Человэльф

Когда Катриона тронула его за плечо, гном мгновенно открыл глаза, в которых все еще плескался страх, темный и жуткий, как безлунная ночь на кладбище. Но как только он увидел перед собой эльфийку и понял, что адмирал Сибатор лишь привиделся ему в кошмарном сне, страх ушел, и ночь сменила светлая, словно солнечное утро, радость.

Но почти сразу же глаза сержанта подернулись мутной пленкой раздражения.

– Что тебе? – буркнул он, зевая. – Только прилег на минуточку!

– У меня к тебе срочное дело, сержант, – сказала Катриона, стараясь улыбаться как можно приветливее.

– У всех ко мне срочные дела, – недовольство сержанта росло как снежный ком, сорвавшийся с вершины Эвереста. – А о моих делах кто будет думать? Уж точно не эльфы! Вам бы лишь петь да танцевать при луне, а нам, гномам, достаются только тяжкий труд и служба. И где справедливость?

– Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить, сержант Дерек, – подхватила Катриона. – О справедливости.

– А что вы, эльфы, о ней знаете? – раздражение гнома уже переросло в настоящую снежную лавину. – Вам бы только…

– Я помню, – с досадой произнесла девушка. – Песни и танцы. Но мне сейчас не до твоих обид на эльфов, сержант. Ты взял под стражу главного смотрителя маяка…

– Арестовал, – согласился сержант Дерек. – И что с того?

– Его надо выпустить, – обворожительно улыбнулась Катриона.

– Это еще почему? – подозрительно уставился на нее гном. Он даже сел на кровати, свесив короткие ножки, которые болтались, не доставая до пола. Скотти была права, сапоги сержант и не подумал снять. И они были сейчас намного чище, чем тогда, когда он ложился. Зато простыня была несравненно грязнее.

– Потому что маяк должен указывать путь проходящим кораблям, – попыталась объяснить Катриона как можно проще, чтобы дошло даже до недоразвитого мозга сержанта. – А ты арестовал всех смотрителей. И маяк в эту ночь не горел. Ты представляешь, что могло случиться?

– А ты представляешь, что уже случилось? – рявкнул сержант Дерек, довольно точно копируя интонации адмирала Сибатора.

– Думаю, что да.

– А я думаю, что нет, – передразнил ее сержант. – Слушай внимательно, и не говори потом, что не слышала! Фрегаты из эскадры адмирала Сибатора погибли, судьба самого адмирала неизвестна, предатели все еще живы и не понесли заслуженного наказания. Да только за это адмирал Сибатор спустит с меня шкуру, когда вернется. Самое меньшее – сорвет с меня лычки сержанта и отправит драить гальюн на фрегате…

– А если он утонул? – спросила Катриона.

Но сержант Дерек был подобен истовому ревнителю веры, который не способен даже на миг усомниться в существовании своего божества, какие бы доводы ему ни приводились. Он непререкаемым тоном сказал:

– Ну, адмирал все равно найдет, как меня наказать, будь уверена, крошка. Даже с того света.

«Крошка» была на полголовы выше гнома, но она не стала спорить ни с этим утверждением, ни с загробным всемогуществом млита. У Катрионы была цель, к которой она, как истинная эльфийка, стремилась, не выбирая средств.

– Я уверена в том, что адмирал Сибатор погиб славной смертью воина, – произнесла она почти торжественно, и сержант Дерек едва справился с искушением вскочить с кровати и вытянуться по стойке «смирно», как полагается в прощальном карауле. – Но зато премьер-министр Лахлан жив. И если он по доброте душевной даже не спустит с тебя шкурку, сержант, то неприятностей может доставить массу. Тебя уволят со службы, посадят в подземную темницу, запретят прогулки и свидания, накажут плетьми…

Чем больше возможных будущих наказаний перечисляла Катриона, тем сильнее съеживался гном. Вскоре девушка нависла над ним, как дамоклов меч, а он походил на крошечный мяч, который этот меч мог проткнуть в любую минуту, выпустив из него, словно воздух, душу.

Тем не менее, сержант Дерек, как закаленный в боях воин, не сдался.

– Приказ! – пискнул он. – Мне нужен приказ, чтобы я выпустил главного смотрителя маяка из-под стражи.

– Но ведь тебе не нужен был приказ, чтобы посадить его? – возмутилась Катриона. – Что за непоследовательность! Давай поступим так: я никому не скажу о твоем самоуправстве, а ты…

Но сержант Дерек не привык сдаваться на милость победителя.

– Нет! – заявил он, вставая с кровати. Его глаза пришлись на уровне груди девушки, но в них не отразилось ничего. Катриона не привыкла к подобным равнодушным взглядам мужчин. И она поняла, что проиграла в схватке с тупым служебным рвением сержанта. – Мне нужен приказ премьер-министра Лахлана. А еще лучше – Совета тринадцати. И письменный приказ, а не на словах! Вы, эльфийки, слишком горазды врать. Ищи-свищи тебя потом в чистом поле вместе с твоим дружком человеком!

– Так, значит, только письменный? А если…, – попыталась достичь компромисса Катриона.

– Нет!

– Но ведь…

– Нет!

– Однако…

– Еще одно слово, и я не стану дожидаться никакого приказа, а сам прикажу повесить главного смотрителя маяка, как и собирался вчера. Если бы на этом проклятом острове было хоть одно дерево!

Катриона видела, что сержант Дерек искренне огорчен тем, что скудная растительность острова Эйлин Мор не позволяла ему осуществить его намерения в отношении главного смотрителя. А то, что гном считал благим делом повесить человека, в этом Катриона не сомневалась. Это желание легко и просто можно было прочесть в глазах сержанта, даже не прибегая к телепатии. Низкорослые гномы всегда ненавидели людей, в том числе из-за разницы в их росте, но эта ненависть возросла многократно, когда люди научились добывать из земли полезные ископаемые – уголь, нефть, газ, а особенно золото и драгоценные камни. Алмазы, рубины, сапфиры, изумруды, гранаты, горный хрусталь, опалы и тому подобные минералы гномы ценили превыше всего на свете. Им нравилось, просиживая долгими зимними вечерами в своих сокровищницах, любоваться на то, как камни переливаются всеми цветами, отражая огонь факелов. Это была почти единственная доступная им радость от обладания несметными богатствами, которые они скопили за многие тысячелетия. И гномы искренне считали, что люди, добывая минералы, запускают руку в их карман. Простить такое было нельзя. И даже сержант Дерек, не имеющий никаких средств к существованию, из-за чего он и был вынужден тянуть лямку солдата, все-таки сохранял, где-то на подсознательном уровне, недоброжелательное отношение гномов к людям. В конце концов, рассуждал сам гном, однажды он тоже может разбогатеть. А люди обязательно попытаются лишить его честно заработанного куска хлеба с маслом, посыпанным вместо сахара золотой пылью и крупинками самородков. Почему и как это произойдет, сержант Дерек даже не задумывался.

– Хорошо, я достану тебе этот приказ, сержант, – поняв, что спорить и убеждать бесполезно, устало сказала Катриона.

– Письменный приказ, – погрозил ей грязным пальцем сержант Дерек.

– Хорошо, письменный приказ, – повторила она. – Но ты должен мне гарантировать, что до моего возвращения на остров с Бори… с главным смотрителем маяка ничего не случится.

– До заката, – пообещал сержант. – А затем наша сделка будет расторгнута. Я не могу сидеть на этом проклятом острове всю оставшуюся жизнь. Здесь даже пожрать нечего! Вчера мои ребята опустошили все кладовые. И что им прикажешь делать сегодня? Пухнуть с голоду?

– Скотти накормит их, я распоряжусь, – пообещала Катриона. – Вечером я вернусь и привезу письменный приказ. Тебя это устраивает?

– До заката. Письменный приказ, – повторил сержант Дерек, словно вбивая гвозди слов в свой мозг, чтобы не забыть. – Или сделка расторгнута. Пусть на острове нет деревьев – я удавлю их обоих гарротой. Ты знаешь, крошка, что такое гаррота?

– Наверное, что-нибудь ужасное, – обреченно вздохнула Катриона.

– Необыкновенно ужасное! – радостно подтвердил сержант Дерек. – И, главное, все очень просто. Петлю с палкой накидывают на шею преступнику, а затем начинают палку закручивать. Его шейные позвонки хрустят и дробятся, как стекло под ударами камня! Правда, адмирал Сибатор предпочитал каталонскую гарроту. В ней вместо веревки металлический обруч, который приводится в движение винтом с рычагом сзади. А сам винт снабжён остриём, которое при повороте постепенно ввинчивается в шею осуждённого и дробит ему шейные позвонки. Однако, при всем моем уважении к адмиралу, мне лично каталонская гаррота кажется слишком гуманной. Жертва умирает намного быстрее…

Слушать дальше Катриона уже не могла. Она почувствовала, как тошнота подступает к ее горлу, и, зажав рот рукой, выбежала из комнаты.

Вслед ей раздавался довольный смех сержанта Дерека.

Глава 37

По милостивому разрешению сержанта Дерека, который самовольно взял на себя роль диктатора острова Эйлин Мор, Катриону на катере доставили на остров Льюис. Отсюда на вертолете она добралась до аэропорта. Короткий перелет – и она была в Париже. Здесь, на одной из тихих улочек, в небольшом уютном особнячке расположилось посольство государства Эльфландия, полномочным представителем которого она числилась. На взгляд Катрионы, слишком далеко от острова Эйлин Мор, но так захотела Алва, а премьер-министр Лахлан никогда не спорил с женой. Своей должностью он во многом был обязан ей, и не забывал об этом. Катриона не вдавалась в подробности, но однажды она услышала невзначай, что в свое время Алва была очень дружна с эльбстом Роналдом, после чего и последовал небывалый карьерный взлет ее мужа. Она не стала никого расспрашивать, даже саму Алва, а постаралась поскорее забыть об этой, по ее мнению, гнусной сплетне. Однако факт оставался фактом – Лахлан трепетал перед своей женой, и все это знали.

Когда Катриона добралась до Парижа, было еще очень рано. Уже не утро, но премьер-министр никогда не появлялся в своей резиденции раньше полудня. Алва любила разнообразные ночные развлечения, которые предлагал этот город, а Лахлан всегда ее сопровождал, когда она брала его с собой. Поутру после таких изматывающих бессонных ночей приходилось подолгу отсыпаться. Чтобы не было кривотолков, все остальные дни он тоже по утрам работал дома. Вернее, в номере одной из самых шикарных в Париже гостиниц, где они жили с Алвой. Алве нравилось жить в гостиницах, где ей не надо было заботиться о домашнем уюте.

Но в гостиницу Катриона идти не хотела. Там она обязательно встретила бы скучающую Алву и потеряла бы слишком много времени, пытаясь объяснить, почему не может составить ей компанию на эту ночь, обходя злачные места Парижа. Сказать правду было невозможно, а врать… Катрионе казалось, что если она начнет врать, как часто делала это прежде, то это бросит мрачную тень на ее отношения с Борисом. А они были слишком светлые, эти новые для нее отношения. Солнечные, сказала бы она, если бы так не страшилась солнца.

В ожидании полудня Катриона решила пройти по тем местам Парижа, где она никогда не бывала с Алвой, да и не могла быть, учитывая вкусы жены премьер-министра. Начала она с моста Аршевеше. По перилам моста, по всей его длине, были развешаны дверные замки и разноцветные ленточки, которые оставили здесь влюбленные, приезжающие в Париж из всех уголков мира. Катриона дала себе слово, что однажды здесь появится их с Борисом замочек в форме сердечка, ключик от которого они бросят в воды Сены, чтобы их союз навеки остался нерушимым.

Затем Катриона совсем было решилась пройти в Сакре-кер на Монмартре, где в базилике Святого Сердца стояла статуя Святого Петра. Она слышала, что если произнести мысленно свое заветное желание и погладить ногу у статуи, то мечта непременно исполнится. Но в последнее мгновение она все-таки передумала, посмеявшись над дикими суевериями людей, которые, в общем-то, еще так недалеко ушли от своих пещерных предков, взывающих к каменным, грубо обтесанным идолам. Эльфы не просили у Великой Эльфийки ничего, они бескорыстно поклонялись ей. Вместо базилики Катриона свернула к Стене Любви, стоявшей там же, на Монмартре.

Она увидела выщербленную от времени сорокаметровую кирпичную стену, расписанную любовными признаниями, как ей говорили, на 311 языках мира. Эльфийка специально пересчитала их, и убедилась, что это было правдой. Среди них она обнаружила даже признание, высеченное шрифтом Брайля для слепых, а еще фразу «Я тебя люблю» на языке знаков. Она хотела написать ту же самую фразу на языке эльфов, но потом подумала, что лучше подождать того дня, когда они придут сюда с Борисом. И, может быть, даже выпустят в небо белых голубей – эта возможность выпадает лишь раз в год, в День святого Валентина, который люди отмечают как всемирный праздник влюбленных. Но если они окажутся у Стены Любви в любой другой день, пообещала сама себе Катриона, то все равно запустят голубей. Она не собиралась слепо подчиняться человеческим суевериям.