Человэльф

Стоя у Стены Любви, она услышала красивую легенду о том, как некий человек, композитор, с трудно произносимым именем Фредерик Барон, имел необычную привычку – коллекционировать слова «Я тебя люблю» на разных языках. У него даже был блокнот, куда он просил иностранцев, которых встречал, записывать эту фразу на их родном языке. Десять лет он посвятил этому. А затем записи из блокнота композитора были увековечены на Стене Любви.

Катриона ни на минуту не поверила в правдоподобность этой легенды, которую нескольким внимательно слушавшим ее туристам с черной глянцевой кожей и выпяченными красными губами рассказывала маленькая шустрая старушка, чем-то похожая на Скотти. По ее разумению, не мог человек целых десять лет своей очень короткой жизни посвятить такому занятию. Это было бессмысленной тратой времени. Когда же он, в таком случае, писал музыку? Вероятно, подумала Катриона, старушка просто пыталась подзаработать на доверчивых туристах, которые сочли бы себя ограбленными, если бы их не напичкали подобными историями. По возвращении домой туристы будут рассказывать их своим восхищенно и завистливо ахаюшим друзьям и знакомым, и это в какой-то мере компенсирует им траты на путешествие. Катриона понимающе улыбнулась старушке, та улыбнулась ей в ответ из-под своей старомодной широкополой шляпы, напоминавшей цветочную клумбу, и они, словно став соучастниками какого-то тайного заговора, разошлись в разные стороны.

Катриона перешла по Малому мосту через Сену. Всего в Париже приблизительно сорок мостов, но это был самый короткий и в то же время, быть может, самый старинный мост в Париже. Его построили еще в эпоху Юлия Цезаря. Катрионе в архитектуре и искусстве нравилось все древнее, или, как называли этот стиль люди, ретро. Возможно, потому что сама она была не так уж молода, с точки зрения тех же самых людей.

Подумав об этом, и вдруг припомнив юный возраст Бориса, Катриона опечалилась. Но грустила она недолго, только до La Maison du Chocolat, где подавали самый вкусный, по ее мнению, шоколад в Париже. Именно здесь, в один из редких вечеров, которые Катриона проводила не дома или в библиотеке, она случайно познакомилась с Алвой. Той пришла в голову прихоть отведать сладкого перед тем, как пуститься в привычный ночной вояж по злачным местам столицы Франции. Эльфийки, признав друг друга среди людей, разговорились. Катриона рассказала Алве много интересного о шоколаде, а Алва ей – о ночной жизни Парижа. После этого они еще несколько раз, уже по предварительному сговору, встречались в этом же кафе и подружились, насколько это было возможно для таких разных натур. Затем Алва рекомендовала новую подругу своему мужу, и судьба Катрионы переменилась. Из вечной затворницы она превратилась в полномочного представителя посольства Эльфландии.

За чашкой горячего шоколада Катриона вспомнила о Bateaux Mouches. Романтический ужин вдвоем с Борисом на теплоходе, курсирующем по Сене, с прекрасным видом на вечерние набережные Парижа, показался ей замечательной идеей. Обдумывая ее, а, вернее, мечтая, Катриона не заметила, как наступил полдень. Пришлось от грез возвращаться в реальность.

Резиденция премьер-министра встретила Катриону прохладой вестибюля и гулким эхом, заметавшимся под высокими сводами старинного особнячка, когда она вошла с улицы. У подножия широкой лестницы, которая вела на второй этаж, где располагался кабинет премьер-министра, стоял Грайогэйр. Поздоровавшись с ним, Катриона хотела пройти мимо, но гном остановил ее.

– Постой, – сказал он. – Ты к кому?

– Это я, Грайогэйр, – удивилась Катриона. – Ты меня не узнал?

– Это не ответ на мой вопрос, – сухо произнес он.

– К премьер-министру. Теперь можно пройти?

– Премьер-министра нет, – не шелохнулся Грайогэйр, по-прежнему загораживая ей дорогу. – Я не знаю, когда он вернется.

Катриона с досадой прикусила губу. Она уже жалела, что не пошла сразу в гостиницу, а прогуляла несколько часов по городу.

– Хорошо, тогда я подожду повелителя Лахлана в его приемной, – сказала она. – Если ты не возражаешь.

Но Грайогэйр оставался таким же непреклонным.

– Буквально час назад поступило распоряжение эльбста Роналда. Всем сотрудникам посольства Эльфландия приказано заменить пропуска, – сказал он. – Зайди в канцелярию, заполни анкету.

– Бред какой-то, – разозлилась Катриона.

– Ты называешь бредом распоряжение главы Совета тринадцати? – суровым тоном спросил Грайогэйр.

– Конечно, нет, – Катриона поняла, что слишком далеко зашла в своем нетерпении. – Но чем оно вызвано, я могу узнать?

– На самом деле нет, но тебе я скажу по старой дружбе, – в голосе, которым Грайогэйр это произнес, не было и намека на дружелюбие. – На острове Эйлин Мор случилось чрезвычайное происшествие. Мы подозреваем, что это измена.

Катриона обратило внимание на это «мы», но промолчала. Она уже начинала понимать, что происходит.

– Как раз об этом я и хотела поговорить с премьер-министром, – сказала она, хватаясь за соломинку. – Если и была измена, то в ней обвиняют не тех, кто виновен. Главный смотритель маяка…

– Не тебе и не мне судить, кто виновен, – прервал ее Грайогэйр. – В этом будет разбираться Совет тринадцати. Его внеочередное заседание назначено на завтра.

Катриона побледнела. Само по себе вмешательство Совета ХIII ее не пугало, она надеялась доказать невиновность Бориса, если суд будет беспристрастным. Но у Бориса не было «завтра». Сегодня вечером ретивый сержант Дерек, не дождавшись письменного приказа об освобождении, казнит его. А Совет ХIII спишет гибель эскадры и смерть адмирала Сибатора на человека, не пытаясь докопаться до истины. Истина в этом деле никому не нужна. Адмирал Сибатор ни у кого не вызывал симпатии. Многие духи, даже из числа членов Совета ХIII, будут рады его смерти. А человек – всего лишь щепка, которую даже не замечают, когда рубят лес. Катриона не была уверена, подходит ли эта человеческое изречение к данному случаю, но сама она понимала, что имела в виду. Борис был обречен.

– Нет, так не пойдет, – вслух произнесла она. – Я с этим не согласна!

Грайогэйр с недоумением взглянул на нее.

– С чем ты не согласна? – спросил он. – С тем, что дело будет разбирать Совет тринадцати?

Грайогэйр явно провоцировал ее. Катриона поняла это, и избежала ловушки.

– Совет тринадцати не может вынести объективного решения, не выслушав того, кого обвиняют, – сказала она.

– Когда он понадобится, его доставят, – ответил Грайогэйр. – А теперь извини, у меня много дел.

Он хотел уйти, но Катриона схватила его за руку и удержала.

– Сержант Дерек грозится повесить… или что-то еще более ужасное… Бориса сегодня вечером, – сказала она, сбиваясь и глотая слова от волнения. – Мне нужен письменный приказ! Прикажи ему отложить казнь!

– Кто я такой, чтобы приказывать сержанту Дереку? – удивленно посмотрел на нее Грайогэйр. – Ему может приказать только адмирал Сибатор.

– Но адмирал Сибатор погиб! – в отчаянии закричала Катриона.

– Откуда тебе это известно? – заинтересованно спросил Грайогэйр. – Или ты тоже принимала участие… во всем этом? Тогда мне придется тебя задержать до выяснения обстоятельств. Этого требует мой служебный долг.

– Я ничего не знаю, – смешалась Катриона. – Я только догадываюсь… Мне сказал это сам сержант Дерек!

– Вот как? – хмыкнул Грайогэйр. – Я спрошу его об этом.

– Спроси. А теперь я должна идти.

– Куда?

– Меня ждет Алва, – солгала девушка. – Мы договаривались с ней о встрече.

Имя Алвы произвело именно то действие, на которое и рассчитывала Катриона. Грайогэйр не рискнул ее задержать, помня вздорный характер жены премьер-министра. Кроме того, он не понаслышке знал о ее дружбе с эльбстом Роналдом.

– Иди, – разрешил он. – Но будь готова по первому приказу предстать перед Советом тринадцати.

О встрече девушки с премьер-министром уже не было и речи. Катриона отметила это про себя, но промолчала. Рискни она сейчас снова потребовать или даже заикнуться о письменном приказе для сержанта Дерека, и Грайогэйр уже не отпустит ее от себя, а то и посадит в подземную темницу, одну из тех, которые у Совета ХIII имелись по всему миру. Одна из таких, Катриона узнала это от Алвы совершенно случайно, находилась в этом самом здании, в подвале резиденции премьер-министра. А, может быть, и под подвалом. Но в любом случае так глубоко, что ни один крик или стон заключенных, которых подвергали там жестоким пыткам, не могли расслышать наверху. Грайогэйру было намного проще сопроводить Катриону туда сейчас, в ожидании особых распоряжений, чем потом разыскивать ее по всему городу.

– Я буду готова, – покорно произнесла Катриона. И, стараясь не убыстрять шаги, чтобы Грайогэйр ничего не заподозрил, она прошла вестибюль и вышла из здания. Внутри было прохладно, на улице светило солнце. Но вдруг ее начал трясти долго сдерживаемый, неимоверным усилием воли, озноб. Катриона понимала, что была на волоске от беды. А, главное, ее арест означал бы неминуемую смерть Бориса.

– Кроме меня, он никому не нужен, – произнесла она вслух, словно пробуя эту фразу на вкус. Фраза была очень горькой.

Катриона неловко споткнулась о камень на тротуаре и, пытаясь удержаться на ногах, подняла голову. И успела заметить, как дрогнула портьера на окне кабинета премьер-министра. Ей показалось, что она даже увидела мельком лицо Лахлана. Тот испуганно отпрянул в глубину комнаты, заметив, что она смотрит на него.

– Он все это время был здесь, – констатировала Катриона. Последняя ее надежда умерла. Лахлан, которому она долгое время была настоящим другом и верным помощником, предал ее в самую тяжелую для нее минуту.

– А почему тебя это удивляет, дурочка? – произнесла она. – Ведь мы же эльфы, а не люди!

Она произнесла это вслух, чтобы кто-нибудь ненароком не прочитал ее мысли. Когда она шла по вестибюлю, у нее появилось ощущение, что Грайогэйр пытается проникнуть в ее мозг. Произнесенные слова никто из духов расслышать не мог.

– И это лишь одно из ваших слабых мест, – жестко усмехнулась Катриона. – Но есть и другие. И будь я проклята, как сказал бы сержант Дерек, если я не использую их все до одного, чтобы спасти Бориса от вашего правосудия. Он человек, и вам неподсуден, чтобы вы не думали по этому поводу!

Она говорила уже не сама с собой, а с Советом ХIII. В эту минуту слабая и беззащитная эльфийка бросала вызов самой могущественной организации в мире, и даже не испытывала страха.