Человэльф

– Очень аппетитно, – нерешительно сказал Борис. – Во всяком случае, на слух.

– Но если не хотите мясных потрохов, могу приготовить хаггис по вегетарианскому рецепту, – сказала Скотти, заметив его сомнения.

– Ни в коем случае! – вмешался в разговор Аластер. – Настоящий хаггис может быть только мясным. А лучше всего не из барана, овцы или, того хуже, свиньи. Нет, только из дикого хаггиса! А иначе зачем так называли бы это блюдо, я вас спрашиваю?!

– Дикого хаггиса? – Борис все больше впадал в уныние. – Никогда не слышал о таком звере.

– О, молодой человек! – с укоризной покачал головой Аластер. – Не слыхали о древнейшем шотландском звере? Это непростительно! Да ведь тогда вы даже не знаете о том, что левая и правая нога дикого хаггиса разной длины?

– Впервые слышу, – обреченно признался Борис. – И откуда такой изъян?

– Напротив, это его преимущество в борьбе за выживание в среде подобных ему диких животных. Эта особенность позволяет дикому хаггису быстро бегать вокруг крутых гор и холмов, которые являются его естественной средой обитания. Правда, бегать он может только в одном направлении, как вы понимаете. Впрочем, существуют две разновидности дикого хаггиса. Одна – с более длинной левой ногой, а другая – с более длинной правой. Первые передвигаются по часовой стрелке, а вторые – против часовой. Представляете, как это неудобно?

– С трудом, – вздохнул Борис. Аппетит его значительно уменьшился, превратившись из тигра в крошечного котенка. Но все же тот продолжал сидеть в его желудке и, тихонько мяукая, напоминать о себе. Поэтому он спросил: – А в чем неудобство?

– Да в том, молодой человек, что эти две разновидности хаггисов могут мирно сосуществовать в дикой природе, но не могут скрещиваться. Ведь для того, чтобы самец одного вида мог спариться с самкой другого вида, он должен повернуться мордой в том же направлении, что и она. Но тогда он потеряет равновесие, прежде чем сможет приступить к…

– Аластер! – прервала мужа Скотти. – Не забывай, что твой собеседник еще очень юн. И некоторые подробности из жизни диких хаггисов ему рано знать.

Маленький старичок хитро подмигнул Борису, но противоречить жене не стал. И уже не так воодушевленно закончил:

– В общем, в результате этой анатомической диспропорции разница в длине ног представителей разных видов внутри популяции хаггисов усугубляется с каждым веком. Помимо прочего, это не позволяет им активно размножаться. И они постепенно вымирают. Боюсь, молодой человек, что очень скоро, не пройдет и тысячи лет, дикие хаггисы превратятся в недоступный многим деликатес. Еда бедняков, как ее называли раньше, станет пищей исключительно миллионеров. Пользуйтесь случаем, пока не поздно! Моя Скотти изумительно готовит дикого хаггиса. И она с удовольствием его для вас приготовит.

– Я очень благодарен и вам, и особенно Скотти за это предложение, – уныло ответил Борис. – Но мне совестно доставлять вам столько хлопот. Может быть, что-нибудь попроще? Бутерброд с колбасой мне бы подошел.

– Нет ничего проще, чем открыть банку консервированного хаггиса из баранины, – улыбнулась Скотти. Пока ее муж рассказывал, она успела куда-то сходить и вернуться. В руках у нее был термос и большая консервная банка, которую она с легкостью вскрыла кухонным ножом, а содержимое банки опрокинула в глубокую миску. Из термоса плеснула какой-то жидкости в оловянную кружку. Кружку и миску поставила на стол перед Борисом, протянула ему ложку. – Приятного аппетита! Так, кажется, говорят у людей? То есть, я хотела сказать, в России.

Борис с опаской посмотрел в миску. На вид потроха не вызывали у него энтузиазма, как и рассказ Аластера. Но запах, который шел из миски, был неожиданно приятным. Котенок в его желудке в одно мгновение превратился в саблезубого тигра. Борис взял ложку и, не раздумывая, чтобы не передумать, начал есть. Оказалось очень даже вкусно. Возможно, потому что он был слишком голодным. Но когда миска опустела, он даже облизал ложку

– Вы правы, Аластер, – сказал он. – Дикий хаггис – это еда для настоящих мужчин. И он не должен быть вегетарианским.

– Еще баночку? – заботливо спросила Скотти.

– Сыт по горло, – отказался Борис. Хаггис был, ко всему, еще и очень питательным. И вызвал сильную жажду. Борис осторожно отхлебнул из кружки, не зная, что его ждет. Это оказался чай, заваренный на какой-то траве. Он выпил кружку до дна и, сытый и удовлетворенный, откинулся на спинку стула. – Это был настоящий лукуллов пир!

– Мельчают люди, – снисходительно улыбнулся Аластер. – Когда я был в вашем возрасте, молодой человек, я мог съесть дикого хаггиса на ужин целиком. Мне бы не хватило одной крошечной баночки, чтобы насытиться. И то правда, что только римские патриции в те давние времена могли сравниться со мной в количестве съеденного и выпитого. Но, справедливости ради должен заметить, что они поступали нечестно. Посреди пира они вдруг изрыгали из себя все ранее съеденное, и вновь, снова на пустой желудок…

– Аластер! – воскликнула Скотти. – Опять эти ужасные физиологические подробности!

– И все-таки признайся, Скотти, римские патриции иногда вели себя как скоты, – заупрямился обычно покладистый Аластер. – Особенно по отношению к нам.

– Но не все, – улыбнулась Скотти, по всей видимости, что-то припомнив. – Проконсул Юлиан был очень даже мил со мной.

Борис вздохнул. Его расчет на благоразумие Скотти рухнул, как колосс на глиняных ногах от ураганного ветра. Теперь он мог рассчитывать только на Крега.

Все это время техник, не проронив ни слова, сидел на дальнем краю стола, перебирая перемешанные в игре жемчужины по цвету – черные к черным, белые к белым, розовые к розовым. Хаосу он явно предпочитал порядок. И это внушало надежду.

– Крег, а что вы скажете о техническом состоянии маяка? – обратился к нему Борис. – Мне надо знать ваше мнение.

Крег прервал свое занятие и взглянул на Бориса грустными глазами.

– Техническое состояние маяка Эйлин Мор безупречно, – тихо произнес он с заметным сожалением. – Скажу вам больше: маяк абсолютно не нуждается в нас, смотрителях. Надеюсь, вы знаете, что он был автоматизирован еще в семидесятых годах прошлого века? А если быть точным, то 28 сентября 1971 года. С тех пор задача смотрителей сводится только к экстренному ремонту маяка в случае необходимости. Солнечный клапан включает маяк ночью и выключает при солнечной погоде. Источник энергии – солнечная батарея, и он практически вечен. Оптические средства для усиления светового сигнала ночью и средства для подачи звукового сигнала в туман были заменены совсем недавно и прослужат лет сто, не меньше. Что вам сказать еще? Маяк Эйлин Мор – образец технического совершенства, и он находится в идеальном состоянии.

– Уверен, что во многом благодаря вам, техник Крег, – заметил Борис. И, не дав тому времени на возражения, спросил: – А как работает радионавигационная система дальнего действия?

– Безупречно, – вздохнув, повторил Крег свое любимое, вероятно, слово, когда речь шла о маяке Эйлин Мор. И с гордостью уточнил: – Малышка «Лоран» способна проводить суда в открытом море в радиусе двух тысяч ста километров от маяка. Этого более чем достаточно для этого района.

В голосе Крега впервые прозвучали теплые нотки. По всей видимости, «малышка Лоран» была его любимицей. И он не мог скрыть этого. Борис не удивился бы, узнав, что Крег посвящает радионавигационной системе все свое свободное время, как любимой женщине. Одинокая жизнь на крошечном необитаемом острове в компании с двумя такими чудаками, как Аластер и Скотти, могла довести и не до такого.

– Превосходно, – заявил Борис. – Чуть позже мы пройдемся с вами по маяку, и вы мне все покажете. А пока, если никто не возражает, я хотел бы немного прогуляться по острову. После такого сытного ужина мне просто необходимо подышать свежим морским воздухом.

– «Могучий Хаггис, полный жира и требухи…», – торжественно процитировал, понимающе подмигнув ему, Аластер.

Крег снова начал пересыпать жемчужины из кучки в кучку. А Скотти благосклонно улыбнулась.

– В западной части острова причал для небольших морских судов и лодок, которые иногда посещают нас, – сказала она с материнской заботой. – Там вы не увидите ничего интересного. А вот на восточной стороне – высокая скала, с нее открывается прекрасный вид. Если только вас не затруднит крутой подъем.

– Ничуть, – жизнерадостно ответил Борис. – С превеликим удовольствием поднимусь на скалу и осмотрю окрестности.

Глава 20

Солнце уже зашло, но ночь еще не наступила. В лиловом полусумраке остров казался таинственным и настороженным, как притаившийся в зарослях и готовый к прыжку диковинный зверь. Здесь все было чужим для Бориса, и даже воздух не тот, к которому он привык. Неожиданно настроение у него испортилось. Будь остров покрыт буйно цветущими растениями, как в тропиках, он бы мог вызвать симпатию. Но это был крошечный каменистый кусок земли, который Борис мог обойти минут за десять, и то если нарочно замедлять шаг. Перспектива провести здесь длительное время не казалась радужной. Остров выглядел той же тюрьмой, только вместо толстых стен, решеток и надзирателей было море. А ничего другого и не требовалось. Море, окружавшее остров, было надежнее любых запоров. Вплавь его не одолеть, а тайно бежать на какой-нибудь лодке не получится – лодок на острове просто не было, если верить Скотти.

А впрочем, подумал Борис, истории известны люди, которые долгое время жили на необитаемых островах и даже прославились благодаря этому, не говоря уже о том, что избежали более страшной участи.

Робинзон Крузо, например. Вернее, его прототип Александр Селкирк, седьмой сын шотландского сапожника, ставший моряком и высаженный за какую-то провинность капитаном корабля на одном из безлюдных островов Хуана Фернандеса у берегов Чили. Он прожил на острове более четырех лет, пока его не подобрало судно научной экспедиции, изучающей Южные моря. Никто бы не знал о нем, не случись этого происшествия, которое привлекло внимание английского писателя Даниеля Дефо.

Но был еще император Наполеон Бонапарт, который прекрасно мог бы прожить без славы островитянина. Завоевав и потеряв Европу после поражения в «битве народов» под Лейпцигом, он был сослан английским правительством на остров Эльба, бежал, вновь занял французский трон, чтобы испытать горечь Ватерлоо и провести последние шесть лет своей жизни на острове Святой Элены. «Это хуже, чем железная клетка Тамерлана!» – сказал узник, сопровожденный на крошечный островок эскортом из девяти кораблей с тремя тысячами солдат на борту под предводительством британского адмирала Джорджа Эльфинстона Кейта.

– Я бы мог сказать то же самое, – дойдя в своих размышлениях до этого исторического момента, вслух произнес Борис. – И чем же я не Наполеон? Остров, одиночество, мечты, обернувшиеся разочарованием… Надо только решить, за какой из островов, ставших тюрьмой для французского императора, я буду считать Эйлин Мор – за Эльбу или Святую Элену? Разница принципиальная. На Эльбе он еще считался императором, пусть и низложенным. На Святой Елене это был уже узник, лишенный всех прав, состояния, семьи и даже надежды.

Вопрос был чрезвычайно интересный, в чем-то даже философский, и Борис начал разбирать его со всех сторон. Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как поднялся на вершину холма, о котором ему говорила Скотти. Очнулся он только после того, как споткнулся об огромный кусок скалы, который, казалось, был сдвинут со своего привычного места рукой неведомого великана, о чем свидетельствовала глубокая, заросшая чахлой травой борозда, протянувшаяся за ним более чем на метр.

Борис потер ушибленную ногу и огляделся. Остров ничуть не изменился при взгляде на него сверху. Это был все тот же продолговатый, выступающий из моря камень причудливой формы, над которым низко зависли хмурые рваные тучи. Оживлял его только пульсирующий свет маяка. Не будь его, остров казался бы, да и был в действительности, мертвым. Он влачил бы бесцельное существование, не нужный никому и не пригодный ни на что. Маяк был душой Эйлин Мора. И от него, Бориса, зависело, чтобы он продолжал светить, указывая путь кораблям. Борис почувствовал себя творцом, которому предстояло вдохнуть живую душу в бездыханную плоть. И он вдруг понял, что никуда не сбежит с этого острова. Маяк, одухотворявший безжизненный Эйлин Мор, неожиданно стал и для него, Бориса, символом духовной, имеющей смысл и цель, жизни.

– Эйлин Мор! Ты слышишь меня? – закричал он и прислушался. Голос его разнесся над островом и затерялся где-то вдалеке и высоко, в необозримых морских просторах и в небесах. – Я, Борис Смирнов, человек, говорю с тобой! Я – новый главный смотритель маяка Эйлин Мор. И этого у меня уже никто и никогда не отнимет. Так есть и так будет! Отныне, присно и во веки веков!

Борис оступился и потерял равновесие. Он изогнулся, как кошка, стараясь удержаться на ногах. Это спасло ему жизнь. Чья-то тень промелькнула над ним, жаркий порыв ветра пронесся над его головой, коснувшись волос, воздух прорезал свистящий звук. Это было похоже на ядро, которое пролетело над Борисом и только по счастливой случайности не снесло ему голову. Оно опустилось метрах в двадцати от него на траву. Сначала Борису показалось, что это огромная черная птица. Но потом очертания ее изменились, крылья спрятались за спиной, и она начала быстро приближаться, твердо ступая по земле небольшими, напоминающими человеческие, ногами. И все-таки это был не человек. Тело неведомого существа искрилось, жесткие, похожие на оперение, волосы, которыми оно было покрыто сверху донизу, сияли, будто покрытые фосфором, из полуоткрытого рта вырывались языки пламени. Существо было ужасно и прекрасно одновременно. И оно явно намеревалось убить его, Бориса. Из его рта вырывался гневный клекот, руки с когтистыми пальцами были полу-сжаты и вытянуты вперед. Оно приближалось гигантскими прыжками, отталкиваясь от земли без видимых усилий и надолго зависая в воздухе.

Борис невольно попятился. Но каменистый уступ, на котором он стоял, вскоре закончился, он приблизился к самому его краю и почувствовал за своей спиной бездну. Внизу, в полусотне метров, гигантские морские волны с размаха, словно разъяренные исполины, бились о подножие скалы, сотрясая ее и вызывая ощутимую дрожь. Иногда волнам удавалось отколоть от скалы большие куски, которые они с радостным воем уносили в море. Падение означало для Бориса неминуемую смерть.

Неведомое существо было уже рядом, метрах в трех. Борис мог рассмотреть загнутые внутрь клыки в его пасти, с которых стекала мутная слюна, и красные, будто окровавленные, глаза. Оно пригнулось и прыгнуло, намереваясь вонзить клыки и когти в плоть человека. Борис отпрянул и, споткнувшись о камень, неловко упал на спину, чувствуя, что погиб. От ужаса его руки и ноги онемели, он не смог бы оказать сопротивления. Однако существо набрало слишком стремительный темп, и когда человек упал, не сумело остановиться. Оно пронеслось над лежавшим на земле Борисом, яростно воя, и скрылось в пропасти. Но через мгновение взмыло вверх. За спиной у него снова появились крылья, как у птицы, да оно и само уже было птицей, черной, огромной, безобразной и злобной. Она поднялась высоко в небо, сложила крылья и огненным болидом понеслась к земле, намереваясь спикировать на человека. Борис попытался встать, оперся о землю и наткнулся рукой на камень. Это был тяжелый обломок скалы с зазубренными и острыми, как бритва, краями. Но все же это было оружие, которым можно было попробовать защитить себя. Борис сжал камень в кулаке, вскочил на ноги, размахнулся и запустил им навстречу атакующей его птице. Та была уже слишком близко, чтобы увернуться. Камень ударил ее в грудь и отскочил с гулким звуком, как будто врезался в металлический панцирь. Он не принес птице ощутимого вреда, но она отпрянула и снова пролетела мимо, по крутой траектории опустившись на землю. Существо поднялось на ноги, отряхнулось, сложенные крылья скрылись за спиной. Они снова стояли напротив друг друга, но ситуация несколько изменилась. Это была уже дуэль, а не убийство. Борис держал в руках еще один камень, подняв его с земли. Воодушевленный удачным броском, он был готов отразить новое нападение. Однако неведомое существо решимость врага явно не пугала, а только злила. Оно издало громкий протяжный крик и бросилось в очередную атаку. Его окружал ореол пламени. В сумраке, который уже опустился на остров, зрелище было ужасающим. Как будто огненный вихрь несся на человека. И внезапно Борис понял, что для него это будет последняя схватка. Камнем не остановить стихию. Когда существо сблизится с ним, он будет охвачен огнем, который его испепелит, или он будет вынужден броситься в пропасть, и это будет более легкая смерть. И все-таки он не собирался сдаваться без боя. Борис упрямо прикусил губу, уперся ногами в землю, чтобы нечаянно не упасть, и замахнулся, намереваясь уже не бросить камень, а ударить им что есть силы, сцепившись с существом врукопашную. Может быть, он погибнет, но и тому не сдобровать. Победа достанется ему не так легко, как оно рассчитывало. Даже если оно и выживет, то надолго запомнит человека, которого по неведомой Борису причине избрало своей жертвой.

– Давай-давай, иди сюда, – зло закричал Борис. Он и сам сейчас походил на большого двуногого зверя. – Что, трусишь, пернатый?! Боишься человека, тварь!

Существо издавало не менее злобный громкий клекот и стремительно приближалось.

Когда между ним и человеком оставалось всего несколько шагов, неожиданно из-за скалы показался кто-то еще, едва различимый в сумраке. Увидев схватку, тень на мгновение замерла. Раздался негромкий свистящий звук, и стрела, выпущенная из арбалета, вонзилась в сложенные за спиной крылья существа. Но не остановила его. Следующая стрела пронзила его ногу. Третья догнала уже в прыжке, вонзившись в горло. Существо издало громкий жалобный стон, пронеслось мимо Бориса, не задев его, и упало в пропасть. Протяжный вой раздался и смолк. Все было кончено. Падение с такой высоты на скалы, даже если стрелы арбалета не прикончили его раньше, было смертельным.