Человэльф

Но гном, несмотря на свой только что пережитый страх, от которого у него все еще сохранились неприятные ощущения в животе, возразил:

– Глава этой сверхдержавы хотел бы лично обсудить с главой Совета тринадцати условия будущего контракта. Он сказал, что готов встретиться с повелителем Роналдом в любое удобное для него время.

– Да ты с ума сошел, Вигман, – удивленно посмотрел на него эльбст. – Кто он такой, чтобы настаивать на личной встрече со мной?

– Он будущий правитель мира людей, – напомнил гном. – И хотел бы встретиться со своим будущим повелителем, чтобы иметь честь лично засвидетельствовать ему свое почтение и поцеловать в знак покорности туфлю на его несравненной ноге.

– Витиевато выражаешься, Вигман, – заметил эльбст. – Я и половины не понял из того, что ты сказал. И, кроме того, я не ношу туфель, ты же знаешь.

– Восточный стиль, – выдавил из себя улыбку гном Вигман. – Я тоже не сразу привык. Но им так нравится. Есть даже пособия на эту тему. Я прочитал на днях одно. Называется «Тысяча и одна ночь». Узнал много интересного о людях Востока, их привычках и обычаях.

– Не засоряй мне голову подобной чепухой, – отмахнулся эльбст. – Хорошо, назначь встречу. Через сорок один день. Сначала я хочу решить проблему маяка на острове Эйлин Мор.

– Встреча состоится здесь, повелитель Роланд? – гном поклонился, чтобы скрыть торжествующую улыбку.

– Ты точно сошел с ума, Вигман, – сказал эльбст и погрозил ему своим кривым и острым, как ятаган, когтем. – Наверху, на первом этаже моей резиденции. В комнате для официальных гостей. Да смотри, гном, не спутай с комнатой для моих личных гостей. То-то будет подарок для моего кобольда!

И эльбст зашелся в приступе смеха, который преследовал гнома Вигмана еще долго после того, как он, пятясь, вышел из янтарной комнаты.

Однако радость гнома от этого не убавилась. Он не сказал эльбсту, что лично ему, Вигману, был обещан людьми довольно внушительный процент с суммы контракта, который будет подписан по этой нефтяной сделке. Гном Вигман полагал, что знать об этом эльбсту Роналду вовсе не обязательно. Это был его личный секрет, о котором он даже не рисковал думать, чтобы не быть невзначай кем-то услышанным.

Вигман спешил. Еще сегодня ему надо было посетить столицу одной из ближневосточных стран, а затем его ждали неотложные дела в Берне, где на одной из тихих узких улочек в скромном каменном серо-зеленом доме с аркадами размещался неприметный для посторонних глаз банк, о котором знали все ведущие финансисты мира. Гном Вигман любил из окна своего кабинета смотреть на часы на колокольне Цитглоггетурм. Почти тысячу лет украшавшие восточную часть древней колокольни, ровесницу самого города, часы напоминали ему о скоротечности бытия. Он не понимал жителей города, их характер и особый ритм жизни, соответствующие превозносимому ими девизу – «Не торопиться!». Люди заполнили свой крохотный городишко изображениями медведей, начиная с герба и заканчивая курантами Часовой башни, и геранями, стоявшими в горшках почти на каждом подоконнике, и были счастливы, тратя свои дни на прогулки на свежем воздухе в парке Кляйне Шанце. Он не мог себе этого позволить, видя, как быстро бегут стрелки по циферблату часов на колокольне Цитглоггетурм. Каждая минута могла сделать его богаче или беднее, и это зависело от него самого.

Глава 6

Морское путешествие на катере под парусом от острова Эйлин Мор до острова Стаффа было недолгим, но, быть может, Борису это только показалось.

Он знал, что если судить по географической карте, то оба острова располагались почти по соседству, в районе Внутренних Гебридских островов у берегов Шотландии. Но если довериться ощущениям, то их разделяла вечность.

Как только свет маяка Эйлин Мор скрылся в ночном мраке, все плохие воспоминания, связанные с ним, ушли в прошлое. А в будущем Бориса ждали необитаемый остров Стаффа, поющая пещера Фингала и любовь Катрионы. И это казалось чудесным, позволяя забыть недавние неприятности. Борис был молод и верил в свою счастливую звезду, которая, он в этом не сомневался, будет сиять над ним всю его долгую жизнь. А то, что иногда эту звезду застилали грозовые тучи, было не так уж и страшно, если все остальное время небо оставалось чистым и безоблачным. Он хорошо помнил, что говорила его бабушка Алевтина – для того Господь Бог и создал ночь, чтобы ярче сиял день. А затем она добавляла, что грех нужен, чтобы оттенить добродетель. «Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься», – заявляла она и лукаво усмехалась, глядя на непонимающее личико внука…

Весь путь Борис любовался морскими пейзажами и Катрионой, причем девушкой он восхищался намного больше. Стройная, гибкая, сильная и одновременно хрупкая, как выточенное из бесценного куска мрамора не имеющее цены произведение искусства, она легко управляла парусом и не забывала дарить улыбки и нежные поцелуи Борису, когда ему удавалось напомнить ей о своем существовании. Он был настроен восторженно, она – настороженно, ожидая погони, шторма, урагана, ливня и прочих бедствий, которые могли бы им угрожать и помешать достичь цели их путешествия. Катриона тоже была влюблена, но она была на целую сотню лет старше Бориса, а потому предусмотрительнее. Порой эта предусмотрительность перерастала в мнительность. Если исключить чувство эльфийки к Борису, то радовало ее только то, что погода была пасмурной, и солнце надежно скрывали мрачные, низко нависшие над морем тучи.

Но ничего плохого не случилось. И когда катер проходил мимо остров Иона, лежавший в самом близком соседстве с островом Стаффа, Катриона позволила себе немного расслабиться. Теперь только она могла по-настоящему насладиться своей неожиданной свободой и своей нежданной любовью. В сущности, до этого Катриона никого еще не любила, изредка и недолго переживая только детские влюбленности. По эльфийским меркам она была очень юной, даже младше Бориса, если сравнивать их возраст сообразно количеству лет, проживаемых эльфами и и людьми.

Катриона устроилась поудобнее на коленях Бориса и в перерывах между поцелуями пыталась успеть рассказать ему о том, что он видел вокруг себя. Но только глазами, не проникая в суть вещей и происходящего.

– Это остров Иона, – говорила она, оторвавшись на миг от его жадных губ. – Здесь погребали древних шотландских королей. Сам король Макбет также обрел на этом острове свое последнее пристанище. Ты должен о нем знать. Великий бард увековечил его в одной из своих трагедий, при этом значительно исказив биографию самого Макбета и исторические факты.

– Как интересно, – восхитился Борис и снова припал к ее губам, словно они были раскрывшимся бутоном, а он – изголодавшейся пчелой.

– А это Uamh-Binn, – уже совсем другим тоном сказала Катриона, и Борис невольно поднял голову, чтобы увидеть, что так поразило девушку. – В переводе с древнего гэльского языка – Пещера мелодий. Я провела в ней все свое детство.

– Ты жила в этой пещере? – удивился Борис.

– Это пещера жила в нашем доме, – странно ответила Катриона, однако не стала ничего объяснять. – Но это для меня она Uamh-Binn, вы же, люди, называете ее пещерой Фингала. А слово «фингал» дословно переводится как «белый странник». Так звали легендарного героя древних кельтов, который, если верить преданиям, проложил между Шотландией и Ирландией Дорогу гигантов. Впрочем, свое название пещера получила не от него, а от увертюры «Фингалова пещера», написанной одним из ваших композиторов, Мендельсоном, после того, как он посетил этот остров. Мелодию ему навеяли те созвучия, которые он услышал внутри пещеры.

– А ты знаешь, что Мендельсон написал еще одну мелодию, намного более популярную у людей? – улыбаясь, спросил Борис. – Кстати, ее будут исполнять на нашей с тобой свадьбе.

– А ты знаешь, – с милой гримаской передразнила его Катриона, уходя от опасной темы, – что в разное время пением пещеры Фингала приезжали насладиться такие знаменитые люди, как Жюль Верн, Вальтер Скотт и даже сама английская королева Виктория? И вот теперь ты войдешь в их сонм.

– В сонм мне рано, – рассмеялся Борис. – Я еще не успел нарадоваться жизни.

– Вот и порадуешься в Пещере мелодий, – Катриона приложила свой палец к его нетерпеливо тянущимся к ней губам. – А Вальтер Скотт, между прочим, писал, что эта пещера не поддается описанию словами, а ее вид превзошел все то, что ему доводилось о ней слышать.

– Бедняга Вальтер Скотт, – лицемерно посочувствовал Борис. – А что бы он сказал, если бы увидел тебя, Катриона? Думаю, он лишился бы не только своего писательского дара, но и дара речи.

– Нахал, – рассмеялась Катриона. – Одно слово – человек! Не Вальтер Скотт, а ты! Да перестань же немедленно!

Но Борис перестал ее целовать только тогда, когда катер подошел к разверстому в базальтовой скале овальному отверстию, которое вело в пещеру Фингала. Оно было слишком узким, чтобы в него мог протиснуться катер. Им необходимо было пристать к острову в некотором отдалении, а затем по узкой тропе, протоптанной множеством ног в камнях, усеивающих берег, пройти пешком внутрь пещеры.

– Остров необитаем, – сказала Катриона, – но его часто посещают туристы. Лодка с ними отходит от острова Малл ежедневно, но пристает к острову Стаффа только в хорошую погоду. На наше счастье, хорошая погода здесь редкость. Так что почти все время мы будем одни.

– От кого мы прячемся, Катриона? – спросил Борис, снова став серьезным.

– От всех, – сказала девушка. – Нам угрожает весь мир.

И Борис должен был довольствоваться этим ответом. Но любовь переполняла его, и он был даже доволен, что никто не будет им мешать. Во всяком случае, какое-то время.

– Всегда любил игру в прятки, – весело заявил Борис.

– Наиграешься досыта, – мрачно пообещала Катриона.

Катер ткнулся носом в берег. Их морское путешествие закончилось.

Остров Стаффа был больше Эйлин Мора, но незначительно – в длину всего один километр и полкилометра в ширину. В пещеру Катриона вошла первой. Она прекрасно ориентировалась в темноте и, кроме того, здесь все было ей знакомо с детства. Каждый камень, каждый поворот, каждый звук. Ее мать, Арлайн превратила их дом в прекрасную копию Пещеры мелодий, почти неотличимую от оригинала, в чем Катриона сейчас могла убедиться.

Морские волны, мерно бьющиеся о шестигранные базальтовые колонны, уходящие в воду на глубину семидесяти метров и возносящиеся под куполообразный свод на двадцать метров, создавали фантастическое ощущение, что где-то играет невидимый гигантский орган. Музыка, которую он рождал, была величественной и прекрасной. Казалось, что небесную музыку воссоздают сами стены, от которых отражались все звуки. Акустика была потрясающей. Это был поистине нерукотворный исполинский собор, построенный самой природой.

Во всяком случае, так казалось Борису. Он крепко держал Катриону за руку, словно опасаясь ее потерять. Пещера была небольшой, протяженностью метров восемьдесят и шириной не более пятнадцати, однако она поражала своей монументальностью. И человек здесь был подобен крошечной звездочке на необъятном небесном своде мироздания. Но Борис не чувствовал своей ничтожности, наоборот, его дух проникся величием природы, и в эту минуту он даже забыл, что сам он смертен.

От этих возвышенных мыслей его оторвала Катриона.

– Тебе нравится здесь? – спросила она, с внутренним трепетом ожидая ответа.

– Это бесподобно, – искренне ответил Борис. – Кто создал это чудо?

– Море, дожди и ветер, – ответила она. – Духи природы.

– Такие же, как ты?

– Архитекторы этой пещеры были гениями, – покачала головой Катриона. – А я простая эльфийка. Во мне нет даже намека на гениальность. К моему великому сожалению.

– И к счастью для меня, – сказал Борис, нежно целуя ее руку, которую так и не выпустил. – Ты и так само совершенство, а будь ты еще и гением, я бы чувствовал себя очень неуютно. А сейчас…

– А сейчас? – спросила его с улыбкой Катриона, не отнимая своей руки от его горячих губ, а второй пригладив растрепанные волосы на его голове.

– А сейчас у меня такое чувство, будто я после долгого путешествия возвратился домой, – сказал он. И взглянул в ее глаза с немым вопросом: поняла ли она его?