Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

* № 112 (рук. № 73).

Въ короткiй промежутокъ между обрученiемъ и в?нчанiемъ н?которые изъ т?хъ, которые знали, что тутъ есть промежутокъ и одна служба кончилась, а другая еще не начиналась, подошли къ жениху и нев?ст? и сказали н?сколько поздравительныхъ словъ. Долли хот?ла сказать что то, но не могла отъ размягченiя, въ которомъ она была. Она только пожала руку сестры и поц?ловала и улыбнулась ей сквозь слезы.

– Смотри, Кити, первая стань на коверъ, – сказала Графиня Нордстонъ. – Поздравляю, душенька. И васъ также.

– Теперь будутъ спрашивать, не об?щалась ли ты кому нибудь, – сказала, улыбаясь своей спокойной улыбкой, Львова сестр?. – Вспомни, не об?щалась ли, – сказала она съ уб?жденiемъ, что этого не могло быть.

И этаго не было; но вдругъ воспоминанiе о Вронскомъ[1408 - Зач.: въ первый разъ] всплыло въ воспоминанiи Кити, и она покрасн?ла и испуганно погляд?ла на Левина. Но Левинъ ничего не могъ зам?тить, и если бы зам?тилъ, то это не смутило бы его въ эту минуту. Онъ находился въ состоянiи восторженнаго умиленiя передъ совершающимся таинствомъ.

Онъ смотр?лъ вокругъ себя на вс? эти окружающiя его лица и никого не вид?лъ. Братъ его подошелъ къ нему и съ сурьезнымъ лицомъ пожалъ ему руку.

– Да, да, – проговорилъ Левинъ и, взглянувъ на лицо брата, увидалъ, что тотъ д?лаетъ видъ, какъ будто радуется его счастью. Но онъ вид?лъ, что онъ не понимаетъ и не можетъ понять его чувства. Онъ кр?пко пожалъ протянутую руку брата и обратился къ подходившему Степану Аркадьичу. На лиц? Степана Аркадьича было знакомое Левину выраженiе готовой хорошей шутки.

– Ну, Костя,[1409 - Зачеркнуто: я все д?ло испортилъ] теперь надо р?шить, – сказалъ онъ съ притворно испуганнымъ видомъ, – важный вопросъ. Ты именно теперь въ состоянiи оц?нить всю важность. У меня спрашиваютъ: обозженные ли св?чи зажечь или необозженныя? – разница 10 рублей, – сказалъ онъ, собирая губы въ сдержанную улыбку. – Какъ р?шить?

Левинъ понялъ и улыбнулся. Онъ лучше любилъ эту шутку, ч?мъ что то притворное въ выраженiи брата. Серг?й Ивановичъ хот?лъ показать, что онъ понимаетъ важность минуты, но Левинъ думалъ, что онъ не понималъ. Степанъ Аркадьичъ своей шуткой показывалъ, что онъ понимаетъ, какъ см?шны должны казаться Левину заботы о обозженныхъ или необозженныхъ.

– Такъ необозженные? Ну, я очень радъ. Вопросъ р?шенъ, – сказалъ онъ, улыбаясь, отходя отъ него.

Священникъ опять вышелъ. Клиръ зап?лъ псаломъ, въ которомъ Левинъ услыхалъ слова: «и узриши сыны сыновъ твоихъ», и опять на него нашло прежнее чувство съ такой силой, что, входя съ нев?стою на коверъ, онъ, столько разъ слышавши объ этомъ прим?чанiи и не думая объ этомъ, и не зам?тилъ, кто прежде ступилъ и какъ вс? заговорили, что ступилъ онъ.

Священникъ спросилъ ихъ о желанiи ихъ вступить въ этотъ бракъ, потомъ спросилъ, не об?щались ли они. Какъ будто нечаянно, раздался его голосъ, нарушившiй торжественность службы, и потомъ ея, показавшiйся Левину страннымъ, голосъ, еще бол?е нарушившiй ея торжественность, когда она сказала эти слова. Левинъ оглянулся на нее и, увидавъ ее, понялъ, что забылъ про нее.

И опять началась служба,[1410 - Зач.: которая вся необыкновенно] по м?р? которой Левинъ чувствовалъ медленное совершенiе.

Сначала онъ слышалъ слова о томъ, что просили Бога за него и ее, какъ за желающихъ сочетаться, напоминали о томъ, какъ Богъ сотворилъ жену изъ ребра Адама, просили, чтобы Онъ далъ имъ плодородiе и благословенiе, какъ Исааку и Ревекк?, Іакову, Іосифу, Моисею и Сей?ору. Просили, чтобы Богъ внушилъ раб? Божьей Екатерин? повиноваться мужу, а мужу быть во главу жен?, и чтобъ жили по вол? Бога и чтобъ далъ плодъ чрева, доброчадiе, единомыслiе душъ и т?лесъ.

Потомъ онъ чувствовалъ, когда над?ли на нихъ в?нцы и Щербацкiй, дрожа рукою и улыбаясь, держалъ его надъ[1411 - Зачеркнуто: головой] прической съ цв?тами Кити и когда его шаферъ щекоталъ его волосы в?нцомъ, онъ чувствовалъ, что уже на половину совершилось. И опять слова службы соотв?тствовали его чувству: «Сего ради, оставитъ челов?къ отца своего и матерь и прил?пится къ жен? своей, и будетъ два въ плоть едину. Тайна сiя велика есть».

Какъ ни серьезно и высоко думалъ о брак? Левинъ, онъ теперь только съ ужасомъ началъ обнимать все, прежде только предчувствуемое, его значенiе.

Но когда, посл? поднесенiя вина и воды изъ общей чаши, Священникъ, взявъ ихъ за руки, повелъ вокругъ аналоя и клиръ зап?лъ «Исаiе ликуй», Левинъ зналъ, что все уже совершилось, и вм?сто страха радость и спокойствiе наполнили его сердце.

Когда Священникъ произнесъ посл?днiе слова: «и вс?хъ святыхъ, аминь» – посл?дней молитвы и вс? двинулись къ нимъ, онъ въ первый разъ взглянулъ на свою жену, и никогда онъ не видалъ ее до сихъ поръ такою.[1412 - Зач.: Она была все также прелестна какъ прежде, но она была его.] Она была его. И она была прелестна тишиною и спокойствiемъ того выраженiя, съ которымъ она смотр?ла на него.

Левину хот?лось теперь одного: поц?ловать ее, но онъ не зналъ хорошенько, правда ли то, что онъ слыхалъ когда то, что посл? в?нчанiя молодыхъ заставляютъ поц?ловаться, или это обычай только у народа. Но Священникъ вывелъ его изъ затрудненiя: онъ улыбнулся своимъ добрымъ ртомъ и[1413 - Зач.: мигнувъ,] тихо сказалъ: «поц?луйте другъ друга» и самъ взялъ у нихъ изъ рукъ св?чи.

Для Левина сбылось то, чего онъ ждалъ. Ч?мъ больше онъ любилъ свою жену, т?мъ дальше онъ чувствовалъ себя отъ той гр?шной любви къ ней, которую онъ испытывалъ къ другимъ женщинамъ.

Онъ поц?ловалъ[1414 - Зач.: ее концами губъ] съ осторожностью и сдержаннымъ восторгомъ и не спуская глазъ смотр?лъ на нее, какъ на что то совершенно новое и даже непонятное для него, не смотря на то, что это былъ онъ самъ.

–

Посл? ужина у Щербацкихъ молодые въ ту же ночь у?хали въ деревню.

* № 113 (рук. № 76).

Левинъ[1415 - Зачеркнуто: начиналъ понимать, что, кром? хорошей или дурной партiи, которую д?лаетъ этимъ бракомъ коллежскiй ассесоръ Левинъ и дочь тайнаго сов?тника Шербацкаго, кром? того, что онъ влюбленъ въ нее и она любитъ его, тутъ есть другое, гораздо бол?е важное и общее таинственное, чего онъ не понималъ до сихъ поръ; она же не понимала и не думала ничего этого: она знала только то, что она уже два м?сяца какъ вся отдалась и не могла не отдаться этому челов?ку и что то, что теперь только освящаетъ, разр?шаетъ это полное отданiе себя другому, и потому она радовалась тому, что совершалось надъ нею, и потому, читая въ выраженiи ея лица, ему казалось, что она понимаетъ все также, еще лучше, ч?мъ онъ.] чувствовалъ, что вс? его мысли о женитьб?, его мечты поэтической любви, его соображенiя о томъ, какъ онъ устроитъ свою жизнь, – все это было ребячество и что теперь только, въ эту торжественную минуту, открылось для него значенiе того, къ чему онъ приступалъ. Онъ чувствовалъ, что значенiе этаго акта не заключается въ наслажденiи, въ счастiи въ настоящемъ, ни въ какомъ личномъ счастьи, но что онъ и она въ своей сл?пой любви другъ къ другу невольно и безсознательно составляютъ часть этого в?чнаго и великаго таинства продолженiя рода челов?ческаго, которое началось съ Адама и Евы, съ Исаака и Ревекки, какъ говорили слова молитвы, и что участiе въ этомъ таинств? вн? воли челов?ка, а во власти необъяснимой и таинственной силы, къ которой въ лиц? Бога теперь приб?гаетъ церковь.

* № 114 (рук. № 77).

Вронскiй никакъ бы не ожидалъ, что онъ такъ обрадуется Голенищеву, но онъ нетолько обрадовался, онъ умилился отъ этой встр?чи. Онъ забылъ вс? непрiятныя впечатл?нiя посл?днихъ встр?чъ. Его сердце переполнилось любовью къ бывшему товарищу, и такое же умиленiе и добродушiе зам?нили тревожное выраженiе лица Голенищева.

Вронской еще не понималъ всего могущества того божества, во власть котораго онъ отдался, оставивъ полкъ, Петербургъ, родныхъ, св?тскихъ и холостыхъ знакомыхъ и связей и за?хавъ одинъ съ своей любовью въ чужiя, ненужныя, безсмысленныя для него условiя жизни. Голенищевъ давно уже отрекался по благородству вкусовъ своей природы отъ вс?хъ пошлыхъ условiй жизни, даже отрекался отъ жизни въ Россiи, давно уже служилъ этому божеству, что и видно было по его тревожному, несчастному, хотя и достойному выраженiю, и зналъ его могущество. Божество это была скука гордости.

* № 115 (рук. № 77).

Анна поразила его своей красотой, простотой и необыкновенной см?лостью, съ которой она принимала свое положенiе. Она покрасн?ла, когда Вронской ввелъ Голенищева, и эта д?тская краска, покрывшая ее открытое и красивое лицо, особенно выигрывавшее отъ невольно оригинальной прически буколь, которыя она усвоила всл?дствiе короткихъ, не отросшихъ еще волосъ, и эта заст?нчивость чрезвычайно понравилась ему. Но особенно понравилось ему то, какъ она тотчасъ же, какъ бы нарочно, чтобы не могло быть недоразум?нiй, при чужомъ челов?к? назвала Вронскаго Алекс?емъ и сказала, что они пере?зжаютъ съ нимъ въ вновь нанятой палаццо. Это еще больше понравилось Голенищеву. Онъ не зналъ того, что она торопилась высказывать свои отношенiя къ Вронскому по тому соображенiю, что, отказавшись изъ великодушiя къ мужу отъ предлагаемаго ей развода, она считала себя вполн? законной женой Вронскаго. «Если бы я приняла самопожертвованiе Алекс?я Александровича, я бы вышла замужъ за Вронскаго и была бы его женой и была бы спокойна и права передъ св?томъ; а мужъ пострадалъ бы. Теперь же я избавила мужа отъ униженiя, и неужели эта жертва съ моей стороны не лучше освящаетъ нашъ бракъ, ч?мъ в?нцы, которые бы на насъ над?ли?» думала она. И всл?дствiе того она считала себя женой Вронскаго и не стыдилась этаго. Всего этого разсужденiя не могъ знать и не зналъ Голенищевъ, но ему казалось, и онъ д?лалъ видъ, что онъ вполн? понимаетъ и ц?нитъ, и потому имъ было прiятно съ нимъ.

* № 116 (рук. № 77).

Вронской, слушая его,[1416 - Зачеркнуто: съ большимъ участiемъ, въ которомъ онъ не могъ дать себ? хорошенько отчета,] сначала сов?стился, что онъ не зналъ и первой статьи «Уроковъ жизни», про которую ему говорили какъ про что то очевидно изв?стное. Но онъ несправедливо обвинялъ себя въ этомъ нев?денiи, такъ какъ и большинству читающихъ людей «Уроки жизни» были неизв?стны. Но потомъ, когда Голенищевъ сталъ излагать свои мысли, Вронской могъ сл?дить за нимъ и, не зная «Уроковъ жизни», интересовался т?мъ, что говорилъ Голенищевъ, такъ какъ это все было очень учено, умно и прекрасно изложено. Но кром? интереса самаго содержанiя разговора, Вронской чувствовалъ, что душевное состоянiе Голенищева невольно приковываетъ его вниманiе и возбуждаетъ его сочувствiе какъ бы къ такому состоянiю челов?ка, въ которое онъ самъ долженъ скоро вступить.

И в?рный инстинктъ не обманывалъ Вронскаго. Точно также какъ онъ самъ теперь началъ подъ могущественнымъ насилiемъ скуки гордости и изв?стной возрастной потребности душевной д?ятельности заниматься живописью, такъ точно Голенищевъ гораздо раньше его началъ заниматься литературой, не потому что ему было что необходимо высказать, но потому, что онъ былъ празденъ, гордъ и любилъ и понималъ литературу и считалъ это занятiе благороднымъ. И Вронскiй, не зная подробностей о томъ, какъ Голенищевъ пожертвовалъ и жертвовалъ вс?ми простыми благами мiра для своей недостижимой ц?ли высказать что нибудь новое, тогда какъ онъ не им?лъ въ этомъ потребности, а только желая этаго, не зная вс?хъ попытокъ обманыванiя себя въ томъ, что мысли его новы и велики, тогда какъ онъ, зная въ глубин? души, что он? стары и малы, не зная того долгаго самообманыванiя, состоящаго въ томъ, что, зная слабость взл?л?янной мысли и чувствуя, что, какъ только мысль будетъ выражена, слабость обнаружится, онъ нарочно ув?рялъ себя, что мысль не созр?ла, что онъ вынашиваетъ ее, что онъ готовитъ матерьялы, не зная всей той зависти и злобы на мiръ и судей за то, что они такъ высоко ц?нятъ сильную, энергически, отъ сердца высказанную, хотя и ложную и въ грубой форм?, мысль, а не ц?нютъ 10-л?тнiй исключительный трудъ его; не зная всего этаго, Вронскiй чувствовалъ однако, что этотъ челов?къ стоитъ на томъ самомъ пути, который онъ избралъ теперь, но только впереди его, и что путь этотъ привелъ его къ несчастiю. Несчастiе, духовное несчастье, почти умопом?шательство видно было на этомъ хорошемъ, умномъ лиц?.

* № 117 (рук. № 77).

– У него большой талантъ, – сказала Анна. – Я, разум?ется, не судья, но судьи знающiе тоже сказали тоже.

Анна съ даромъ провид?нiя любящей женщины знала лучше всякаго судьи, что у ея теперешняго мужа (такъ она его мысленно называла) не было дара. Она знала это, хотя сама себ? не говорила этаго. Она вид?ла, что, хотя онъ и любилъ ее настолько, насколько онъ способенъ былъ любить, онъ уже испытывалъ то чувство пресыщенiя любовью, котораго она боялась т?мъ бол?е, ч?мъ мен?е понимала это чувство. Она вид?ла приближенiе того страшнаго и могущественнаго божества скуки, которое начинало овлад?вать ими, и боялась того неизв?стнаго, куда можетъ направить его эта новая сила. Любовь его къ живописи, всегда и прежде бывшая въ немъ, усилившаяся пребыванiемъ въ Италiи и собиранiемъ картинъ и перешедшая въ аматерство, успокаивала ее. Она чувствовала, что онъ слишкомъ много говорилъ про это, слишкомъ много готовился, не такъ д?лалъ, какъ д?лаютъ все то, что любятъ, прямо безъ приготовленiя, безъ обсужденiя, безъ заботъ о вн?шнихъ побочныхъ условiяхъ бросающiеся на любимое д?ло, и потому въ глубин? сердца она знала, что онъ разочаруется, но вс?ми силами поддерживала его.

* № 118 (рук. № 77).

Счастье Вронскаго и Анны должно бы было быть отравлено мыслью о томъ, что это самое счастье куплено ц?ною несчастiя нетолько добраго, но великодушнаго челов?ка, душевную высоту котораго они оба ц?нили и признавали; но это не было такъ. Мысль объ Алекс?? Александрович? никогда не приходила имъ и если и приходила, то не нарушала ихъ душевнаго спокойствiя и не возбуждала раскаянiя. Люди большей частью чувствуютъ раскаянiе въ совершенномъ зл? только тогда, когда испытываютъ подобное же зло, или оно угрожаетъ имъ; но р?дко люди испытываютъ раскаянiе въ томъ поступк?, который даетъ имъ счастье и одобряемъ людьми.

И Анна и Вронской не испытывали раскаянiе въ зл?, причиненномъ Алекс?ю Александровичу. Они никогда не думали объ этомъ; безсознательно отгоняли эту мысль, когда она имъ приходила. И потому воспоминанiе о немъ не м?шало ихъ счастiю. Они им?ли все для того, чтобы быть счастливыми. Они оба были молоды, здоровы, они любили другъ друга, они были богаты и свободны, но они оба одинаково чувствовали, что счастья не было.

Счастья не было для нихъ только потому, что было полное осуществленiе того, чего они оба желали. И это осуществленiе показало имъ ту в?чную ошибку, которую д?лаютъ люди, представляя себ? счастiе также, какъ представляется рай, – соединенiемъ такихъ условiй, въ которыхъ осуществлены вс? желанiя. Они испытали то странное чувство разочарованiя въ своихъ желанiяхъ, которое такъ р?дко случается съ людьми. Когда желанiя ихъ были исполнены, они почувствовали, что желанiя эти были ничтожны и ошибочны и что достиженiе ихъ нетолько не есть счастье, но есть тоска.

* № 119 (рук. № 77).

У него была вн?шняя способность понимать искуство и в?рно, со вкусомъ, подражать искуству, и онъ подумалъ, что у него есть то самое, что нужно для художника, и, н?сколько времени поколебавшись между т?мъ, какую онъ выберетъ себ? работу: политическую статью, поэму или живопись, онъ выбралъ живопись. Въ живописи онъ тоже н?которое время колебался о томъ, какой онъ выберетъ родъ: религiозную, историческiй жанръ или тенденцiозную или реалистическую живопись. Онъ понималъ вс? роды и могъ вдохновляться и т?мъ и другимъ; но онъ не могъ себ? представить даже, чтобы можно было даже не знать, какiе есть роды живописи, и вдохновляться непосредственно т?мъ, что есть въ душ?, не заботясь о томъ, будетъ ли то, что онъ напишетъ, принадлежать къ какому нибудь изв?стному роду или ни къ какому. Такъ какъ онъ не зналъ этаго и вдохновлялся только изв?стнымъ родомъ, т. е. вдохновлялся уже самымъ искуствомъ, то онъ изучалъ вс? роды, взв?шивалъ ихъ достоинства и выбиралъ тотъ, который ему представлялся самымъ новымъ и вм?ст? благороднымъ. Такимъ показался ему новый историческiй жанръ, и онъ избралъ его.

Анна, точно также какъ и онъ, почувствовала посл?[1417 - Зачеркнуто: <14> 12] 1 м?сяца такой жизни чувство неудовлетворенности, несмотря на исполненiе желанiй, и потребность новыхъ желанiй, которыя бы дали ц?ль и интересъ въ жизни. Но ей, какъ женщин?, не нужно было искать ихъ. Она нашла ихъ въ немъ. Она вид?ла и понимала всю ту душевную работу, которая происходила въ немъ, и вс? ея желанiя сосредоточились на томъ, чтобы сл?дить за нимъ и помогать ему наполнить свою жизнь.

Она постоянно чувствовала мал?йшiя изм?ненiя его душевнаго состоянiя, сл?дила за ними и поддерживала его въ состоянiи увлеченiя своей работой. Ея жизнь вм?ст? съ заботой о ребенк? д?вочк?, которая съ кормилицей жила и путешествовала вм?ст? съ ними, вм?ст? съ работой объ устройств? удобствъ его жизни, заботами о себ?, о томъ, чтобы не переставать нравиться ему, была полна.

Она своимъ тонкимъ чутьемъ любви знала не столько то, что ему было нужно, сколько то стекло, въ которое онъ въ изв?стный моментъ хот?лъ смотр?ть на жизнь и на нее, и тотчасъ же незам?тно принимала на себя тотъ тонъ, въ которомъ онъ хот?лъ вид?ть ее и всю жизнь.

Первое время она вид?ла, что онъ хот?лъ, чтобы онъ былъ молодымъ, беззаботно счастливымъ, вырвавшимся на волю молодымъ и ни въ комъ не нуждающимся и удовлетворяющимся только собою. И она д?лала ихъ жизнь такою. Потомъ было время, когда они были въ Рим?, онъ хот?лъ, чтобы они были знатными туристами, и такими они были. Потомъ онъ хот?лъ, чтобы они были во Флоренцiи людьми, желающими только свободы для тихой семейной и артистической жизни, и такими они были. Потомъ весною, при пере?зд? въ Палаццо, онъ хот?лъ, чтобы они были покровители искусствъ, меценаты, и такою она д?лала ихъ жизнь.

Голенищевъ, знакомый со всей интеллигенцiей города, много способствовалъ имъ въ этомъ и былъ прiятнымъ собес?дникомъ. Анна вид?ла, что между имъ и Вронскимъ установилось молчаливое условiе взаимнаго восхваленiя. Вронской слушалъ статьи Голенищева, Голенищевъ любовался его картиной, и они оба – Анна вид?ла это – были недовольны собой, безпокойны, но поддерживали другъ друга (что имъ такъ нужно было обоимъ) въ уб?жденiи, что то, что они д?лаютъ и ч?мъ заняты, д?ло серьезное.

* № 120 (рук. № 77).

Первое время жизнь во дворц? съ высокими л?пными плафонами и фресками, съ тяжелыми желтыми штофными гардинами, съ древними вазами на каминахъ, съ р?зными дверями и съ залами, ув?шанными картинами мастеровъ, самой своей вн?шноcтью веселила Вронскаго и поддерживала въ немъ прiятное заблужденiе, что онъ не столько Русской полковникъ въ отставк? и пом?щикъ[1418 - Зачеркнуто: Саратовской] Пензенской, Зарайской и Саровской губернiи, сколько любитель искуствъ, покровитель ихъ и самъ скромный художникъ, отрекшiйся отъ св?та, связей честолюбiя для любимой женщины и искуства.[1419 - Зач.: Ему весело было] Палаццо былъ очень дешевъ, 2000 франковъ въ м?сяцъ, такъ что не стоило лишать себя этаго удовольствiя. Немного дорого стоило только устройство трехъ комнатъ спальни, ея кабинета и маленькой гостиной, которыя, въ противоположность вс?мъ остальнымъ комнатамъ, называемыхъ у нихъ moyen ?ge,[1420 - [средние века,]] они называли домомъ. Комнаты эти необходимо было устроить, ибо спальня палаццо съ громадной р?зной кроватью подъ балдахиномъ, съ штофными шитыми занав?сами была невозможна. И эти два различные мiра въ ихъ дом? доставляли имъ особенное удовольствiе. «Где мы нынче будемъ[1421 - Зачеркнуто: пить чай или] об?дать? – спрашивали они. – Дома или въ moyen ?ge?» Большей частью они об?дали и принимали гостей въ moyen ?ge, въ большой столовой, въ угольной или въ atelier[1422 - [мастерской]] Вронскаго, огромной св?тлой комнат? прекрасныхъ разм?ровъ. Вронскому первое время доставляло особенное и новое наслажденiе смотр?ть на грацiозную фигуру Анны, казавшуюся маленькой, когда она отворяла р?зную въ 3 ея роста вышиною дверь и садилась на стулъ съ высокой р?зной спинкой или останавливалась у тяжелой гардины громаднаго расписнаго окна. И особенное новое удовольствiе доставляло имъ возвращенiе изъ грандiозныхъ и тяжелыхъ среднихъ в?ковъ въ элегантную уютность 3-хъ комнатокъ дома, въ которыхъ они нарочно уменьшили вс? разм?ры.

Голенищевъ, полюбившiй ихъ, бывалъ у нихъ часто и познакомилъ ихъ съ н?которыми учеными и артистами. Общество собиралось мужское и прiятное.