Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

С чека глаза перебежали на вешалку для верхней одежды, та привлекла к себе внимание. Она стоит справа от стола в углу комнаты, но не это главное, по каким-то причинам полностью увешена, как будто кто-то решил перенести на неё всю одежду из гардероба. Раньше максимум, что тут было, одно пальто, зонт да кепка. Сейчас целая масса курток и плащей, неизвестно для чего помещённая на эту маленькую, бедную вешалку. Непрактично и далеко не красиво. Того и гляди завалится, благо рядом стена, она хоть немного подпирает. [Среди старой верхней одежды особенно выделились новое пальто премиального бренда, с вышитым на нём "BW", тёмно-багровый плащ, клетчатая кепка, которая уже попросту не помещается на крючках, пренебрежительно накинута сверху.

Это очередная… странность, не входящей в рамки обычного дня, но и не только. В одну ночь снился сон, и там уже была эта вешалка. И что тогда случилось? Она также стояла… одежда раскачивалась из стороны в сторону… лунный свет пробивался из окна… красный свитер, синяя толстовка, халат, тапочки и, вроде как, всё. Хотя нет, мебель в самом конце, прямо перед тем как прозвенел будильник… ожила? То был кошмарный сон. Некоторые вещи определённо хорошо бы не вспоминать.

Лучше уж рассмотреть бумаги на столе, Гретель развернулась обратно к стопке писем, правда, не может совладать с собой, постоянно уводит глаза в сторону. Сверху оказался лист с уже знакомым символом, круг с расправленными крыльями, … Гретель, нельзя брать чужое! Гретель, это неправильно! Остановись пока не поздно! … под знаком текст:

«С возвращением вас в нашу чудную деревню, надеемся, что вы хорошо устроились и обжились. Мы не знаем, свой ли дом вы заняли, но рады вашему хорошему вкусу, выбрали самое большое и красивое здание в нашем округе и, наверно, неспроста. Целью же данного письма является уведомить вас о том, что вы прибыли в особую экономическую зону, покидать которую разрешается только с дозволения командира заставы. На территории поселения более не действуют социальные свидетельства, не поддерживаются социальные права. Вся судебная и исполнительная власть переходит в руки командира заставы. Но и это, уж так получается, не основная информация для вас, видите ли, пребывание в коммуне облажено небольшим налоговым взносом, направленным на процветание нашего чудного края.

Требование – собрать указанную ниже сумму в указанный ниже срок.

И последнее, несколько важных выкладок, которые вам непременно стоит запомнить, впитать в сознание самим, а также не забудьте доходчиво донести свод норм чудесным деткам. Ибо новый мир не делает исключения ни для кого, суровость наказания не подвержена градации. Отныне мы все равны. Итак…

Любое неповиновение карается смертью. Любое сопротивление карается смертью. Попытки построить свою общину – смерть. Нападение на служителей порядка – смерть. Распространение ложной информации – смерть. Разжигание, поддержка, обсуждение, попытки, подстрекательство мятежа – смерть. Религиозные коммуны– смерть. Торговля оружием – смерть. Пьянство и наркотики – смерть. Попытки бегства – смерть.

Берегите себя».

Далее указано число, соответствующее сегодняшнему дню, и сумма, от которой у Гретель глаза поползли на лоб, для их семьи это непосильная цифра, разве что отправитель забыл поставить запятую в нужном месте или нарисовал лишний ноль. Сам же лист мятый, отец явно не обрадовался сообщению.

Один быстрый взгляд от стола, ещё обернулась на распахнутую входную дверь, убеждаясь, что никто не застал за маленьким преступлением. А ведь из зала вполне могут наблюдать. Гретель продолжила перебирать остальные бумаги, следом идут письма от родственников и друзей. …Слишком далеко заходишь. Непозволительно. За каждой провинностью следует наказание. За каждой, Гретель… Она быстро пробегается глазами по содержанию и откладывает листы в сторону.

Наконец, все послания закончились, пошла одна чистая бумага. Видимо, недавно распаковали новую пачку. Гретель собралась сдвинуть всю стопку, но вперёд действиям рук, глаза заприметили засунутый между страницами маленький клочок. Аккуратно сложен и в надежде скрыть от чужих глаз задвинут за старую пожелтевшую бумагу. Само письмо чернилами, почерк папы:

«Г. Л. Э. Я никогда не забуду прошлую встречу, хотел бы остаться в нашем укромном месте и вечно растягивать момент. Минуты с тобой дороже часов без тебя. Не хочу вызывать лишние волнения, хочу только сказать, что ты лучше всего на свете, и ради твоей любви я готов всё отдать, мне ничего не жалко потерять. Без тебя солнце не так ярко, и ночи не так сладки. Мне нужна только ты. Не знаю, суждено ли нам быть вместе, но знай, ты в моём сердце».

(Внизу письма нарисовано огромное сердечко, пробитое стрелой. Простой, но весьма симпатичный рисунок, заметна рука художника). Гретель и не знала, что мама с папой обмениваются любовными письмами, но этот раскрывшийся факт её позабавил.

Но улыбка ненадолго задержалась на губах и сползла, как чернила от дождя, когда она всё-таки сдвинула оставшуюся стопку бумаг, захотелось же посмотреть, нет ли чего в самом низу. И там действительно есть. От увиденного глаза округлились, а рот приоткрылся. Огромный чёрный револьвер. Гретель никогда не видела оружие, а тем более у себя дома, в своём убежище и прибежище. Выходит, опасность совсем близко, подкралась за спиной, вот-вот явит свой ужасный серый лик. И никак повеяло холодом. Дыхание самой смерти просачивается через приоткрытые двери и щели незакрытых окон. Туда же проникают длинные чёрные тени. Безжалостное и не устающее орудие, предвестник горьких слёз, уже лежит на столе. Измучен томительным ожиданием. Курок взведён. Зовёт ладони, готовые принять дар.

Девочка неуклюжа положила медвежонка на рядом стоящий стул.

Грустная мордочка игрушки опустилась, лапки поползли вниз следом, много сожаления в пуговках-глазках, будто бы в пластике и вате есть осмысление, что сейчас будет происходить.

Гретель двумя трясущимися руками взяла пистолет со стола. Не может понять и ответить даже самой себе – зачем? Он еле помещается в руках, тяжёлый, невероятно тяжёлый, под его весом прогнулось бы многое. И он холоден как лёд. При этом кажется, что в ладонях не становится теплее, наверно, ничто не сможет сделать его теплее. Он и сам ничего с собой не несёт, может только забирать. Венец пути берущий начало от изобретателя пороха и первых кузнецов железа. Его наделили совершенством контуров и могущественной силой, способной проходить сквозь жизнь.

Руки сами повели, девочка не хочет, девочка боится. Она начала медленно поворачивать пистолет в свою сторону. Дрожит и трясётся, но побороть навеянное кем-то желание уже не способна. Короткий миг, ещё когда ладони не занимал холодный инструмент, существовала собственная воля, теперь только неконтролируемое влечение. Она должна. Абсурдно. Глупо. И, видимо, какое-то понимание опасности так или иначе присутствует в её черепной коробке, ибо при повороте постоянно дёргает головой в сторону, страшась, что лицо окажется на одной линии с источником смерти. Тогда почему бы не остановиться? Но она не контролирует это, не знает, что движет руками, и зачем нужно заглянуть в дуло.

И револьвер остановился стволом чуть выше головы, взял курс на стену и приколотой к ней календарь, там уже давно просроченная дата. Замер лишь на миг, затем орудие всё же опустилось на лоб, на эту самую морщинку, что застыла в нестерпимом напряжении и ожидании. Прямо по центру. Идеальная мишень. Дуло, внутри только темнота. Смерть несущий.

Руки девочки замерли, глаза не могут оторваться, а его глубина притягивает. Вот ещё что-то шепчет нажать, просит попробовать, посмотреть, что будет. Голос ласковый говорит, понравится, это очень хорошо, здорово. Пробираются в голову бесчисленные лживые речи, и все твердят об одном. Разные воззвания – один итог. Хочется нажать, просто чтобы они заткнулись. А ещё пальцы так напряжены, особенно указательный на самом курке. Зачем же он лёг на чёрный гладкий пластик. И ведь настолько сильно дрожит, ему ничего не стоит сдавить спусковой механизм. А нужно совсем чуть-чуть и уже будет достаточно. Ладони стали влажные, им холодно, некомфортно. Их же грозного пленника, быть может, палача, тяготит мягкая кожа, он пытается выползти из тугих объятий, но вперед ещё желает сдёрнуть скользкий курок.

Глаза зажмурились, и Гретель отбросила пистолет обратно на стол. Он громко стукнулся, сотрясая всё вокруг себя. Как же хочется, чтобы его больше никто не поднимал, чтобы он растаял или расплавился, просто исчез. Смерть несущий.

Сразу за этим захотелось заплакать, просто от жестокости мира, закрыть ладонями глаза и зареветь. Колени уже сгибаются, тянет вниз желание сесть на пол. Начала тихонько хныкать, захватывать ртом недостающий лёгким кислород.

Щелчки ламп и моргающий свет, а где-то за стенами послышалось завывание ветра, тут же рядом застучала ливневая труба, громко трезвонит, порой цепляется о кровлю. Следом уже налетел на стекло и забарабанил поток частиц пыли. Вот-вот разразится страшная буря. Закроет небо, перекроет свет. Не убежать и не скрыться. Настигнет в пути или отыщет спрятавшуюся под кроватью. Близится, близится…

И на этой мысли все лампы друг за другом потухли. Одна последняя ещё загудела, а обрамляющее стекло так и вовсе лопнуло пополам. Девочка бросила идею пускать слёзы и от резко подступившей темноты сделала несколько шагов назад. Неудивительно, что поддавшись слепому порыву, ударилась об какую-то преграду за спиной. Нечто не грубое, скорее наоборот довольно мягкое. По последовавшему стуку и шороху одежды несложно понять – это вешалка.

Испугавшись внезапного контакта, Гретель отпрыгнула уже вперёд. Следующий удар пришёлся на коленку и на этот раз об стул.

– А-а-а-а, – прошипела, прикусив нижнюю губу.

Не дожидаясь, когда утихнет очередная боль, начала крутиться по сторонам, выискивая что-нибудь различимое для глаз. В возникшей черноте сложно бороться с желанием броситься куда-нибудь вслепую. Но темнота лишь с виду безгранична и пуста, в порыве страха можно с лёгкостью разбить нос о стену. Без конца бы поворачивала головой, пока не свернётся шея. Благо раньше встретилась узкая полоска света, частичка дня, с огромным трудом пробивающаяся через занавешенное окно.

По ту сторону стекла видно, как жмётся к раме некая пернатая особь. Снова чёрные крылья, по крайней мере, их обладателя мало интересует содержимое комнаты, уже не пытается заглядывать через стекло. Куда больше волнует вопрос сохранения собственной жизнедеятельности, нежели подрыв чужой. Выпала доля противостоять бомбардировке мелких частиц. Ну что же, им тоже не сладко, в бурю не полетаешь. Захватит ветром, унесёт вместе с пылью и будет таскать, пока не перетрёт на куски. Хотя день назад птицы были очень недружелюбные, если не сказать, кровожадные. Гретель не против увидеть их собранные в кучу трупы. Ну, может, вчерашняя агрессия и вызвана стихией? Перемены влекут перемены.

Но что теперь, брести до выхода вслепую? Перебирать руками как старушка, а то и вовсе ползти по полу? Гретель в какой-то степени это даже забавляет, заодно позволяет уйти от пугающих мыслей. Не даёт появиться улыбке на губах только одно. В голову снова лезет бродяжка. Перед глазами даже в полной темноте появляется её изувеченное лицо с чёрными дырами, рваные тряпки да кривое тело, и представляется она прямо рядом, буквально в паре метров. Никак не удаётся развеять столь неприятный образ. Даже понимание, что дверь закрыта, не даёт исчезнуть этому фантому. Когда окружающее уходит в пустоту, создаётся огромный простор для воображения, он даже больше, чем само помещение, где бы не остановились ноги, и готов вместить в себя кучу скверных мыслей. Нож? Леска?

Мог ли свет погаснуть под напором стихии, или кто-то залез в электрический щиток, аккуратно открыл дверку, вырубил предохранители, затем своими мерзкими корявыми пальчиками выдернул провода?

И вот ещё одно, прошло уже несколько минут, а шорох одежды всё слышится, и вешалка скрипит. Так странно, не правда ли? Столько движения из-за маленького импульса. До сего момента входная дверь волновала куда больше, чем оставшееся пространство за спиной. Но ведь у стен тоже есть уши, глаза и даже рты. В мире больше нет безопасных мест, и сейчас область позади просит ответить на один вопрос. Могут ли куртки так долго качаться? Наверно, нет, и наконец остерегающая мысль начала пробиваться и в голову девчонки, заставила обернуться. Но какой смысл, когда вокруг темнота, светлым днём как в ночи. Ушки на макушке, но вот глазки слепы. Не увлечены ли одеждой сторонние силы? И звук… приближается?

Гретель ненадолго оглянулась на полосу света, адаптирующиеся глаза усмотрели некоторые новые контуры вещей, бутылки да банки, затем снова в темноту. Резкая смена цветов, в сознание по-прежнему отпечаток белой линии.

– Хей? – едва слышно протянула девочка. Вот только что она ожидает услышать в ответ? Скорее наоборот, обозначила свою позицию. И руки вытянула навстречу, должно быть, зря, тот, кто идёт, мимо не пройдёт. А, несомненно, впереди какое-то движение. И что это? Звук, будто рукав куртки стегнул по столу. Один… затем второй… Слышно и как закачался абажур на лампе. Это уже совсем близко.

Ливневая труба звенит, ветер завывает. И через этот шум приходится вылавливать малейшие звуки по эту сторону стен. Пальцы Гретель напряжены, они там впереди, но даже сама хозяйка не видит их, пока что чувствует, пока что вокруг лишь пустота. Ничего не удаётся ухватить, но так даже лучше. Им и без того выпала нелёгкая доля, быть первыми свидетелями, узнать вперёд. Это будет страшное касание.

Суждено ли сцене сбыться? В следующий момент также неожиданно, как всё началось, так и закончилось. Ветер стих, а мгновение спустя вновь загорелись лампы. Одна за другой, но в обратном порядке, осталась по ту сторону работоспособного состояния лишь та, что с треском вырубилась. Взгляд Гретель тут же встретился с вешалкой. Прямо перед ней и как-то близко. Однако ведь какой ужасный красный плащ висит с краю, перенасыщен багровым цветом, не хотелось бы видеть его на папе более. Да что там говорить, всю бы эту непонятную кучу вывалить в ящик и запереть на ключ. Выглядит она как зловещая ёлка из тряпок, особенно теперь, когда лампа сверху не горит, и от каждой вещичке появилась своя личная тень. Порождённые чёрные контуры с огромным удовольствием переплетаются, образуя что-то изрядно жуткое. Ну, вроде как, стоит себе, никого не трогает. [Вот только одежда до сих пор мотается, и ближе она на метра два.

Не станет бегать за рулеткой, а затем отмерять пройденный путь, оставшееся расстояния ни в коем случае не хочется уменьшать, есть обратное желание – убежать. И как бы оно не было, Гретель больше здесь неуютно, тут же схватила медвежонка и быстро-быстро сперва попятилась, а потом и посеменила к выходу. Напоследок бросила ещё один взволнованный взгляд назад. Клетчатая кепка… чёрное пальто… Быстро выдернула шпингалет и выскочила за дверь.

Но даже тут что-то мешает, не даёт покою быть, будто буравит взглядом, старается перетянуть её, как казалось бы, никчёмное внимание на себя. А тут столько непроглядных мест: тёмные углы, пространство за мебелью, арки, всюду может затаиться её личный зритель. Во благо скверные чувства смолкли, когда девочка всего лишь закрыла за собой дверь кабинета. Лучше уж пусть все проходы будут намертво запечатаны, и остаются одни лишь голые перекрёстки коридоров. Нежели из каждого прохода будет донимать внимание сверкающих крысиных глазок.

Но куда теперь? Точнее не так. Где сейчас бродяжка? Человек весьма шумное существо, и весь его быт под стать громким привычкам. Но вот эта тварь и при всём своём безобразие порой становится тихая как мышь. Думается, надо вновь затаиться за диваном и выждать её появление. Но по всей видимости, судьба готовит за своей кулисой мироздания что-то иное. Проект уже разработан, нужно лишь пройти по его контрольным точкам. Ответ на вопрос "Куда теперь?" возник прямо перед лицом – дверь, ведущая в подвал. Спускающийся сверху свет касается старого деревянного полотна, пытается навязать очередной путь, но девочка больше не верит его лучам. И, конечно, Гретель очень хочется найти родителей, но, наверно, это единственное место, где она их найти не хочет.

Тут ещё стоит поставить на рассмотрение очередное табу, которое явно не стоит нарушать детям – спускаться в подвал. "Самые страшные вещи творятся именно под порогом", – нечто подобное когда-то говорил её брат. И дверь в сие царство запирается на один единственно существующий ключ, тот в свою очередь хранится в шкатулке в спальне родителей. Далеко придётся идти.

А что если заключить уговор? Сама с собой? Если дверь закрыта – пойти за диван. А коли открыта – спуститься в самый низ. Второй вариант не очень хорош, по правде говоря. Но по идее и маловероятен.

Гретель подошла, дёрнула за ручку, и дверь… открылась. Это самый громкий скрип за сегодня, от него лицо перекорёжило, пальцы сжались в кулаки. Никакой визг пенопласта по стеклу не сравнится с этим. Звук из забвения, правда, во снах этот проход обычно сам открывался, потом, вспоминается, оттуда выползали огромные тараканы, наверно, не стоит ещё уточнять, что у тех жуков вместо лап каким-то причудливым образом оказались вмонтированы руки людей. Девочка же по несколько раз оглянулась на каждую комнату и коридор, убеждаясь, что никто не среагировал на шум.

А вот надеется было не на что, одна сторона двери почти полностью сгнила. И место, где должен быть замок, просто рассыпалось, теперь это полотно разве что на нитку подвязать.

Но какую-то роль дверь всё же выполняла, едва раскрылась, как снизу повеял терпкий запах сырости и гниения. Оттуда же послышались звуки падающих капель. В последнее время никто из семьи туда не спускался, далеко не безопасно входить в обитель обосновавшегося хаоса. Подвал уже на момент отъезда был в жутко аварийном состоянии. Что скрывается в темноте, точнее осталось от сооружения сейчас, сложно представить. Гретель даже не знает, включится ли там свет, или, вообще, можно ли в таком сыром помещении включать свет.

Девочка, не стала много раздумывать над своей безопасностью, спрыгнула на первую ступеньку, под ногами захлюпала вода. Тут же над головой попалась ниточка выключателя. Не составило труда нащупать шарики, нацепленные на верёвочку, ухватиться за них и как следует дёрнуть. Вместе с сорвавшейся с потолка искрой слетела вниз первая досада. Не рассчитала усилия, слишком резкое движение и, как итог, нитка выключателя оторвалась, безвольно легла в ладонь. Раздался характерный щелчок рвущегося материала. И всё же свет загорелся, лампа за лампой и так ровно до последней ступени, дальше лестница уходит налево.

Вот теперь можно рассмотреть весь ужас, таящийся в четырёх стенах, кошмар, спрятанный за гнилой дверью. Как только оно не развалилось? Штукатурка тут не просто отошла от стен, но местами уже размылась в песок. Кирпичи под ней потрескались и чуть ли не наполовину провалились в мягкий грунт. Совсем немного и полностью завалятся в небытие. Впрочем, вблизи ступеней, кажется это уже свершилось, ибо не осталось ничего твёрдого, во всю лезет земля. Тут же рядом сквозные дыры и трещины размером со слона. Среди которых торчащая из всех поверхностей ржавая арматура, свисающие с потолка провода. Жутко.

Единственное чему не мешает рушащийся кров, скорее наоборот благосклонно влияет, так это жизнедеятельность паразитических форм, здесь попросту нет препятствий распространению плесени. Каждая сколь либо подходящая вещь укутана её белыми выростами, потолок так и вовсе полностью съеден пушистым грибком. Страшная опухоль на трудах человека.

Горит свет, а тут далеко не место для электрических сетей, ведь вокруг так много воды, стекает по стенам, а местами сливается прямо с потолка. И Гретель планирует пробраться через весь хаос в самый низ, она считает, что поступать так, значит быть взрослой, другие же посчитают это детской безрассудностью. Пока же девчонку некому одёрнуть за руку.

Позади прошмыгнула серая физиономия. Гретель, едва краем глаза заметив вблизи себя рваные тряпки, тотчас присела на корточки. Так из зала её будет почти незаметно. Впрочем, тот, кто вернулся, пока не заинтересован поисками девчонки, оно вновь забралось в кабинет Генри Андерсум’а. На секунды несколько клочков одеяния даже оказались прихлопнуты закрывающейся дверью. Ну, некто без одежды не уйдёт, начал дёргать, и его парочка шустрых рывков полностью решат проблему, высвободят ткань. Должно быть, это нелепая бродяжка. Что же её туда всё тянет?

В сей момент чуть ниже по лестнице из отверстий у самых ступеней интенсивнее полезла земля, оттуда же ручьями полилась полная частиц взвеси мутная воды. Неприятное зрелище, словно лопнувший гнойник или того хуже. И процесс лишь набирает обороты. Всё ближе к верху проклёвываются новые и новые дыры с тем же исходом массы. Их много будет в итоге. За стенами движение.

Тваривыползают из глубин. Перебираются по кротовым норам.