Под сенью платана. Если любовь покинула

– Ваша новая посуда, которая подойдёт к той, изготовленной вами специально для нас, вазе! Она до сих пор радует отца своей красотой и изысканностью!

– Новая посуда, новая посуда… – озадаченно повторял дядя Али, почесывая переносицу.

Но тут к разговору подключился Мехмет, который до этого момента молча стоял возле отца.

– Отец, разреши показать те изделия, которые я намедни помогал тебе сделать. Думаю, речь идёт о них! Они в мастерской сейчас, на просушке.

«Пришел-таки к отцу, как и уговорились!» – отметила про себя Элиф, как только вошла в лавку. И сердце забилось, и в глазах вспыхнул огонь, который не скроешь от постороннего взгляда, даже если очень хочешь это сделать.

Мать Элиф внимательно посмотрела на обоих молодых людей и слегка покачала головой, опустив глаза.

– Давайте спустимся в вашу мастерскую! – предложила мать Элиф после затянувшегося молчания, во время которого она смотрела на дочь и Мехмета. – Какой у вас сын, Али-бей, внимательный. И трудиться, наверное, очень любит, помогая вам.

– Спасибо за комплимент! Да, сын любит трудиться. Он, пожалуй, единственный из моих детей, кто имеет интерес к мастеровому делу. Да вот собирается уехать. В Америку хочет! Свобода там, видишь ли. На фабриках местных поработать задумал, на производстве игрушек… Ему ведь гончарное ремесло видится неинтересным – ему фигурки разные нравится лепить. Поэтому хочет там что-нибудь новое увидеть для себя в технологическом процессе, шаблоны посмотреть.

– А что? И правильно! Самостоятельный мужчина вырос у вас. А там и новых знаний наберётся, – одобрительно произнесла мать Элиф.

– Наберётся, – пробормотала упавшим голосом Элиф и сердце ее, замерев, провалилось куда-то вниз, и оттуда застучало так, что его удары отдавались гулким набатом в ушах, а Элиф превратилась в одно большое раненое сердце: куда не дотронься – везде больно.

– Посмотрите на наши новые изделия, – продолжил Али-бей. – Думаю, они могли бы вас заинтересовать.

– Да, пожалуй, – мать Элиф взяла в руку глиняную серую джезву (турка для заваривания кофе).

Ручка у джезвы была деревянной, и это делало ее удобной и безопасной в использовании. Рядом с джезвой стояли такие же глиняные чашечки для кофе.

– Посмотри, Элиф, какая красота! Думаю, если тебе они тоже понравятся, мы их возьмём.

Элиф, опустив глаза, утвердительно качнула головой.

– Набор ещё не совсем готов, – поспешно произнес Мехмет, но, встретив удивленный взгляд отца, тут же добавил:

– Я хочу украсить ручку джезвы: вырезать пару украшений на ней. Это быстро! Отец, я завтра могу сам занести готовый набор в дом Небахат ханым.

– Если Небахат ханым не возражает и готова подождать до завтра ради красоты, которую ты обещал сделать, то, разумеется, исполни свою задумку! – Али-бей погрузил пальцы правой руки в свою негустую бороду.

– Если изделие станет ещё лучше, зачем же мы будем возражать? – улыбнулась мать Элиф. – Заходите завтра, после обеда. Цену мы обсудим сейчас, а набор получим завтра!

– Не волнуйтесь по поводу цены: вы не первый раз покупаете наши изделия, поэтому можете рассчитывать на хорошую скидку. Да и соседи мы с вами, а соседям необходимо уметь договариваться.

Америка, Америка… Это так далеко. Зачем эта Америка Мехмету? Ведь она, Элиф, здесь, на этой тесной стамбульской улочке, которую наполовину занял платан, раскрывший над обитателями домов свою могучую крону, словно взяв их под свою опеку и защиту.

Никак не ожидала Элиф такого поворота событий – она надеялась, что будет видеться с Мехметом, пусть и не каждый день… А может, со временем, они бы и обручились: соседи всё-таки, нечужие люди. И сам Мехмет, похоже, что неравнодушен к ней – по-особенному смотрит на нее при встрече, словно всю обнимает взглядом своим. Конечно, он влюбился! Раньше, будто и нет её вовсе – убегали, скользили его глаза мимо. А сейчас все по-другому: не отводит свой взгляд, прожигает ее насквозь своими черными глазами. И страшно ей от этого, и томительно, и хорошо одновременно, и так хочется, что бы бросился он к ней и сжал её своими руками, как когда-то в мастерской глину, когда делал свои поделки за гончарным кругом.

Так мечтала Элиф, рассуждая про себя, пока не испугалась собственных мыслей.

Мехмет сдержал своё обещание и пришёл в дом Элиф после обеда, захватив с собой весь набор: джезву с украшенной им ручкой и кофейные чашки. Всё было аккуратно завёрнуто, и Мехмет вызвался сам распаковать посуду, чтобы показать выполненную работу.

Как только он развернул джезву, мать Элиф увидела узоры, появившиеся на ее ручке джезвы. Сделаны они были мастерски и украсили изделие, придав ему особый шарм.

– Прекрасная работа! Ваша резьба сделала джезву ещё интереснее! – произнесла мать Элиф.

– А что изображено на ручке джезвы? – спросила Элиф, вглядываясь в резьбу. – Неужели это листья… – она немного замешкалась, удивившись, а Мехмет бодро продолжил:

– Это плоды и листья платана. На нашей улице он – самое главное украшение, поэтому я решил его таким образом увековечить.

Элиф вздрогнула: она, думая о Мехмете, тоже вспоминала платан. И он, оказывается, когда украшал ручку джезвы, думал о том же… Совпадение… или нет? А может, это знак? Встретились они под платаном, под его могучими зелёными крыльями, которыми он обнял их обоих. А эту джезву Элиф теперь будет хранить, как талисман…

Мать Элиф, забрав набор, ушла на кухню, перед этим предложив Мехмету выпить с ними кофе из новой посуды – заодно и проверить, насколько кофе становится вкуснее и ароматнее, если его сварить в глиняной посуде!

Элиф обрадованно встрепенулась, а молодой человек, взглянув на повеселевшую Элиф, не стал отказываться от такого предложения. Да и мог ли он отказаться? Элиф была настолько хороша, что у него немного кружилась голова рядом с ней. И где уж тут помнить о приличиях и делах в лавке?

– А когда вы уезжаете в Америку? – не глядя в лицо Мехмета спросила Элиф.

– Через неделю, – ответил Мехмет.

– Это так далеко! Говорят, что там совсем другие нравы.., – Элиф слегка замялась, а потом решительно выдохнула:

– И девушки красивые!

– Да, нравы другие и девушки, пожалуй, недурны. Но когда в сердце живут синие глаза, которые увидел однажды под платаном, то для других красавиц в нём не будет места.

Элиф залилась краской, и хотела что-то спросить, но в тот самый момент мать позвала их пить кофе, слегка пригубив которого, воспитанный молодой человек заспешил к себе домой.

– Зейнеп, а тебе кто-нибудь нравится из мужчин? – спросила Элиф у сестры перед тем, как они легли спать.

– Странный вопрос, сестрёнка, ты что, влюбилась? – тут же рассмеялась Зейнеп.

Зейнеп и Элиф внешне были разными, как день и ночь: Зейнеп – смуглая брюнетка, очень женственная: крутобедрая и пышногрудая, с тонкой талией и тонкими щиколотками.

«Вся в родню отца», – говорили о Зейнеп родители.

А Элиф унаследовала от бабки (матери Небахат) синеву глаз да белизну кожи, а женственность только начала прорисовывать своей кистью овалы на ее фигуре, робко прикасаясь к угловатым формам, выравнивая их в мягкий и такой притягательный изгиб.

А вот характер у сестёр был похож: если уж и приходилось им соперничать друг с другом за родительское внимание или за игрушку, как в детстве, так их обоюдной настойчивости в достижении желаемого мог позавидовать сторонний наблюдатель.

– Всегда ты вопросом на вопрос отвечаешь, Зейнеп! Не стоило у тебя и спрашивать: толку никакого!

– А какая тебе польза знать, нравится мне кто-нибудь или нет? Если б я хотела рассказать тебе об этом, давно бы это сделала! – Зейнеп с насмешкой посмотрела на Элиф. – А ты даже не мечтай влюбиться первой! Пока я замуж не выйду, тебе не стоит и думать о парне! Хотя, помечтать, конечно, ты можешь: что тебе остаётся…

– Знаешь, а ты со своими замашками принцессы, вообще вряд ли найдешь достойного себе! Так что уповай только на отца – пускай он отыщет тебе жениха! – с обидой выкрикнула Элиф.

– Хватит шуметь! – в их комнату заглянул Юсуф. – Спать мешаете. Мне в школу рано вставать. Сейчас отцу скажу – он вас утихомирит.

– Ну, вот ещё один – отцом пугает! – рассмеялась Зейнеп.

– А ты смейся, сестрёнка, пока отец не пришёл! Смейся, смейся, потом не до смеха будет! – угрожающе завершил свою речь Юсуф и вышел из комнаты девушек.

После язвительных словесных перепалок и непустой угрозы Юсуфа, который часто прибегал к поддержке отца, когда самому не удавалось призвать сестер к порядку, желание продолжить разговор ушло само по себе. И девушки, каждая на своей кровати, отвернувшись к стене, сделали вид, что заснули.