественно, как дышать. Но она понимала недоумение Бориса и, как могла, пыталась разъяснить ему. – Эта способность заложена в самой нашей природе. И, кстати, не только духов, людей тоже. Но духам она присуща с рождения, а вы, люди, должны приложить усилия, чтобы развить ее.

– Атавистический признак? – с умным видом спрашивал Борис, демонстрируя свои крошечные познания в этой области. – Что-то вроде хвостика, который у одних есть, а у других остался только рудиментарный позвонок на…? Ну, ты сама знаешь, где. Но, если хочешь, покажу!

Катриона, смеясь, отбивалась от его жадных ласковых рук, и продолжала, по своему обыкновению, очень серьезно подходя к роли наставника.

– Тебе, милый мой человек, должно быть знакомо такое понятие, как «обмен веществ». Но существует еще понятие «обмен энергии». То, что ты называешь телепатией, или, проще говоря, чтение мыслей – это не что иное, как энергоинформационный обмен между живыми существами. Но чтобы овладеть им, как и любой другой способностью, необходимо сначала накопить достаточное количество энергии в своей душе. Без этого телепатическая связь не может осуществиться. Поэтому даже мы, духи, не всегда можем прочесть чьи-то мысли. И тем более на значительном расстоянии. Но, в то же самое время, даже ты, человек, иногда способен на это. Вспомни! Сегодня утром я проснулась, а тебя нет рядом. Но только я подумала о тебе, как ты вошел.

– Это совпадение, – нерешительно произнес Борис.

– А, может быть, ты принял от меня телепатемму? – улыбнулась ему Катриона. – Услышал мои мысли на расстоянии. Не допускаешь такое?

– Я допускаю, что могу умереть с голода, если мы сейчас же не подкрепимся чем-нибудь, – заявил Борис. Его утомляли, несмотря на интерес к ним, долгие разговоры на научные темы. – И мне все равно, чем!

– А любовью ты случайно сыт не будешь? – с самым серьезным видом спросила его Катриона. Но раньше, чем Борис ответил, она со смехом вскочила и потянула его за собой за руку из пещеры. – Ладно, не буду подвергать тебя столь тяжкому испытанию. Какое сегодня у нас будет меню на обед – мясное или рыбное?

– Консервированное!

Чтобы восполнять продовольственные запасы, у них были карабин, удочка и катер. Первые два средства Борис считал очень ненадежными, учитывая, что он был плохим стрелком и еще более худшим рыбаком. Но даже Катрионе, которая метко стреляла, было жалко убивать тюленей и морских птиц, единственных обитателей шотландских островов, на которых не росли не только деревья, но даже кусты. А когда однажды она убила одного небольшого серого тюленя, то все равно не знала, как его разделать и приготовить. В тот вечер они остались без ужина. А тюленя склевали чайки.

Охоте и рыбалке Катриона и Борис предпочитали морские прогулки к близлежащему обитаемому острову Малл. Эльфийка, готовясь к побегу, еще в Париже обналичила свою банковскую карточку и прихватила с собой достаточно крупную сумму денег, которую они теперь экономно расходовали. В магазинах, в которые они заходили, было много всякой еды, но они покупали, как правило, консервы. Так было проще, удобнее и быстрее. Им, не устающим от любви, казалось, что в сутках слишком мало часов, чтобы тратить время на приготовление пищи. Кроме того, в этих морских путешествиях они могли не опасаться, что их обнаружит какой-нибудь слишком любознательный турист, решивший прогуляться по острову после посещения «пещеры мелодий». Часто, когда задувал теплый бриз, они даже не накидывали на себя одежду, не стесняясь своих красивых молодых тел. Катриона управляла парусами, Борис сидел за рулем. Катер плавно покачивало на волнах, волны мерно бились о его борт, освежая их брызгами. Море, в белых барашках до самого горизонта, казалось бескрайним, будущее – счастливым, а жизнь – бесконечной.

– Катриона, – спрашивал Борис, с восхищением глядя на то, как девушка меняет галс. На ней были надеты только трусики и купальник. – А ты могла бы сейчас исчезнуть, а потом появиться, но уже обнаженной?

– Это может даже фокусник в цирке, – ответила Катриона. – Я однажды была на представлении в шапито, видела. А телепортация, если ты, скрывая свое тайное сексуальное желание, говоришь о ней, – это изменение координат объекта, при котором траектория его движения не может быть описана математически непрерывной функцией времени. Из людей ближе всех к пониманию ее природы приблизился немецкий физик Буркхард Хайм. Ты знаком с его квантовой теорией?

– Моя настольная книга, – не моргнув глазом, заявил Борис. – Частенько перечитываю перед сном. Но ты рассказывай мне так, как будто я ничего не знаю. Так нам будет проще понять друг друга.

– Хорошо, – серьезно кивнула Катриона. Она не всегда понимала его шутки. – Так вот, квантовая теория телепортации Буркхарда Хайма, за которую он в свое время получил приз Американского института аэронавтики и астронавтики, предполагает проникновение в другое измерение. Это в чем-то созвучно идеям «нуль-пространства», описанным вашими фантастами. Но только там перемещение происходит не только в пространстве, но и во времени. В фантастических произведениях расстояние в несколько световых лет можно преодолеть за несколько минут. Я так не могу. Да и никто из духов, насколько я знаю. Мы можем перемещаться на небольшие расстояния, и времени на это уходит почти столько же, сколько потребовалось бы, если бы мы прошли его или пробежали. Вот видишь, одни сплошные «бы»!

– А что ты чувствуешь при этом? – поинтересовался Борис. Ему нравилось, когда Катриона с увлечением что-либо ему объясняла. Тогда она даже забывала, что на ней почти ничего не одето, и Борис мог без опаски любоваться ее грудью или бедрами, когда она, при смене галса, поворачивалась к нему спиной. – Тебе страшно, больно, весело?

– Я понимаю, о чем ты, – Катриона задумалась. – Это происходит так: я настраиваюсь на определенное желание, как будто ловлю волну на радиоприемнике. Думаю, что мне надо быть там-то, в определенной географической точке. Потом вспышка – и тьма! Все это длится всего одно мгновение. Во всяком случае, по моим ощущениям. Мне кажется, в это время происходит квантовая перестройка моего тела. Помнишь, я рассказывала тебе, что наши тела состоят из квантов, которые меньше атомов в сто миллионов раз? И на этом уровне материя и энергия становятся взаимозаменяемыми. То есть я перемещаюсь в пространстве не как материальное тело, а как некий сгусток энергии. Понимаешь?

– Мне кажется, да, – честно ответил Борис. Но ключевым словом в его фразе было «кажется».

– А поскольку при этом задействована энергия, то телепортация отнимает очень много сил. И чем больше расстояние, на которое перемещается тело, тем больше энергии расходуется. Вот почему лично я так не люблю телепортироваться. После этого я чувствую себя такой усталой, будто скаковая лошадь в конце заезда на десять миль. Так что мгновенное перемещение материального объекта в пространстве на произвольное расстояние, которое так восхищает и поражает людей, не такое уж и благо, как им кажется. Не уверена, что многие из них согласились бы воспользоваться телепортацией, если бы им представилась такая возможность.

– Ну, один-то раз наверняка каждый бы попробовал, – убежденно заявил Борис. – Даже я. А ты можешь…

– Предвижу твой вопрос, – улыбнулась Катриона. – И отвечаю, не дослушав. Нет. Я не могу телепортировать тебя с собой. Это не поход в кино. Когда-нибудь, когда люди, подобно духам, овладеют квантовой теорией тела и научатся применять ее на практике, тогда, возможно, и ты сможешь испытать это необыкновенное приключение. А пока прекрати разглядывать мою грудь, как будто видишь ее в первый раз в жизни, и смотри прямо перед собой. Ты за рулем, не забывай об этом, милый!

Это «милый» было произнесено таким тоном, что Борис мгновенно простил Катрионе обиду, которую она ему нанесла, отказав телепортировать с собой, а еще больше – запретом любоваться ее грудью.

Но подобные «заумные», как называл их Борис, разговоры были редкими. Да и другие тоже. Намного больше времени они молчали. Без слов занимались сексом, без слов любовались морем в лунные ночи, без слов понимали невысказанные другим мысли. Очень часто слова навешивают на любовь, как гирлянды и мишуру на новогоднюю елку, скрывая под ними ее естественную красоту. Их любовь обходилась без этого.

Эта любовь, эльфийки и человека, обходилась без многого, что было бы неизбежно, будь они оба эльфами или людьми. Каждая раса имеет свои традиции, порой малопонятные другому народу. Но Катриона и Борис отбросили эти условности, не желая, а, быть может, не умея объяснить их природу, значение и смысл, потому что сами не понимали. Они были слишком молоды, чтобы в их души успели проникнуть и обосноваться там бациллы предрассудков. Они были словно tabula rasa, и сам Аристотель поразился бы чистоте и наивности их сознания во всем, что касалось этой области. А уж английский философ Локк, проповедовавший ту же теорию через две тысячи лет после древнего грека, просто пришел бы в восторг.