Человэльф

– Ты хотел сказать, Бориса Смирнова?

– Где она, там и он.

– Ты уверен в этом?

– В чем? В том, что ты потеряешь свое место в Совете или что эльфийка стала любовницей человека?

Лицо Фергюса покрылось багровыми пятнами. Но он сдержал свой гнев.

– Меня не волнуют ничьи альковные тайны, – сказал он. – А вот почему ты обвинил человека в том, в чем он не виновен – это интересно. Никто не расплачивался с ним алмазом. Алмаз принадлежал домовому Крегу.

– Скотти сказала мне другое.

– Она солгала.

– Я допрошу ее с пристрастием. И если она действительно меня обманула…

– Что это изменит? Предательства не было. Смотритель маяка поменял светофильтры по приказу млита. И ты это знал. Но скрыл.

– Это млит рассказал тебе? – воскликнул Грайогэйр, выдав себя с головой.

– Нет, млит мне ничего не рассказывал, – солгал Фергюс.

На самом деле он действительно все узнал от Сибатора, который проболтался ему спьяну. Некоторое время тому назад они случайно встретились в Rules, одном из старейших ресторанов Лондона, основанном еще в 1798 году. Фергюс предпочитал его еще и потому, что здесь подавали прекрасную дичь, устрицы, пироги и пудинги, которые он втайне обожал. А млит забрел совершенно случайно, втайне от эльбста Роналда освободив сам себя всего на один вечер от участия в затянувшемся морском рейде у берегов Шотландии. Он искал развлечений, а встретил Фергюса. Но, за неимением лучшего, подсел за его столик и долго плакался ему на свою судьбу, порой начиная туманно намекать на скорую награду, которую он надеялся получить от главы Совета ХIII за поимку пресловутого «Летучего Голландца». Вскоре Фергюс узнал все, что ему было интересно, а затем покинул млита, оставив его, совершенно пьяного и одуревшего от спиртного и жалости к себе, в компании с несколькими бутылками, большинство из которых были уже пустыми. Сибатор предпочитал крепкие напитки, поэтому абсент он выпил вместо апперитива. Затем опорожнил бутылку пуэрториканского рома «Bacardi 151», осушил бутылку «Devil Springs Vodka», после чего потребовал польской водки «Spirytus». Любой человек, который рискнул бы вслед за млитом выпить все это, мог бы ослепнуть, лишиться желудка или печени и даже умереть. А Сибатор, блаженно улыбаясь, заказал еще. И ошеломленный, но хорошо вышколенный и потому беспрекословный официант принес ему огромный графин, казавшийся пустым, потому что он был наполнен русской водкой, чистой и прозрачной, как родниковая вода.

– Русская водка – напиток для детей, – разочарованно хмыкнул млит, глядя на официанта мутными глазами. – Человек, почему ты не принес мне «Everclear»? Знаешь, Фергюс, однажды я пил его в Америке. Кажется, это было во времена «сухого закона», но, может быть, я и ошибаюсь. Вот уж поистине дьявольская вода! Не имеет ни запаха, ни вкуса, а валит с ног, словно дюжий молотобоец.

– Насколько мне известно, «Everclear» запретили в тринадцати американских штатах, – робко возразил официант. Это был полный высокий человек, который, однако, стоя рядом с млитом, казался перепуганным ребенком. – И, разумеется, в нашей доброй старой Англии едва ли…

Но к этому времени Сибатор уже окончательно перестал что-либо соображать, и едва ли отчетливо понимал, что говорит ему официант, а, возможно, и кто сидит рядом с ним за столиком. Несколько раз он даже назвал Фергюса Грайогэйром. И был с ним очень откровенен.

Поужинал Фергюс в тот вечер в одиночестве в ресторане Just St James, который разместился в здании эдвардианской эпохи, построенном в стиле барокко. Неподалеку от этого ресторана находились Сент-Джеймский дворец, Мол, Кларенс-хаус и Букингемский дворец. Соответственно подобралась и публика – чопорная и респектабельная. Фергюс был среди них своим, ничем не выделяясь. Вкусная еда и мысли о том, что он узнал от млита, бесследно сгладили неприятное впечатление от встречи с млитом.

Но сейчас эльф предпочел скрыть все это от Грайогэйра, полагая, что чем больше тот не понимает, тем сильнее будет бояться его, Фергюса.

– Это не важно, как я узнал, – сказал он. – Важно то, что эльбст Роналд может узнать, что ты обманул его. Ты догадываешься, чем тебе это грозит, Грайогэйр?

На лбу гнома выступил холодный пот. Он одним глотком опорожнил большую кружку с пивом, но облегчения не испытал. Фергюс со скучающим видом разглядывая свое пиво, которое он даже не пригубил.

– Ты выдашь меня? – тихо спросил Грайогэйр.

– Ведь этой святой долг любого духа – изобличить изменника, не так ли? – ответил Фергюс. – Но прежде я хотел бы выслушать твое предложение, а уже потом приму решение.

Грайогэйр не мог тягаться с Фергюсом ни умом, ни коварством. И он смирился. Когда он шел на эту встречу, то хотел продать свой секрет эльфу, если тот предложит хорошую цену. Но вместо этого приходилось обменивать его на свою жизнь. Если хорошо подумать, эта сделка была даже выгоднее.

– Я предлагаю тебе Катриону, – сказал он с вымученным смешком. – Вернее, тот кусок сыра, который заманит ее в твою мышеловку.

– А в чем твой интерес? – спросил Фергюс с таким видом, как будто думал совсем о другом.

– Мой интерес в том, что Лахлан не станет членом Совета тринадцати, заняв твое место.

– Лахлан – член Совета? – искренне изумился Фергюс. – Ты точно сошел с ума!

– Он тоже эльф, как и ты, – ответил Грайогэйр. – Но, в отличие от тебя, у него есть жена. А она очень дружна с эльбстом Роналдом. Мне продолжать?

– Ты еще более мерзок, чем я предполагал, – буркнул Фергюс. – Но ты не сказал мне, что это за сыр, который Катриона предпочтет своему любовнику.

Грайогэйр усмехнулся и, предварительно оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, сказал:

– Это Арлайн, ее мать.

И самодовольно откинулся на спинку стула, наслаждаясь произведенным эффектом.

Он хорошо помнил ту ночь, когда Арлайн превратила свой дом в гигантский костер. Еще днем его заинтриговало странное поведение Лахлана, который потребовал от него срочно найти адрес матери Катрионы. Необычное волнение, которое премьер-министр не смог скрыть от Грайогэйра, вынудило гнома тайно последовать за ним. Грайогэйр видел, как Лахлан вошел в дом. Ждал, когда он выйдет. А когда автомобиль с Лахланом уехал, он, Грайогэйр, остался. Врожденное чутье подсказало ему, что это еще не конец спектакля. Так и случилось. Поздно ночью Арлайн вышла из дома и подожгла заросшую травой беседку, стоявшую во дворе. Затем, совершенно голая, белея во мраке ночи своим почти по-девичьи стройным телом, начала танцевать вокруг огня и взывать к Великой Эльфийке, вздымая руки к небесам. Вскоре тучи застлали небо, началась гроза. Молнии бичевали землю, словно подчиняясь безумному требованию эльфийки. Одна из небесных огненных стрел вдруг ударила в дом, который вспыхнул, как сухостой. К этому времени, уже под утро, беседка догорела, и Арлайн, так и не дождавшись, когда молния поразит ее, вошла внутрь дома с очевидным желанием умереть. Грайогэйр однажды слышал от кого-то, что в средние века так поступали человеческие ведьмы, которые обрекали сами себя к сожжению на костре, не дожидаясь еще более ужасного для них суда инквизиции. А, может быть, он что-то перепутал. Но так или иначе, а его не удивило и не вызвало вообще никаких эмоций намерение Арлайн. Однако эльфийке не повезло. Вдруг хлынул ливень и почти мгновенно загасил пламя. Льющиеся с неба потоки воды так же внезапно иссякли, как и начались, как будто кто-то свыше управлял ими. Когда Грайогэйр вошел в дом, Арлайн лежала посреди комнаты, странно похожей на мрачную пещеру, с сильными ожогами по всему телу, но еще живая. Она стонала, не приходя в сознание. Грайогэйр осторожно перенес ее в свою машину, которую оставил неподалеку. Затем вернулся к дому, отыскал тлеющие головешки, раздул их и поджег дымящееся строение. Когда дом снова вспыхнул, он уехал, уверенный, что огонь скроет все следы. Он привез Арлайн в посольство Эльфландии и поместил в одну из камер подземной темницы, не зная, умрет эльфийка или будет жить. Арлайн выжила. Но не пошла на поправку. Она угасала с каждым днем, сгорая уже в другом, пожирающим ее изнутри, пламени. Сам Грайогэйр думал, что это было раскаяние в том, что она совершила в прошлом. Арлайн хотела умереть, считая, что только смерть смоет ее позор.

Грайогэйр никому не сказал, что он спас Арлайн, даже Катрионе. Ему было безразлично, что девушка страдает. Он собирался продать свою тайну тому, кто даст за нее хорошую цену.

Услышав имя Арлайн, Фергюс побледнел. Арлайн преследовала его, как наваждение. Когда она изменила ему, его любовь переродилась в ненависть. Он посвятил свою жизнь мести людям, а ее вычеркнул из своей памяти, не хотел ее видеть и даже слышать о ней. И много лет ему удавалось это. Но внезапно она восстала из небытия, как грозный призрак, и лишила его зыбкого, как болотная топь, покоя, который он, казалось, уже начал обретать.

За минувшие сто с лишним лет былая любовь в его душе подернулась пленкой забвения, месть была почти утолена – люди сполна заплатили за безрассудство рыжеволосого Джека, посягнувшего на эльфийку и его, Фергюса, честь. Фергюс иногда даже задумывался, не пора ли начать новую жизнь, в которой будет покончено со слепой ненавистью, а ее место займет новая любовь, семья, дети. И вдруг появилась Арлайн, и все былое ожило в его душе. Жажда мести вспыхнула с новой силой. Но не людям будет он мстить теперь, это бессмысленно, Фергюс вдруг понял это. Он отомстит самой Арлайн. Сначала он покончит с ее дочерью, которую она прижила от человека. А затем придет к Арлайн и насладится ее горем. Пусть страдает, как страдал он. Он уже изнемог от страданий. А ей все еще только предстоит. И это будет только справедливо.

Фергюс с такой злобой посмотрел на Грайогэйра, что тому стало страшно. Но эльф думал не о нем, а об Арлайн и ее дочери. Их он видел сейчас перед своим мысленным взором. И предвкушал скорую расправу над ними.

– Я хочу увидеть… мать Катрионы, – произнес эльф. – Это возможно?

– Да. Когда пожелаешь?

Но Фергюс не решился. Пока еще он не чувствовал в себе достаточно сил для этого. А потому несколько непоследовательно он сказал:

– Нет. Я передумал. Она под надежной охраной?

– Тюрьма глубоко под землей…

– Меня не интересуют подробности. Она должна там оставаться, пока я не найду ее дочь. Ты отвечаешь за нее своей жизнью, помни это.

– Да, повелитель Фергюс.

– Ты уже знаешь, как будешь выманивать Катриону из норы, в которую она забилась, как перепуганная мышь, и не высовывает даже носа?

– Как я уже говорил, ее мать будет приманкой. Мы призовем на помощь газеты, журналы, телевидение, радио, интернет, таблоиды – все те средства массовой информации, из которых люди в наше время узнают о происходящих в мире событиях. Разместим в них фотоснимок Арлайн и ее обращение к дочери. В нем будет написано, что она умирает и хотела бы перед смертью увидеть Катриону. Что-то в таком сентиментальном духе. Катриона любит свою мать. Она откликнется, где бы она ни была.

– И сама, по собственной воле, явится в подземную темницу?

– Не в темницу, а в одну частную психиатрическую клинику под Парижем. Очень уединенное место, здание окружают Булонский лес и парк Сен Клу. Всего шесть врачей, два десятка человек медперсонала и не более тридцати-сорока пациентов одновременно. Арлайн разместят в одноместной палате, допускать в которую будут только меня. Из палаты уберут телефон, ей запретят пользоваться косметическим салоном, ателье живописи и лепки, рестораном, расположенными на территории клиники. Когда ее захочет кто-то навестить, сначала известят опять-таки меня, чтобы испросить мое разрешение.

– Ты все продумал, – бесстрастно сказал Фергюс. – И если все закончится так, как я предполагаю… Ты будешь доволен.

– Я могу рассчитывать на твою признательность, повелитель Фергюс?