Человэльф

– А, забудь, – отмахнулся Борис. – Мы с тобой теперь товарищи по несчастью. А у людей так принято – сам погибай, а товарища выручай.

– На меня не рассчитывай, – произнес Крег.

Они помолчали.

– Послушай, Крег, – вдруг сказал Борис. – Ведь ты тоже из этих… Из духов?

– Я домовой, – гордо ответил Крег.

– Вот и я о том же,– кивнул Борис. – Я так понял, что вы способны… Как это называется? Ах, да! Читать мысли на расстоянии! Ведь можешь, признайся?

– Могу, – буркнул Крег. – Иногда. И еще смотря на каком расстоянии. А ты что хочешь, собственно?

– Узнать, что сейчас думает Катриона, – признался Борис. – А, главное, где она и что с ней. А еще…

– Постой, – прервал его Крег. – Это я не могу, сразу говорю.

– А что можешь? – с надеждой спросил Борис.

– Ничего не могу, – ответил Крег. – Из того, что тебе сейчас хотелось бы. Если только…

– Ты продолжай, не молчи, – затаив дыхание, попросил Борис. Он присел напротив домового, взглянул в его глаза. Но не увидел в них ничего, кроме такой же темноты, что и за окном.

– Ты с этим поосторожнее, – предупредил его Крег, опуская свой взгляд. – Вам, людям, нельзя смотреть домовым в глаза. Беда с вами может случиться. Оно тебе надо?

– Да мне уже безразлично, – ответил Борис. – Утром все равно повесят. И меня, и тебя, кстати, тоже. Так что если ты мне чем-нибудь можешь помочь, то самое время. Потом поздно будет.

– Есть один ход, – сказал домовой, тяжко вздохнув. – Для себя берег, на крайний случай. Да, видно, он и пришел.

– Какой ход? – спросил Борис. – Это ты образно говоришь? Ты имеешь в виду что-то вроде шахматной комбинации?

– Я имею в виду подземный ход, – хмуро посмотрел на него Крег. – Сам не знаю, зачем его вырыл. Думал…

– Да-да, на крайний случай, я помню, – перебил его Борис нетерпеливо. – То есть ты хочешь сказать, что мы по этому подземному ходу…

– Почему мы? Я твою Катриону спасать не собираюсь. Зачем мне из-за эльфийки рисковать жизнью? Я домовой, а не влюбленный дурак-человек.

– Пусть так, – не стал спорить Борис. – Говори, где твой поземный ход? Как до него добраться? Да поторопись! Каждая минута на счету.

– Не скажу, пока не пообещаешь мне кое-что, – сказал Крег. – Кромсай меня на кусочки – не скажу. Вешай за ноги – буду молчать. Бей смертным боем…

– Да понял я уже, понял, – с досадой произнес Борис. – Ну, и зануда же ты! Вы, домовые, все такие?

– Пообещай, – потребовал Крег. – Я не гном, людям верю на слово.

– Обещаю, – сказал Борис. – Знать бы еще, что.

– Обещай мне, что вернешься в эту комнату, – сказал Крег. – Я с тобой не пойду, мне что в море смерть принять, что здесь – разницы нет. А бежать с острова некуда. Но если ты уйдешь и не вернешься, меня тогда точно повесят. И это в лучшем случае. А то и что похуже придумают. Гномы – они очень изобретательны по части пыток. А я этого не выношу. Даже когда меня бьют по лицу, мне больно. А если бьют по…

– Я обещаю, – прервал его Борис. – Слушай меня, Крег: если ты поможешь мне выбраться из этой комнаты, я попытаюсь узнать, что с Катрионой и, если надо, попробую спасти ее. А затем вернусь. Сюда, в эту комнату. Даже если тебя здесь не будет.

– А где я буду? – хмыкнул Крег. – Мы, домовые, домоседы. Ладно, я тебе верю. У тебя глаза честные. Я успел заметить, пока ты на меня смотрел. Только не делай так больше никогда. Вы, люди, очень неосторожны…

– Где твой подземный ход? – разъярился Борис. – Говори, а то сейчас так посмотрю – не обрадуешься!

– Кровать от стены отодвинь, – велел Крег. – Там увидишь. А вообще-то я обычно молчаливый. Это я от побоев такой разговорчивый стал. Мы, домовые, когда нас бьют…

Однако Борис уже не слушал его. Он рывком, но старясь не шуметь, чтобы его не услышал часовой за дверью, сдвинул кровать в сторону. И увидел в стене, почти у самого пола, небольшой аккуратно вырезанный круглый люк. Борис надавал на него ладонью. С тихим скрипом дверца люка ушла внутрь. Из открывшейся дыры пахнуло затхлым промозглым воздухом.

– Ход ведет на берег, – сказал Крег за его спиной. – Заканчивается у валуна, который лежит недалеко от причала. Я пользовался им, когда… Ну, тебе это безразлично. Иди!

– Спасибо, друг, – благодарно сказал Борис. И протянул руку, намереваясь обменяться прощальным рукопожатием с Крегом.

Но домовой удивленно посмотрел на него и не подал своей руки. Вместо этого он подтолкнул Бориса в спину и сказал:

– Иди, а то в разговорах вся ночь пройдет.

Борис не рискнул забираться в дыру головой вперед, сначала просунул в нее ноги. Лаз, рассчитанный на щуплого домового, был узковат для него. Извиваясь, он протиснул в отверстие плечи.

Но прежде чем Борис окончательно скрылся, домовой, снова тяжко вздохнув, с тревогой спросил:

– Ты вернешься, не обманешь?

– Вернусь, – приглушенно ответил Борис. – Не обману.

И его голова скрылась в темной дыре, зияющей, как беззубая пасть дракона.

Крег закрыл люк, придвинул кровать к стене. Взбил одеяло так, чтобы казалось, что на кровати кто-то лежит. Сам прилег рядом, на пол. Закрыл глаза и притворился спящим. Даже начал громко посапывать для пущей убедительности. Но он знал, что не сможет заснуть, пока не вернется человек. Домовой уже раскаивался, что рассказал ему про подземный ход и позволил сбежать.

Глава 34

Прорытый предусмотрительным домовым подземный ход тянулся почти сотню метров и заканчивался на берегу, около валуна, который служил почтовым ящиком для тайной переписки Крега и Грира. В своих посланиях домовой сообщал пирату обо всем, что становилось ему известно, подобно многим другим духам, лояльность которых Грир покупал награбленными сокровищами. Ручейки сливались в реку, по течению которой Грир благополучно плыл, избегая возмездия за свои злодеяния и оставаясь безнаказанным уже много лет.

Подземный ход был длинной извилистой норой, наподобие тех, которые роют кроты. В ней было темно, сыро и дурно пахло от застоявшегося воздуха и сгнивших корней растений. Передвигаться можно было только на четвереньках, а где-то приходилось ложиться на живот и ползти. По земле Борис прошел бы это расстояние за пять минут. Под землей ему потребовался почти час.

Он невольно вспомнил несчастного узника замка Иф, аббата Фариа, о злоключениях которого с упоением читал в детстве. Именно этот итальянский учёный-священнослужитель, которого все считали сумасшедшим, потому что он постоянно твердил о существовании клада, местонахождение которого было известно лишь ему одному, казался Борису главным героем романа, а вовсе не Эдмон Дантес, слабый, отчаявшийся и после нескольких лет, проведенных в заточении, решивший покончить с собой, отказываясь от еды. Аббата же Фариа не сломили годы заключения. В нем не иссякли любовь к жизни, вера и надежда. Даже в темнице он неустанно работает: пишет научные труды, изготавливает инструменты для побега, роет подземный ход. И добился бы своего, и даже спас бы Эдмона Дантеса, если бы не внезапный паралич, отнявший у него способность передвигаться. По мнению Бориса, это была несправедливость, которую необдуманно допустил автор романа «Граф Монте-Кристо» Алесандр Дюма. Не Эдмон Дантес должен был бежать из замка Иф, а аббат Фариа, чтобы отомстить за Эдмона Дантеса. Помнится, Борис даже начал писать свой роман, где развивал эту идею, но забросил его уже на пятой странице. Волновавшие его чувства, изливаясь на бумагу, становились сухими и бесцветными, словно высохшие осенние листья. Именно после этого неудачного эксперимента он отказался от мечты стать писателем и начал мечтать о маяках…

Когда Борис выбрался из норы на поверхность земли, то был с головы до ног перепачкан в грязи, а его обломанные ногти кровоточили. Он долго и жадно глотал свежий ночной воздух, и никак не мог надышаться. Потом вспомнил о Катрионе и заторопился. До причала было уже недалеко.

Катер, на котором отряд сержанта Дерека прибыл на остров, никем не охранялся. Это вопиющее нарушение дисциплины, непростительное для такого старого служаки, объяснить можно было только растерянностью сержанта, вызванной тем, что судьба адмирала Сибатора была до сих пор не известна. Приученный им же к слепому повиновению, без его четких и ясных приказов сержант Дерек оказался крайне нерешителен и почти беспомощен. Именно это и сохранило жизнь обвиненным в предательстве смотрителям маяка, во всяком случае, до утра. Сержант Дерек надеялся, что утром либо объявится адмирал Сибатор, либо поступят указания от Совета ХIII. И, сложив с себя всю ответственность, в эту ночь он спокойно спал в кровати Бориса, забыв даже расставить караулы. Примеру начальника последовали и его подчиненные. Только поэтому Борису удался его дерзкий план.

В темноте Борис мягко, словно большая кошка, прыгнул с причала в катер, нашел и укрепил в уключинах весла. Свернутый парус лежал здесь же, но он не умел с ним обращаться. Он оттолкнул катер от причала и принялся грести. Через полчаса у него на ладонях вздулись большие водянистые пузыри, но он не чувствовал боли, пока те не лопнули. После этого при каждом гребке ему приходилось сжимать зубы, чтобы не застонать. Если бы не течение, которое несло катер в нужном направлении, Борис не успел бы к утру даже достичь пакетбота, не то, что вернуться на остров.

Направление он держал по звездам, одиноко мерцающим в высоком холодном и темном небе. Море, как только пришла ночь, успокоилось, словно ревнивый любовник, дождавшийся прихода неверной возлюбленной. Волны мирно плескались о борт. Было тихо, как будто землю накрыли непроницаемым для звуков прозрачным куполом. Олуши не летали, устав за день от суеты и плача. Ничто не напоминало о недавней драме. Даже обломки судов и обезображенные мертвые тела не плавали по поверхности воды, унесенные течением и ветром, который сейчас тоже, казалось, решил передохнуть от своей тяжелой работы.

Борис заметил пакетбот, только когда катер наткнулся на него. Звук удара далеко разнесся над притихшим морем. Пакетбот уже почти скрылся под водой, над поверхностью торчали только мачты, по полузатопленной палубе перекатывались волны. Борис обошел все судно, но никого не нашел. Он остановился перед открытым люком, который вел в трюм. Это было единственное место на судне, где он мог бы еще найти Катриону, вернее, ее бездыханное тело. Но чтобы убедиться в этом, ему было необходимо нырнуть в воду и обследовать трюм. Мысль о том, что он мог там увидеть, вызвала у него нервную дрожь. Однако неведение было еще хуже. Если Катриона была мертва, то он должен был убедиться в этом.

Но когда Борис решился и уже даже задержал дыхание, набрав воздуха, он вдруг услышал тихий плеск воды за своей спиной. Обернувшись, он увидел, что по затопленной палубе к нему приближается Катриона. Могло показаться, что она действительно идет по воде, едва касаясь ее поверхности своими маленькими стройными ножками. На эльфийке был пробковый спасательный жилет, не скрывавший ее обнаженную грудь, однако Борис даже не заметил наготы девушки, так он был рад ее видеть.