Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Онъ любилъ больше ту д?вочку, которую увезли отъ него, но[1446 - Зачеркнуто: для сына онъ д?лалъ все, что можно и должно для правильнаго воспитанiя. Алекс?й Александровичъ никогда не занимался вопросами воспитанiя, и поэтому онъ р?шилъ, что надо себ? составить планъ, прежде ч?мъ приступить къ д?лу. Планъ же] онъ любилъ и сына по своему; и любовь его къ сыну выражалась теперь заботами о его воспитанiи. Р?шивъ, что это его обязанность и что наступило время для правильнаго воспитанiя сына, Алекс?й Александровичъ приступилъ къ составленiю плана для этаго. Для составленiя же плана Алекс?ю Александровичу нужно было изучить теорiю воспитанiя. И Алекс?й Александровичъ, прiобр?тя педагогическiя книги, сталъ читать ихъ. Составить планъ самому, по своему характеру и характеру ребенка и его положенiю, никогда не приходило въ голову ему. Алекс?й Александровичъ былъ какъ т? набалованныя лошади, которыя не ходятъ передомъ, а всегда за другими. Алекс?й Александровичъ взялъ книги педагогики, дидактики, антропологiи и прочелъ очень много. Когда у него образовался въ голов? такой сумбуръ, что онъ уже не понималъ, чего онъ собственно хочетъ для своего сына, и вм?ст? съ т?мъ установилось уб?жденiе, что онъ не одинъ, а съ почтенными и учеными людьми находится въ этомъ сумбур?, онъ, какъ лошадь за обозомъ, въ пыли переднихъ возовъ, влегъ въ хомутъ и приступилъ къ д?лу. Составивъ по книгамъ свой планъ, онъ пригласилъ къ себ? еще спецiалиста педагога съ т?мъ, чтобы съ нимъ обсудить все д?ло.

Несмотря на всю прiобр?тенную на служб? опытность свою въ сношенiяхъ съ людьми и ум?нiе ставить ихъ въ настоящее положенiе и внушать имъ должное уваженiе, Алекс?й Александровичъ никогда не встр?чалъ бол?е непоколебимаго въ своей ув?ренности и презр?нiи ко всему мiру челов?ка, какъ спецiалиста педагога.

Несмотря на то, что педагогъ былъ челов?къ служащiй и въ зависимости отъ того высшаго чиновника, сотоварища Каренина, по рекомендацiи котораго педагогъ былъ приглашенъ, педагогъ вошелъ къ Алекс?ю Александровичу съ такимъ видомъ возвышенной и непонятой жертвы людской тупости и такого впередъ опред?леннаго и полнаго презр?нiя къ Алекс?ю Александровичу, что первое время Алекс?й Александровичъ былъ даже смущенъ.

– Сакмаровъ сказалъ мн?, чтобы я пришелъ къ вамъ. Я явился, – сказалъ онъ мрачно и уныло.

– Я бы желалъ посов?товаться съ вами о воспитанiи своего сына и просить васъ принять на себя общее, такъ сказать, руководство.

Педагогъ нетолько не говорилъ «ваше превосходительство», какъ къ тому привыкъ Каренинъ, но, очевидно безъ надобности, часто говорилъ просто «вы», «вамъ» и «знаете».

– Я очень занятъ. Но я могу найти время для вашего сына. Весь вопросъ состоитъ въ томъ, что, собственно, вы желаете отъ меня и сойдемся ли мы въ нашихъ воззр?нiяхъ на воспитанiе. Потому что противъ уб?жденiй. – Онъ помолчалъ, и Алекс?й Александровичъ чувствовалъ, что онъ въ этомъ м?ст? хот?лъ сказать, даже прошепталъ, ему казалось, «батюшка мой». – Противъ уб?жденiй я не могу работать.

– Прошу покорно садиться, – сказалъ н?сколько смущенный Алекс?й Александровичъ и, взявъ въ руку свой любимый ножъ изъ слоновой кости, сталъ излагать свои взгляды, т. е. все то, что онъ прочелъ въ книжкахъ, желая показать этимъ педагогу свое знакомство съ теорiей д?ла и то, что педагогъ напрасно такъ презираетъ его.

Но Алекс?й Александровичъ вид?лъ, что педагогъ былъ недоволенъ и находилъ, что все это такъ, да не такъ. Педагогъ слушалъ уныло, изр?дка презрительно улыбаясь. Въ особенности р?дкiе, но длинные волоса педагога смущали Алекс?я Александровича. Но когда Алекс?й Александровичъ сказалъ, что онъ желалъ бы въ особенности дать нравственно-религiозное направленiе сыну (это была мысль не изъ педагогическихъ книгъ, но изъ своего уб?жденiя), тогда педагогъ прервалъ молчанiе и спросилъ, что именно подъ этимъ разум?лъ Алекс?й Александровичъ. Алекс?й Александровичъ хот?лъ оставаться въ области общихъ вопросовъ, но педагогъ потребовалъ точности. Онъ поставилъ вопросъ о томъ, считаетъ ли, наприм?ръ, Алекс?й Александровичъ необходимымъ ввести въ учебный планъ священную исторiю?[1447 - Зачеркнуто: – Да, разум?ется,]

– Безъ сомн?нiя, – отв?чалъ Алекс?й Александровичъ, поднимая брови и желая строгимъ видомъ осадить педагога; но педагогъ не смутился и объявилъ съ усм?шкой, что[1448 - Зач.: это преподаванiе несовм?стно съ разумнымъ развитiемъ, что одно будетъ уничтожать другое.] онъ не можетъ взять на себя преподаванiе этаго предмета, такъ какъ считаетъ его не педагогическимъ.[1449 - Зач.: Разъ уже прервавъ молчанiе, педагогъ долго, не останавливаясь, говорилъ: онъ изложилъ всю современную теорiю воспитанiя. Разобралъ по ниточкамъ всю душу ребенка вообще и показалъ необходимость по психологiи, физiологiи, антропологiи, дидактик? и эвристик?, <что согласиться разрушать л?вой рукой то, что онъ будетъ д?лать правой, онъ считаетъ недобросов?стнымъ, и, какъ ни выгодно предложенiе Алекс?я Александровича, онъ не можетъ согласиться вести научно и разумно воспитанiе и преподавать законъ Божiй> вести разумное и современное воспитанiе, въ которомъ нравственно-религiозное развитiе не им?ло м?ста.] Алекс?й Александровичъ возразилъ по антропологiи, считая, что нравственное чувство должно быть также воспитываемо.

Педагогъ же возразилъ по педагогической психологiи, дидактик? и методик?, объявивъ Алекс?ю Александровичу, что по нов?йшимъ изсл?дованьямъ чувственная сторона вовсе не признается, а что все д?ло состоитъ въ предметной эвристик?. Поэтому вся ц?ль воспитанiя должна состоять въ томъ, чтобы образовать постепенно правильныя понятiя въ душ? ребенка. И потому должно быть изб?гаемо все сверхестественное. Хотя онъ и не высказалъ этого словами, Алекс?й Александровичъ вид?лъ, что онъ мысленно поставилъ дилемму такъ же р?шительно и ясно, какъ бы призванный къ больному докторъ, который бы сказалъ, что если больной не перестанетъ пить вино и курить, онъ считаетъ излишнимъ прописывать л?карства; также и онъ, очевидно, считалъ свое искусство излишнимъ, если не будутъ оставлены вс? предразсудочныя требованiя. Алекс?й Александровичъ[1450 - Зачеркнуто: хотя и по т?мъ книгамъ, которыя онъ читалъ, предчувствовавшiй это,] былъ озадаченъ. Отказаться отъ того, чтобы воспитывать сына въ закон? христiанскомъ, онъ не могъ, лишиться руководства опытнаго и ученаго, усп?вшаго внушить ему уваженiе педагога, онъ тоже не хот?лъ. Алекс?й Александровичъ не сдался, но, вспомнивъ, что въ числ? прiобр?тенныхъ и прочтенныхъ имъ книгъ была и книга этого педагога подъ заглавiемъ «Опытъ предметной концепцiи этической Евристики[1451 - В подлиннике: Евристик?] съ изложенiемъ основъ Методики и Дидактики», Алекс?й Александровичъ на основанiи того, что онъ помнилъ изъ этой книги, сталъ защищать свою мысль. И, действительно, когда р?чь зашла о его книг?, педагогъ помягчилъ и согласился на компромиссъ, состоящiй въ томъ, чтобы педагогъ велъ ученiе по св?тскимъ предметамъ, законъ же Божiй будетъ вести самъ отецъ.[1452 - Зач.: <и его духовникъ.> Педагогъ сначала выразилъ невозможность такого д?ленiя, но Алекс?й Александровичъ, воспользовавшись т?мъ, почерпнутымъ изъ книгъ, знанiемъ составныхъ частей души ребенка, выразилъ мысль, что одни части души онъ предоставитъ для образованiя педагогу, другiя же самъ будетъ возд?лывать. Педагогъ, сомнительно улыбнувшись, сказалъ, что можно попробовать]

Планъ былъ составленъ, и началось обученiе и воспитанiе.

Сережа же между т?мъ совс?мъ не зналъ того, изъ чего состояла его душа и какъ она для воспитанiя была разд?лена. Онъ зналъ только одно – что, хотя ему было 9 л?тъ, душа его была ему дорога, и онъ никому безъ ключа любви не позволялъ отворять дверей въ нее, а ни у отца, ни у педагога не было этаго ключа, а потому душа его, переполненная[1453 - Зач.: надежды на жизнь и любви] жажды познанiя,[1454 - Зач.: и любви] развивалась независимо отъ нихъ и своими таинственными путями. Онъ д?лалъ все, что его заставлялъ д?лать педагогъ, умственно считалъ и училъ статьи и писалъ, что ему вел?ли. Училъ для духовника и для отца Катихизисъ, Священную Исторiю и читалъ Евангелiе.[1455 - Зач.: но одинаково не любилъ ни того, ни другого и не впускалъ никого въ свою душу. Она была закрыта для нихъ и т?мъ упорн?е, ч?мъ ясн?е онъ чувствовалъ, что они им?ли противъ нее замыслы. Мать им?ла ключъ любви къ его душ?, но ея не было. Теперь же только одна старая няня любила его, онъ это чувствовалъ, и только для нея одной раскрывалась его душа и воспитывалась ею.] Но когда педагогъ говорилъ, что н?тъ ничего безъ причины, что все составлено изъ единицъ, что все, что мы говоримъ, есть предложенiе, и когда Законоучитель и отецъ говорили ему, что родъ челов?ческiй погибъ отъ зла и что Сынъ Божiй искупилъ его, что надо жить по Закону Божiю для того, чтобы получить посл? смерти награду въ будущей жизни, онъ училъ все это, но онъ не в?рилъ ни одному слову, ни предложенью, ни единиц?, ни будущей жизни, ни наград?, ни, еще мен?е, смерти.[1456 - Зачеркнуто: Отецъ часто говорилъ ему о смерти; онъ даже на вопросъ его, гд? его мать, отв?чалъ ему, что она умерла для насъ. Это ясн?е всего доказало ему, что неправда все, что говорятъ о смерти. Няня сказала ему, что мама жива. «Такъ и про вс?хъ говорятъ, – думалъ онъ, – что они умрутъ, а никто не умираетъ».Изъ всей Священной исторiи онъ бол?е вс?хъ любилъ Еноха, потому что про него было сказано, что онъ живой взятъ на небо.]

Онъ зналъ, что большимъ нужно обманывать его и заставлять заучивать этотъ обманъ. Для чего это было нужно, онъ не зналъ, но зналъ, что это нужно, и заучивалъ. Но ко всему тому, что отъ него требовали, въ немъ было такое холодное, недоброжелательное отношенiе, что если въ томъ, чему его учили, и было что нибудь такое, чему онъ могъ и желалъ в?рить, онъ относился къ этому одинаково недов?рчиво. Онъ вид?лъ очень хорошо, что и педагогъ и Законоучитель испытывали прiятное чувство самодовольства, когда ихъ выводы сходились съ т?мъ, что они прежде говорили, и онъ понималъ,[1457 - Зач.: о предложенiи, о дробной величин?, объ ад?,] что они могли быть довольны т?мъ, что если изъ предложенiя исключить глаголъ, то не будетъ смысла, и что еслибы дьяволъ не соблазнилъ Эвы, то отъ нея и не родился бы Искупитель; но онъ, понимая, какъ имъ это должно быть прiятно, такъ какъ они сами это выдумали, оставался къ этому совершенно равнодушенъ, такъ какъ его не любили т?, которые его учили, и онъ не могъ любить ихъ и потому не в?рилъ имъ. А не в?ря, въ своемъ маленькомъ ум? судилъ ихъ. Изъ всего того, чему его учили, въ особенности три причины заставили его изв?риться и критически относиться ко всему остальному. Первое – это было, что отецъ и графиня Лидiя Ивановна, часто пос?щавшая его, говорили ему сначала, что мать его умерла, а потомъ, когда онъ узналъ отъ няни, что она жива, они сказали ему, что она умерла для него, что она нехорошая. Такъ какъ онъ уб?дился, что переув?рить ихъ нельзя, что причина этаго ихъ ложнаго сужденiя, в?роятно, ихъ чувства къ ней, онъ р?шилъ, что в?рить имъ нельзя. Вторая причина была ученiе педагога о томъ, что въ каждомъ предложенiи есть глаголъ, что когда мы говоримъ: «нынче холодно», то этимъ мы подразум?ваемъ, что нынче есть холодно. Этому онъ не могъ в?рить. Когда онъ допрашивалъ объ этомъ педагога, педагогъ разсердился, и Сережа понялъ, что это не такъ, но это надо учить, и также посл? этаго относился и къ другимъ предметамъ ученiя. Главная же причина его недов?рiя было то, что ему говорили особенно часто то, что вс? умрутъ и онъ самъ умретъ. Этому онъ никакъ не могъ в?рить. Какъ онъ ни старался и не смотря на то, что няня даже подтверждала это, онъ не могъ понять этаго. Что дурные умрутъ, онъ могъ понять это. Но за что онъ, который будетъ хорошимъ, умретъ, это не в?рилось ему. Онъ много думалъ объ этомъ и не могъ совс?мъ не в?рить, такъ какъ вс? говорили, и не могъ помириться. Онъ пришелъ къ ув?ренности, что умираютъ только дурные, но не вс?. И подтвержденiе этой мысли онъ нашелъ въ Священной исторiи. Энохъ былъ взятъ живой на небо. «В?рно, и съ другими тоже самое, только они не говорятъ этаго», думалъ онъ.[1458 - Зачеркнуто: «Они все говорятъ не такъ. Они говорятъ, что про мама не надо говорить, стало быть она дурная по ихъ. А я ее одну люблю; стало быть, она одна хорошая». Такъ думалъ онъ изр?дка, когда приходили ему мысли, большей же частью онъ не думалъ, а былъ счастливъ той любовью къ себ?, къ другимъ и ко всему мiру, которая получала себ? удовлетворенiе независимо отъ воли воспитателя.] Онъ расспрашивалъ у законоучителя подробности о жизни Эноха, но ему не сказали ничего. Это еще бол?е подтвердило его въ уб?жденiи, что они не все говорятъ и многое скрываютъ изъ того, что онъ узнаетъ, когда будетъ большой.

Алекс?й Александровичъ и педагогъ были недовольны своимъ воспитанникомъ и изр?дка бес?довали, придумывая усиленiя д?йствiя на ту или другую изъ частей его души. Педагогъ жаловался на недостатокъ пытливости ума своего воспитанника, объясняя, что при эвристической систем? необходимо вызывать только, такъ сказать; Алекс?й Александровичъ же находилъ, что нужно бол?е усилить дисциплину ума. Между т?мъ та сила душевности, которую они ждали на свои колеса, давнымъ давно уже, просочиваясь туда, куда ее влекла и призывала потребность любви, давно уже работала.[1459 - Зач.: Сережа былъ весь переполненъ любовью. Онъ любилъ себя и вс?хъ.] Когда разлука съ матерью прервала его любовныя отношенiя, Сережа,[1460 - Зач.: только и ждалъ того, кого] какъ и вс? д?ти, мало пожал?лъ объ этомъ лишенiи. Атмосфера любви, въ которой онъ жилъ, была такъ естественна ему, что онъ думалъ – такiя отношенiя установятся у него со вс?ми другими. Онъ ждалъ этой любви отъ отца, но встр?тилъ совс?мъ другое. Отецъ заботился не о немъ, не о его т?л?, ?д?, одежд?, главное, забавахъ, а о томъ, чтобы заставить его думать и чувствовать что то чуждое, заботился о его душ?, которую онъ не могъ подчинить ему. Педагога онъ встр?тилъ съ восторгомъ, въ щелочку смотр?лъ на него, когда онъ былъ у отца, и готовился любить его; но и въ педагог? онъ разочаровался, какъ бы разочаровался голодный челов?къ, которому вм?сто жареной курицы подали картонную, обучая его, какъ р?зать жареную курицу.

Вода любви и жажда познанiя просочились у Сережи въ самыя неожиданныя м?ста. Няня старая, оставшаяся экономкой въ дом?, была главная учительница его. Ее р?дко допускали къ нему, такъ какъ онъ жилъ подъ присмотромъ дядьки н?мца. Но когда она приходила и ему удавалось поговорить съ ней, онъ впивалъ ея слова, и вс? тайны жизни разоблачились для него. Дядька [1 неразобр.] былъ тоже учителемъ именно въ то время, когда не исполнялъ приказанiй Алекс?я Александровича и позволялъ себ? говорить о постороннихъ предметахъ, о своей жизни съ своимъ ученикомъ. Потомъ была дочь Лидiи Ивановны – Лизанька, къ которой иногда возили его, въ которую онъ былъ влюбленъ. Потомъ былъ старикъ швейцаръ – другъ Сережи, съ которымъ каждый день были краткiе, но поучительные для Сережи разговоры, когда онъ выходилъ и приходилъ съ гулянья.

– Ну что, Капитонычъ, – сказалъ онъ разъ весною, румяный и веселый возвращаясь съ гулянья и отдавая свою сборчатую поддевочку высокому улыбающемуся на маленькаго челов?чка съ высоты своего роста швейцару. – Что, былъ нынче подвязанный чиновникъ? Принялъ папа?

– Приняли. Ужъ какъ радъ былъ. – улыбаясь сказалъ Швейцаръ, – пожалуйте, я сниму.

* № 135 (рук. № 88).

Сл?дующая по порядку глава.

Друзья Алекс?я Александровича, въ особенности графиня Лидiя Ивановна, старались поднять его въ общественномъ мн?нiи.[1461 - Зачеркнуто: посл? того, какъ жена у?хала отъ него.] Они старались выставить его великодушнымъ челов?комъ[1462 - Зач.: и истиннымъ] – христiаниномъ, подставившимъ л?вую щеку, когда его били по правой, челов?комъ, достойнымъ не только сожал?нiя, но уваженiя и восхищенiя. Но, несмотря на вс? свои усилiя, они чувствовали, что Алекс?й Александровичъ безвозвратно упалъ въ общественномъ мн?нiи[1463 - Зач.: Отъ него жена ушла. Онъ не виноватъ, но онъ см?шонъ, и защищать его, поднять, внушить къ нему уваженiе было трудно.] всл?дствiи того, что не онъ, a другiе противъ него поступили дурно.

– Это ничего не доказываетъ, – говорила[1464 - Зач.: графиня Лидiя Ивановна шутнику, описывавшему встр?чу Алекс?я Александровича съ женою на Невскомъ, – какъ только] Лиза, бывшая тоже защитницей Алекс?я Александровича, Стремову[1465 - Зач.: разсказывавшему ей <о томъ, что онъ слышалъ про прi?здъ Анны съ Вронскимъ въ Петербургъ> посл?днее зас?данiе сов?та, въ которомъ Алекс?й Александровичъ былъ особенно желченъ и упоренъ.] на его неуважительный отзывъ о Каренин?, по случаю возможности встр?чи его теперь съ женою, такъ какъ было изв?стно, что она въ Петербург?, – какъ только то, что онъ высокой души челов?къ, а она женщина безъ правилъ и религiи. Ужъ его то нельзя ни въ чемъ упрекнуть. Я, признаюсь, не понимаю ее. Можно быть безнравственной женщиной, но какъ не им?ть уваженiя къ приличiямъ, какъ, посл? всего того что было, прi?хать въ Петербургъ. Онъ мн? такъ жалокъ.

– Да я не спорю, – отв?чалъ Стремовъ, прiятно улыбаясь при одной мысли о безнравственной женщин?. – Вы зам?тили, графиня, какъ онъ перем?нился посл?днее время?

– Да, онъ постар?лъ, б?дный. Кого не состаритъ такое горе… Не только постар?лъ физически, но онъ кончился: c’est un homme fini.[1466 - [это конченный человек.]] Онъ сталъ раздражителенъ, онъ сталъ прожектеръ.

– Не то что постар?лъ, а съ нимъ сд?лалось, что съ простоквашей бываетъ, когда она перестоитъ, – говорилъ Стремовъ, позволявшiй себ? вольность вульгарныхъ сравненiй. – Знаете, какъ будто кр?пкое, а тамъ вода. Это называетъ моя экономка «отсикнулась». Вотъ и онъ отсикнулся.

И Стремовъ, сжавъ свои кр?пкiе губы, съ такимъ выраженiемъ, которое ясно говорило, что онъ самъ над?ется еще не скоро отсикнуться, см?ясь умными глазами, смотр?лъ на собес?дницу.

– Перестаньте, а то, право, я разсержусь,[1467 - Зачеркнуто: см?ясь] – говорила графиня Лидiя Ивановна, тщетно пытаясь удержаться отъ см?ха. —[1468 - Зач.: Вашъ] Вронскiй – вотъ безнравственный и дурной челов?къ.[1469 - Зач.: сказала она]

– О да, разум?ется, – отв?чалъ Стремовъ.[1470 - Зач.: продолжая см?яться глазами и съ такимъ видомъ, который показывалъ, что онъ самъ не скоро еще над?ялся отсикнуться.]

Графиня Лидiя Ивановна вид?ла, что Стремовъ, несмотря на то что онъ былъ добрый и честный челов?къ, презиралъ Алекс?я Александровича[1471 - Зач.: несмотря на ея заступничество, вполн? сочувствовалъ Вронскому и при первомъ случа? былъ готовъ подражать ему.Люди любятъ думать, что нравственный законъ начертанъ въ ихъ душ? опред?ленно и ясно для нихъ, можетъ быть выраженъ словами и что сов?сть каждаго соотв?тственно этому закону отм?чаетъ наши поступки.Несомн?нно, что самая бол?зненная сторона, несчастiя жизни происходятъ отъ раскаянiя, отъ мысли о томъ, что я могъ бы не сд?лать того, что было причиной или поводомъ къ несчастью; но совершенно несправедливо то, что думаютъ многiе, – что мы раскаиваемся больше въ дурныхъ нашихъ поступкахъ.Часто говорили и говорятъ, что настоящее несчастье происходитъ только отъ внутренняго недовольства собой, отъ угрызенiй сов?сти. Угрызенiя же сов?сти происходятъ отъ дурныхъ, совершенныхъ людьми поступковъ, что ч?мъ хуже совершенный поступокъ, т?мъ тяжел?е раскаянiе. Но всякiй пожившiй челов?къ, перебирая воспоминанiя <поступковъ, которые онъ сд?лалъ и желалъ бы не сд?лать> своихъ дурныхъ поступковъ, найдетъ въ своей сов?сти совершенно другую и неожиданную и несоотв?тствующую этому нравственному закону классификацiю. Безнравственный, безчестный, жестокiй поступокъ – преступленiя противъ 6-й, 7-й и 8-й запов?ди – часто, несмотря на сознанiе дурнаго, не тревожитъ душевнаго спокойствiя. Часто даже, если эти поступки сопровождаются удовлетворенiемъ страсти и достиженiемъ ц?ли, они вызываютъ <къ удивленiю> прiятное чувство. Все дурное забыто, прощено, и остается одна прелесть воспоминанiя <всего прошедшаго>. Но стоитъ шевельнуть въ душ? давнишнiя воспоминанiя не столько поступковъ, сколько положенiй, въ которыя когда то поставилъ себя челов?къ, иногда самыми невинными д?йствiями, и эти невинныя д?йствiя св?жей болью раскаянiя разъ?даютъ сердце: платье, оказавшееся см?шнымъ, ошибка въ словахъ, похвала, назначенная другому и принятая на свой счетъ, оскорбительное слово, на которое не отв?чено, происшедшее отъ незнанiя отступленiе отъ прiемовъ общества, возбудившее улыбку, насм?шку неловкое движенiе, фальшивое, см?шное положенiе – мучаютъ больше, ч?мъ дурное д?ло.] и уважалъ Вронскаго и что переув?рить его она не въ силахъ, и потому прекратила разговоръ.

Разговоръ былъ прекращенъ т?мъ бол?е кстати, что всл?дъ за этими словами въ гостиную вошелъ самъ Алекс?й Александровичъ.

Алекс?й Александровичъ д?йствительно перем?нился за это посл?днее время, и не столько физически, хотя онъ зам?тно постар?лъ, сколько нравственно. Алекс?й Александровичъ въ эти посл?днiе м?сяцы изъ челов?ка вполн? самоув?реннаго и спокойнаго сд?лался челов?комъ безпокойнымъ и робкимъ, только удерживающимъ по привычк? и для приличiя самоув?ренную и спокойную вн?шность.

Несмотря на то, что графиня Лидiя Ивановна, тотчасъ же, встр?чая его, сказала: «а мы сейчасъ говорили о принцесс?; ей значительно лучше», несмотря на это, Алекс?й Александровичъ былъ ув?ренъ, что говорили о немъ и его жен?. Онъ это теперь всегда думалъ. Несмотря на то, что Алеке?й Александровичъ былъ разумомъ твердо уб?жденъ въ томъ, что его поведенiе относительно жены было безупречно, несмотря на то, что онъ высоко ц?нилъ свое христiанское смиренiе и самоотреченiе и что разумъ его хвалилъ его за это, онъ не переставая чувствовалъ раскаянiе и угрызенiя сов?сти за то положенiе, въ которое онъ поставилъ себя.

Нынче, бол?е ч?мъ когда нибудь, онъ вид?лъ во вс?хъ глазахъ, устремленныхъ на него, жестокую насм?шку: онъ, только что, передъ прi?здомъ во дворецъ, д?лая свою утреннюю прогулку, встр?тился лицо съ лицомъ съ Вронскимъ и догадывался, что и Анна въ Петербург?. Онъ чувствовалъ опасность своего положенiя. Ему казалось, что вс? только ждутъ отъ него признака слабости и стыда, чтобы накинуться и растерзать его. «И какъ они вс? были сильны и здоровы физически, – думалъ Алекс?й Александровичъ, глядя на камергера и вспоминая здоровую, кровью налитую фигуру, – какъ они сiяютъ». И потому онъ чаще вспоминалъ о той христiанской высот?, на которой онъ находился, и, помня это, усиленно поднималъ голову и[1472 - Зачеркнуто: весело улыбался] небрежно[1473 - Зач.: улыбался] здоровался съ знакомыми.

Во вс?хъ лицахъ его знакомыхъ онъ вид?лъ одинаковую кровожадность; одно только поэтому драгоц?нно-милое лицо графини Лидiи Ивановны представлялось ему островомъ любви и участья въ мор? враждебности, и потому его невольно тянуло къ ней.[1474 - Зачеркнуто: теперь еще особенно потому, что съ ней одной онъ могъ посов?товаться о томъ, какъ ему поступить по случаю этаго письма жены.]

Алекс?й Александровичъ ошибался, предполагая, что вс?, кром? Лидiи Ивановны, были враждебно расположены къ нему и что она одна понимала и жал?ла его. Большинство знакомыхъ Алекс?я Александровича жал?ли и не осуждали его, но вс? см?ялись надъ нимъ. Однимъ, двумя остроумными людьми положенiе Алекс?я Александровича было выставлено въ см?шномъ вид?, и это воззр?нiе, какъ самое легкое, и было усвоено вс?ми, и изъ за этаго никто ужъ не могъ вид?ть того, что собственно былъ Алекс?й Александровичъ.[1475 - Зач.: Одна восторженная Графиня Лидiя Ивановна, взявшись въ трудную минуту жизни помогать ему, всл?дствiи т?хъ трудовъ, которые она положила на него, полюбила его, влюбилась въ него и потому не только понимала и жал?ла его, но влюбилась въ него и была предана ему всей душой.]

Одна графиня Лидiя Ивановна не см?ялась надъ нимъ. Алекс?й Александровичъ объяснялъ себ? это т?мъ, что она одна была христiанка. Онъ и не думалъ о томъ, что она любитъ его. Эта ея любовь казалась ему только пониманiемъ его, и онъ считалъ остальныхъ людей несправедливыми за то, что они не им?ли къ нему такого же чувства.

Быть любимымъ такъ просто и естественно, и такъ уродливо и дико быть нелюбимымъ. Проходя сквозь строй насм?шливыхъ взглядовъ, ему такъ естественно было тянуться къ ея влюбленному взгляду, какъ растенiю къ св?ту.[1476 - Зач.: Онъ давно уже не вид?лъ и не могъ вид?ть въ Графин? Лидiи Ивановн? ни ужасную <съ ея толщиной> ея вн?шность въ придворномъ плать?, ни ея безтолковыхъ разговоровъ, прыгающихъ съ одного предмета на другой. Онъ вид?лъ одни глаза, изъ которыхъ св?тилась любовь.]

– Поздравляю васъ, – сказала она ему, указывая глазами на ленту.

Онъ[1477 - Зач.: развелъ руками,] пожалъ плечами, закрывъ глаза, какъ бы говоря, что это не можетъ радовать его. Но Лидiя Ивановна знала хорошо, что это одна изъ его главныхъ радостей, хотя онъ и никогда не признается въ этомъ.

– Разум?ется, не какъ честолюбiе, но отрицательно, какъ признанiе....

– Да, да, – сказалъ Алекс?й Александровичъ.

И, не смотря на волненiе, въ которомъ онъ находился по причин? изв?стiя о прi?зд? жены, губы его сжались въ сдержанную улыбку удовольствiя, того самаго, которое онъ испытывалъ утромъ, въ первый разъ над?вая новую ленту.

– Ну, что нашъ Ангелъ? – Ангелъ былъ Сережа.

– Завтра его рожденье. Я очень доволенъ отцомъ Сергiемъ.

– Ахъ, это такой высокой души челов?къ, – сказала Лидiя Ивановна про священника, бывшую свою пассiю. – Я васъ звала, – сказала она грустно, готовя его. – Вы придете? Но я предув?домляю васъ, что я все бы дала, чтобы избавить васъ отъ н?которыхъ воспоминанiй, но другiе не такъ думаютъ.

– Я знаю, – сказалъ Алекс?й Александровичъ. – Она зд?сь.

Лидiя Ивановна посмотр?ла на него восторженно, и слезы восхищенiя передъ величiемъ его души выступили ей на глаза.

* № 136 (рук. № 88).

[1478 - Зачеркнуто: Алекс?й Александровичъ не испытывалъ тревогъ и волненiй, несмотря на этотъ упорный, непрерывный трудъ, д?йствовавшiй на него не какъ удовлетворенiе потребности, но какъ омутъ, заставляющiй забывать, не испытывая спокойствiя. Онъ былъ вполн? в?рующiй христiанинъ, онъ въ д?л? съ своей женой испыталъ силу своей в?ры и поступилъ какъ христiанинъ. Онъ это зналъ. И это то бол?е всего лишало его спокойствiя. Когда онъ вспоминалъ о томъ, что было, онъ не могъ не радоваться и не гордиться т?мъ, что онъ поступилъ какъ христiанинъ, и эта гордость не была спокойствiе. Но тутъ же, когда онъ вспоминалъ о своемъ поступк? и невольно гордился имъ, онъ вспоминалъ]Алекс?й Александровичъ чувствовалъ себя спокойн?е и способн?е къ д?ятельности, ч?мъ когда нибудь прежде. Даже здоровье его стало лучше.

Прошедшее съ женою, въ особенности посл?днiя м?сяцы, нев?рность, бол?знь, его прощенiе и разлука, какъ ни странно это можетъ показаться, никогда имъ не вспоминались.