Человэльф

– И очень ценное. Самые прекрасные в моей жизни воспоминания.

Уже через час, оставив катер пришвартованным у причала и оплатив место на стоянке за месяц вперед, они взяли билеты на морской паром, с которого начиналось их путешествие в Париж.

Глава 12

Когда Арлайн перевозили из подземной темницы в психиатрическую клинику, она крепко спала. Ей подмешали в стакан с водой такую дозу сильнодействующего снотворного, что ни один человек, выпив его, уже никогда не проснулся бы.

Когда спустя сутки она очнулась и открыла глаза, то вместо мрачных каменных сводов своей прежней тюрьмы с удивлением увидела молочно-белые стены просторной комнаты и густые зеленые кроны деревьев за высоким окном на фоне светлых сумерек. Но Арлайн была так слаба, что не смогла даже встать, чтобы подойти к окну и распахнуть его настежь, впустив освежающую вечернюю прохладу. Несколько последних месяцев, запертая в тюремной камере глубоко под землей, она дышала только спертым и затхлым воздухом. От обиды на свое бессилие она расплакалась.

Арлайн скоро догадалась, что слабость ее вызвана не только болезнью, но еще и чарами, которые на нее наложил кто-то более могущественный, чем она, ослабевшая после пожара и затянувшейся депрессии и растерявшая все свои магические силы. Арлайн не могла противиться этим чарам, но могла по-прежнему отказываться от еды, как это было в темнице. Она позволяла себе только глоток воды, которую ей приносили трижды в день вместе с пищей, остальное оставляла не тронутым.

Она не знала, кто и зачем ее похитил. Грайогэйр, единственный, кто ее изредка навещал, умело скрывал от нее свои мысли, а сам говорил очень мало. В основном он расспрашивал эльфийку – о Катрионе, Фергюсе и других духах, которых она знала. Грайогэйру была нужна информация, которую он потом продал бы с выгодой для себя. Но Арлайн молчала. Она отворачивала голову к стене и думала только о том, что хочет умереть. Это срабатывало. Грайогэйр, устав от бесплодных расспросов и утомительных попыток прочесть ее мысли, уходил, раздраженный и злой.

В клинике Арлайн было лучше, чем в темнице еще и потому, что кроме Грайогэйра к ней заходили иногда лечащий врач и медсестра, а это как-то разнообразило ее жизнь.

Врач был еще довольно молодым человеком и испытывал из-за этого комплекс неполноценности, а потому пытался компенсировать недостаток лет сухостью речи и строгостью обращения с пациентами. Звали его Жермон Кюдери, но он требовал, чтобы называли его не иначе как доктор Кюдери, причем не только пациенты, но и медсестры.

Зато медсестра Жаклин во всем, что не касалось предписанного врачом режима, была сама доброта. В то время как доктор Кюдери изъяснялся исключительно вызывающими дрожь у непосвященных терминами «биполярный синдром личности», «маниакально-депрессивное расстройство», «шизофрения на фоне нарушения сна и сильного переутомления», Жаклин, общаясь с Арлайн, употребляла слова «милочка», «душенька моя» и «рыбонька», далекие от профессионального жаргона.

Они и выглядели совершенно по-разному – высокий, сухопарый доктор Кюдери и расплывшаяся, громоздкая Жаклин. И, тем не менее, Алрайн почему-то предпочитала желчного доктора Кюдери слащавой медсестре Жаклин. Это было внутреннее предубеждение, выбор, продиктованный чувствами, а не разумом. А, в принципе, ей было все равно. Она одинаково вела себя как с доктором, так и с медсестрой, не отвечая на их вопросы и игнорируя требования, предписанные назначенным ей лечением.

Арлайн не считала себя психически больной, в чем ее пытались уверить. То, что ей хотелось умереть, было естественным и закономерным желанием, вытекающим из всей ее предыдущей жизни. Но этого никто не понимал.

Доктор Кюдери настаивал на том, что Арлайн должна жить.

– Залогом успеха моей терапии является как осознание пациентом своего недуга, так и его добровольная готовность начать лечение, – говорил он, строго глядя на Арлайн через маленькое золотое пенсне на носу, которое он носил для солидности, а не из-за дефекта зрения. – А вы мне мешаете своим пассивным сопротивлением.

Он разработал для Арлайн индивидуальную программу медикаментозного лечения и терапевтических процедур и требовал их неукоснительного выполнения, уверенный, что только это даст положительный эффект.

Жаклин считала, что ее болтовня с пациентами намного лучше способствует их психическому выздоровлению, чем любые научные методы лечения.

– Наша клиника находится всего в трех километрах от Парижа, – говорила она, оправляя по утрам постель Арлайн. – А потому ее и клиникой-то нельзя назвать. Так, частный пансион для богатых людей, уставших от городской суеты и сутолоки. Его основала почти сто лет назад греческая принцесса Мария Бонапарт. Она была ученицей самого Фрейда! Вы должны, рыбонька, гордиться тем, что стали пациенткой этого заведения. Не для каждого его двери открыты, скажу я вам!

Арлайн молчала, поражаясь человеческому тщеславию и глупости. Но убеждать Жаклин, что быть пациенткой психиатрической клиники честь весьма сомнительная, она не хотела. Равно как и спорить с доктором Кюреди о том, что жизнь предпочтительнее смерти. Это было бессмысленно. Они были люди, она эльфийка. Они все равно никогда не поняли бы друг друга.

Только однажды Арлайн сделала попытку.

– Доктор Кюдери, – сказала она, – помнится, один ваш философ сказал: «Человек, ты уверен, что умрешь. Так о чем же ты беспокоишься?» Вы не находите, что подобная точка зрения намного облегчает жизнь и упрощает смерть?

– Чепуха, – авторитетно заявил доктор Кюдери. – Это было временное умопомешательство этого великого человека. Одумавшись, он же потом сказал следующее: «Возлюби ближнего как самого себя, но прежде возлюби себя».

Доктор Кюдери неожиданно оказался начитанным человеком, что бывает не так уж часто в среде психиатров, и тоже читал Ницше, как и Арлайн. Но воспринимал прочитанное абсолютно по-другому, как, впрочем, и все остальное. А потому Арлайн после той попытки перестала надеяться, что они с доктором поймут друг друга, пусть даже не сейчас, а когда-нибудь. И начала выполнять его требования почти машинально, тем самым презрев одну из главных заповедей лечебного метода доктора Кюдери – добровольную готовность начать лечение. Эффект был соответствующий. Она продолжала медленно, но верно угасать. Будь она человеком, Арлайн давно бы уже умерла. Но будучи эльфийкой, жизнелюбивой и жизнестойкой по самой своей природе, она тяжело расставалась с этим миром, несмотря на то, что он уже давно отверг ее.

Единственное, о чем она просила и доктора Кюдери, и медсестру Жаклин, и Грайогэйра, когда тот навещал ее – ничего не говорить о ее местонахождении дочери и ни в коем случае не разыскивать ее.

– Пусть Катриона думает, что меня уже нет в живых, – говорила она. – Ей не придется второй раз меня оплакивать. Я лишила свою девочку детства. Не хочу, чтобы она лишилась и будущего по вине своей матери.

– Хорошо, – отвечал доктор Кюдери, и строго приказывал Жаклин говорить то же самое, чтобы не волновать пациентку и не спровоцировать у нее приступ «маниакально-депрессивного расстройства».

А охотнее всех давал обещания Грайогэйр. И Арлайн ненадолго успокаивалась.

Время шло, дочь не появлялась, и Арлайн уже даже перестала напоминать об этом. Поэтому когда в один из дней она увидела, что в ее палату входит Катриона, она решила, что ей это привиделось. Доктор Кюдери часто говорил Арлайн о том, что в ее состоянии возможен галлюциногенный синдром, который проявляется обильными видениями и протекает без нарушения сознания.

– Галлюциногенный синдром мало изучен официальной наукой, поэтому его чаще относят к области оккультных наук, – рассказывал доктор Кюдери, незаметно для Арлайн наблюдая за ее реакцией. Он изучал свою пациентку, как подопытную мышь. – Возникает он при шизофрении, органических и сосудистых заболеваниях центральной нервной системы, симптоматических психозах, интоксикациях, эпилепсии. Галлюциногенный синдром бывает слуховой, зрительный и тактильный, при котором у больного возникает ощущение ползания под кожей червей, насекомых и микробов. Но чаще всего, конечно, регистрируется слуховой галлюциноз, когда вербальные галлюцинации пациента происходят в виде монолога или диалога с видимыми только им объектами. А обманы восприятия носят комментирующий или императивный характер. В последнем случае возможны акты агрессии по отношению к окружающим или суицидальные попытки, как это и произошло с вами.

Арлайн почти не слушала, но кивала, соглашаясь. Она знала, что доктору Кюриди это приятно.

– В процессе развития заболевания нередко появляется обонятельный галлюциноз, когда дурные запахи в восприятии больного исходят как от собственного тела, так и от окружающих его предметов, – продолжал развивать тему доктор Кюдери. – Наблюдается также трансформация галлюцинаторного синдрома в параноидный. Но, надеюсь, вам удастся этого избежать.

– Я тоже, доктор, – отвечала Арлайн.

И, в свою очередь, она спрашивала:

– А вы знаете, что этот синдром проявляется также после употребления в пищу некоторых видов грибов – Psilocybe и Conocybe? Эти грибы до сих пор используются для ритуальных обрядов шарлатанами, которые пытаются выдать себя за магов и уверяют своих клиентов, что они общаются с духами. У человека вызывают галлюцинации токсические вещества, содержащиеся в этих мелких и неприметных грибах, – псилоцибин и псилоцин

– Я-то знаю, – неуверенно отвечал доктор Кюдери. – Но вам откуда это известно? Разве вы врач?

– Я занималась самообразованием, – говорила Арлайн. – У меня было много свободного времени.

Но в действительности ей помогало то, что она проникала в мозг доктора Кюдери, узнавая его мысли, сама не замечая и не понимая этого. Поэтому они говорили на одном языке. На языке доктора Кюдери. И для него это было впервые и почти откровением. Он никогда до этого даже представить не мог, что бывают такие женщины, как Арлайн – умная, разносторонне образованная, ничем не защищенная от внешней среды, нежная и слабая и одновременно сильная духом. Доктору Кюдери раньше фатально не везло с женщинами. И теперь его пациентка казалась ему идеалом, недостижимым для всех остальных представительниц ее пола. С каждым днем это убеждение крепло.

Подобные беседы иногда затягивались надолго, и порой Арлайн ловила себя на мысли, что ждет их даже с некоторым нетерпением. Но она тут же гнала от себя эту еретическую мысль, и снова начинала думать о неизбежной и благостной скорой смерти. Что думал об этом доктор Кюдери, он не говорил, но и он стал все чаще заходить в палату к Арлайн, порой под какими-то надуманными предлогами.

Однажды он вошел внезапно и услышал, как Арлайн тихо, почти неслышно, поет, засмотревшись в окно на кроны деревьев, которые колыхались под порывами ветра. Она сидела на кровати спиной к нему, и не услышала его шагов. Он застыл, очарованный ее голосом, чудеснее которого он не слышал в своей жизни. Песня на незнакомом ему языке была печальной, как шум набегающих на берег морских волн в часы заката. Доктор Кюдери стоял и завороженно слушал, пока Арлайн не смолкла, а потом вышел, стараясь не выдать себя даже дыханием. Арлайн так и не заметила его. Она беззвучно рыдала, спрятав лицо в ладони.

Глава 13

На Катрионе была шляпка с такими широкими полями, что они закрывали пол-лица, и темные очки от солнца, которые скрывали все остальное. Но Арлайн сразу ее узнала и впервые за последние месяцы улыбнулась.

– Ты очень похож на мою дочь, призрак, – произнесла эльфийка. – Благодарю тебя! Мне было бы тяжело умереть, не увидев ее.

– Ты не умрешь, мама, – сказала Катриона, подходя к кровати и опускаясь на колени. Она взяла руки матери в свои и поразилась, какие они бескровные и легкие, почти прозрачные. – Это я, твоя дочь Катриона. Все плохое позади. Прости меня!

– За что, призрачное видение? – спросила Арлайн. Она все еще не верила в реальность происходящего. – Ты подарило мне радость. Может быть, последнюю в моей жизни.

– Не говори так! – потребовала Катриона. – Я заберу тебя отсюда. Ты будешь жить со мной и Борисом в нашем доме.

– Кто это – Борис? – встрепенулась Арлайн. Новое имя прозвучало для нее как сигнал тревоги, который вспугнул привычную дремоту, владевшую ее сознанием.

– Это мой будущий муж, – сказала Катриона. – Ты полюбишь его. Он хороший, хотя и человек. – Она позвала, не оглядываясь: – Борис!

Борис, стоявший у порога, подошел ближе. Арлайн увидела его, и он неожиданно ей понравился. Он был совсем не похож на рыжеволосого Джека. Серьезный, с зелеными глазами, которые смотрели на Катриону преданно и с явно выраженным желанием заботиться о ней. Он не уйдет на войну, как Джек, и не бросит ее дочь одну в чужой стране, среди враждебных ей людей. Катриона будет счастлива с ним. И Арлайн благословила их своей материнской любовью.

– Будьте счастливы, дети, – сказала она. – А я… Я вам не нужна. С меня довольно того, что я буду знать, что у вас все хорошо.

– Нет, мама, ты нам очень нужна, – запротестовала Катриона. – Ведь очень скоро у нас будет…

Но ей не удалось договорить. В палату вошла медсестра Жаклин. Губы ее улыбались, а маленькие, заплывшие глазки были колючими, как кактус.