Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

Предпоследняя глава – "Бледные лица".

Маленькое облачко прогуливается по залу, с интересом обнюхивает пол. Одно место особенно сильно интересует. Несколько раз останавливается у прогрызенной доски, что-то внимательно высматривает в темноте. Оттуда в ответ порой выглядывает маленькая усатая мордочка, блестят крохотные глазки. Выходит, залезла коварная мышь. Попискивает и то и дело дразнит своим длинным хвостом.

Оно ступает за спиной. Чтобы не попадалось под его тонкие изогнутые ноги, всё скрипит и прогибается.

Маленькое облачко начало скоблить лапками. Усердно то одной, то другой. И все равно не достаточно острые когти, чтобы разодрать прочную древесину. Тогда подпрыгнула и с усилием врезала по полу. Последовал лёгкий стук, кверху взымала надоедливая грязь. Больше ничем не помогло. Наглый усатый грызун даже не напуган.

Скрип половиц за спиной. Нависает тень.

Гретель уже подходит к перилам лестницы, согнулась вопросительным знаком, без особого желания переставляет ноги. Где-то внизу послышался невероятно громкий топот. Бам! Бам! Бам! Под этой массой бегемота не только ещё один пол провалится, но и весь дом рухнет, а последнем также предупредил донёсшийся из шкафов звон посуды. И даже здесь на втором этаже чувствуется как вибрации расходятся по стенам. Стёкла в рамах, и те дребезжат. Продолжил нарушать тишину один странный слог, будто слово, произнесённое на неизвестном языке. Голос грубый и очень хриплый, для слуха хуже, чем предсмертный вопль. А по его завершению зазвенел по-настоящему наводящий жуть пронзительный и резкий визг животного.

Секунду назад уставившаяся в пол Гретель, подняла взгляд на лестницу. На пару коротких мгновений страх задержал каждую мышцу в состоянии глубокого паралича. Первые движения приходятся именно на ноги, начинают шагать вперёд, потихоньку ускоряются.

В какой-то момент девочка бросилась бежать, вот только не назад, как потребовало перепугавшее сердце, а вперёд, под гул одобрения подступившего адреналина. Плач её собачки, он пересиливает страх. Гретель никому не позволит навредить своей любимице. Подбежала к перилам, заглянула вниз. Решительна и вся пылает от ярости. В глазах огонь, щёки краснеют и горят.

– Изабелла! – закричала во весь голос и тут же рванулась мимо перил к лестнице, внизу где-то по-прежнему скулит собака, её не видно, никого не видно. Зал пуст. Возможно, только кажется. Глаза не успевают адаптироваться к темноте, её, как всегда, слишком много.

Гретель быстро преодолела все ступени, спрыгнула с последней, но даже будучи внизу, никак не может сориентироваться. Визг слышится совсем рядом, девочка крутит головой в поисках источника, но взгляд встречают одни лишь тёмные углы, заставленные мебелью проходы. Кажется, что скулит где-то под полом, нигде и везде одновременно.

Даже стук собственных кроссовок мешает, сперва стоит угомонить себя. Но так не просто устоять на месте, тянут чувства бегать по залу из стороны в сторону. Вот ведь оно. Цвета голубой волны трёхместный диван с двумя бархатными подушками. Уж не зря рядом повалено кресло, опрокинут светильник. Гретель сорвалась с места, добежала и прямо на ходу упала на колени перед мебелью, заглянула вниз. Там темно, очень темно, но забившееся в самый угол маленький белый комочек видно. Бедняжка вся в пыли и паутине. Собрав шерстью попавшуюся на пути грязь, проделала на давно немытом полу своеобразную дорожку.

Сидит собачка и тихонько скулит. Ни крови, ни ран пока незаметно, но что-то так сильно напугало её, вся сжалась, в глазах что-то незримое между страхом и паникой. И дрожит как от страшного холода.

– Тише. Тише, – начала девочка, потянула к питомцу руку. – Успокойся, всё хорошо. Иди сюда. Тише.

Собачка на это не среагировала, смотрит куда-то в сторону, едва ли что-то замечает. В моменты замрёт, тогда и вовсе словно неживая мягкая игрушка.

– Дорогая, что случилось? – вновь обратилась к своей Изабелле. Дотянуться бы, ухватиться хоть за лапку, но так мало места, Гретель без того почти лежит на полу, волосами подметает грязь. Но рука всё же близко, пальцы касаются ласковой шерсти. Её нужно достать, у девочки плохое предчувствие насчёт возможных ран. Обычно именно боль делает животных неузнаваемыми. Несколько тревожная мысль, от которой даже трогать Изабеллу становится страшно.

Собака по-прежнему неподвижна, лапки собраны под телом, глаза – стекляшки широко раскрыты, взгляд уводит в сторону, ищет что-то среди паутины. Через сжатые зубки просочился ещё один протяжный и тихий скулящий звук, а после полностью стихла. Это молчание воспринимается даже как-то зловеще.

– Иди ко мне, я не дам тебя в обиду, – совсем нежно и жалостливо. – Угощу котлетой. Ты ведь хочешь котлету? А косточку? Хочешь свою любимую сладкую косточку?

Наконец хотя бы два пальчика уцепились за шерсть, скрестились, зажав буквально несколько волосинок. Питомец не склонен отвечать на подобные проявления заботы. Гретель попыталась схватиться и получше, но неудача, руки бы подлиннее, пальцы бы немного эластичнее. Тогда легонько потянула за шерсть на себя. В следующий миг собака рявкнула! Две дюжины клыков сомкнулись в попытке вцепиться в протянутую к ним плоть. Гретель едва успела спасти свои конечности, прежде чем пасть щёлкнула. Питомец же оскалился, обнажил два ряда белых зубов. Ну и агрессия.

– Ты чего?! – изумлённо воскликнула Гретель, жалость к зверушке резко сменилась испугом.

Собака принялась озлобленно рычать, огрызаться. И что это только за монстр в обличии маленького друга человека? При этом смотрит перевоплотившееся чудовище прямо на свою хозяйку, но как будто перед ней самый страшный враг, и нет никакого желания в обезумевших зрачках, как разорвать своего недруга на куски. А голос у Изабеллы оказался громким и, кажется, не соответствует для такого миниатюрного зверька, больше похоже, что ревёт крупная овчарка. О чём говорить, даже внешний вид больше не напоминает образ "милоты", теперь походит на дикого зверя с волчьей мордой, выпученными глазницами.

Она не спешит наброситься, перебирая лапками, всё сильнее прижимается к стене. Но это пока, в любой момент ей может наскучить роль жертвы, устанет от попыток забиться в угол. Такой уж у неё переменчивый нрав. Напитаются глазки злобой, и тогда придётся спасаться уже не от любви своего питомца, вместо неё придётся защищаться от клыков и когтей. То и другое причинят достаточно мучений, в частности, когда встретятся с лицом. Гретель уже готова при первой потенциальной угрозе вскочить на ноги и запрыгнуть на диван.

Да, c животными не принято заводить дружбу, но это была самая настоящая подруга. И тянуться Гретель больше не осмеливается, ей просто оторвут пальцы.

Девочка уселась на задницу. Горе и обида на лице, одно сменяет другое. И ведь всё тявкает, не унимается. Заткнулась бы. Нет, она не ранена, она обезумела.

– Дикое животное, лучше бы действительно утопили, – процедила Гретель. И только сейчас сместившись в сторону, девочка наконец смогла заметить, что собака смотрит совсем не на неё, а за её спину.

Быстро и хаотично побежали мысли в голове. Впереди обезумевший питомец… А вот сзади? Мурашки обживают тело, вместе с ними рвётся на части сердце. Сильно приходится сжимать кулаки, не позволив себя задёргаться как в припадке жара. Незнание сковывает, знание, возможно, заставит кричать. Оцепенела, и только глаза перебегают из одного крайнего положения в другое, пытаются усмотреть стоящее за спиной. Там всё размыто, ничего определённого, тьма, всюду тьма. В головах и душах. И ведь ощущается чей-то холодный буравящий взгляд за спиной. Он словно ждёт малейшего неповиновения. Мнительность, или слышится дыхание, чувствуется запах разложения.

В который раз собака дёрнулась вперёд, злобно заревела. Стуча маленькими когтями по деревянному полу, без жалости сдирает и без того затёртое покрытие.

Страшно, но всё же Гретель резко обернулась через плечо. Лестница, перила, дверной проём, комод, какое-то ведро, швабра и…. больше ничего.

Всё легонько водит глазами то в одну, то в другую сторону, опасаясь увидеть тёмную фигуру в каком-нибудь дверном проёме, контур незнакомого человека в невзрачном коридоре. Страх не отпускает, крепко схватился за шею и голову, не позволяя двигаться ни первому, ни второму. В это время, громко взвизгнув, собачка выскочила из-под дивана, рванулась в соседнюю комнату. Пронеслась через зал и коридор. В следующий миг оставалось только наблюдать, как скрывается за углом пушистый хвостик.

Неужели она всё-таки рычала на Гретель? Но почему? Кажется, не веря в это, девочка резко развернулась через другое плечо, но по-прежнему никого.

Не спешит куда-то двигаться и продолжает стоять. Одно не даёт сразу уйти, странный звук. Гретель слышит его в течение всего времени, сколько находится тут, но на фоне рычания собаки он не особо выделялся. И как-то не обращал на себя внимания. А вот сейчас… Что за… Томное дыхание? Сопение? У Гретель нет идей, даже что может создавать подобные завывания. Они не механические, прерывистые и походят на то, будто кто-то спит и легонько стонет.

Девочка понимает только, откуда исходит звук, из маленького вентиляционного проёма в стене, что соединяет этот зал и небольшую кладовку. Кладовку, не спальню и даже не комнату.

– Хей? – направила Гретель вопрос в пустоту. Это слово прозвучало, как волшебное заклинание, ибо шум за стенкой мгновенно стих. А следом возвращается тишина. Гнетущая вещь, особенно когда одна в тёмной комнате, когда не к кому бежать и негде искать помощь. Рада ли отсутствию звуков Гретель? Наверно, нет.

Она снова зашагала. Впереди последняя часть дома, где за эти дни ещё не успела побывать. Широкий и очень яркий коридор, света в котором больше чем во всех остальных комнатах первого этажа вместе взятых. Там много прелестных штор, цветов, окон. Есть даже выход на улицу. Неплохое место, где можно прятаться от темноты. Гретель дошагала до первой развилки, раздвинула закрывающие проход занавески. Подсобка справа в самом конце коридора, но девочка предпочла завернуть налево, найти источник шума. И хорошо ли это, но идти недолго.

Остановилась перед двумя дверками. А они со стороны напоминают шкаф, наверно, многие так и посчитают, пройдут мимо. Может быть, и в этот раз тоже стоило прошагать мимо. Впрочем, белый, чистый, аккуратный, там не может скрываться ничего страшного. Тем более тут в интенсивном свете, зло ведь прячется в тени. А так посмотришь милое зрелище. Гретель схватилась за ручки, сей жест может показаться очень уверенным, на самом деле пальцы немеют. Медленно потянула на себя.

Петли поворачиваются, дверцы начали открываться, щель, путь в шкаф, разрастается. Там хранится много хлама, старые куртки, дождевики, изношенная обувь, к ним добавляются ракетки для игры в бадминтон, куча порванных мячей, надувной мини-бассейн. Остановка. Дверцы резко застопорились, при том в весьма неожиданном месте. Гретель точно не ожидала такой поворот, при последнем рывке ладони соскользнули с ручек. Вернуть их обратно на занимаемую поверхность уже не так просто, угнетает возникший проём. Если там внутри замок, то сложно представить, как он должен выглядеть. Что за конфигурация? Попробовать узнать? Засунуть туда в темноту пальчик?

Девочка ещё раз обхватила ручки, дёрнула. Не зацепились ли за что-то? Никак. Тогда попыталась отвести дверцы назад и снова никак, под напором лишь легонько дрожат и постукивают. А так надёжно зафиксированы. Но вот чем?

Гретель шумно выдохнула, закрыто и так даже лучше. Да, ощущения все равно не перестают быть неприятными, теперь кажется, что через эту же щель на неё кто-то смотрит из кладовки. Такие мысли пробирают до костей, чувствуешь себя как на выставке. Хочется сказать в пустоту: "Не разглядывайте, прошу".

– Лучше поскорее забрать ключ и вернуться к брату, – прошептали губы девочки, весьма неосознанно озвучив мысли из головы.

Гретель не промедлила больше ни секунды, холодом веет через узкий проём между дверьми, быстро развернулась, зашагала в противоположную сторону. Дальше смотрит только перед собой, больше не решаясь оборачиваться. Туда вперёд ведёт всё тот же светлый коридор, он немножко кривоват, уводит сперва влево, а затем резко вправо. Много штор встаёт на пути, они мягкие из нежного материала кремового цвета. Приятные для кожи, которой непременно приходится их касаться. Тут в целом словно в домике принцессы. Много горшков с живыми цветами, изображения с неживыми на обоях. Всё в розоватых и бежевых тонах. Мило. И все равно девочка спешит, не знакома с дружелюбными феями, зато знает кучу враждебных гном. Быстрее и быстрее, отчего каждый шаг откликается громким стуком, леди должна порхать, а не отшагивать словно солдат.

Подсобка, она совсем рядом, буквально рукой подать. Уже видно, что дверь туда открыта, хорошо, а то от хранилища ключей пришлось бы искать ключ. И вот почти у самого входа Гретель остановилась, руки ещё не поддавшись тому же порыву раздвинули последние попавшиеся занавески. Сама же обернулась через плечо. Почему-то она не может вспомнить, чтобы в дверках кладовки был установлен какой-либо замок или шпингалет, да ещё и изнутри. Кому бы понадобилось запираться среди старой обуви и уличной мебели? Позади медленно раскачиваются шторы, растревоженные ей самой. Они то открывают чуть больше пространства для взора, то наоборот закрывают. На короткие моменты ещё удаётся увидеть там вдалеке приоткрытые дверцы.

Ох… И вот что-то возвращаться проверять Гретель совсем не хочется. Какая бы бесстрашная не была, предпочла завернуть в тень подсобки, чем идти к свету того шкафа-кладовки.

И хотела бы быстро забежать, но всё же задержалась у самого входа, снова ворвались переживания и снова их источник – дверь. За последние дни с этим словом связано слишком много чувств от лёгких волнений до ужасной боли. Невероятно массивная с большим количеством замков, должно быть, за ней планировалось очень надёжно хранить все ключи от комнат или, что вероятнее, сейф с деньгами. В семье Гретель этому никогда не уделяли особого внимания. И сейчас девочку не особо заботит какая эта дверь надёжная и прочная, куда сильнее волнует, что она захлопывающаяся. В том смысле, что при её закрытии запирающие механизмы срабатывают автоматически. Навсегда погрузит во тьму. Оттуда уже не выбраться. Никогда. Только призраком или стать червём.

Нет, нет, нет, Гретель не готова ставить на судьбу. Взяла массивный табурет, хороший, добротный, на такой можно положиться. Будет ответственен за её жизнь. Основательно подпёрла им дверь, вплотную прижала, несколько раз толкнула бедром.

– Не подведи, – прошептала Гретель, ещё пару раз хлопнула по кожаному сидению. Только тогда зашла внутрь, перед этим ещё оглянулась в сторону коридора. Свет начал угасать. Буря надвигается.

Шаг в сторону, и снова в типичной комнате первого этажа, тёмной и невзрачной, здесь лишь маленькие круглые вентиляционные окошки вблизи потолка, что почти не пропускают лучи дневного солнца, лишь по вечерам пробирается крохотная часть закатного. Ещё такие крохотные, через них и крыса с трудом пролезет. Ну, пока что планировка не приносит дискомфорт, ведь благодаря свету из коридора всё по-прежнему хорошо видно. Возможно, даже слишком хорошо. Большая часть зрительного пространства наполнена огромным количеством крючков, десятки, может быть, даже сотня. Глаза разбегаются. И ведь на каждом из них висит как минимум один ключ, кое-где по два, а то и по три.

Никто в семье не знает предназначение большой части из них. В доме в пять раз меньше дверей, чем здесь ключей. Родители не уделяют особого внимание бытовым вопросам, когда в доме меняют замок или дверь, новые ключи просто вешают на незанятый крючок, при том что старые так и остаётся гнить и мотаться на своём выделенном месте. Гретель могла бы целый день и не один искать правильный, но ведь все они одинаковые: тёмные и ржавые. Тот же ключ, что ищет девочка – золотой.

Буквально месяц назад мальчик подарил своей сестре стальное колечко, оно было такое чистое и красивое. Блестело на солнце, переливалось тремя цветами. Очень нежно вложил его в ладошку, затем ещё сжал её пальцы. Вроде как, нашёл, вряд ли украл. И вот Гретель в благодарность ему подарила драгоценный инструмент, днём ранее покрасив в жёлтый цвет ключ от его комнаты. Сказала: «Держи двумя руками». Это глупая и не очень оригинальная идея подарка, но определённо это идея которая сейчас поможет в поисках.

Гретель поочерёдно подарила каждому крючку и его содержимому свой взгляд. В какой-то момент подняла взгляд на потолок. Привлекло движение, еле уловимое, но только не в месте где всё неподвижно десятки лет. Маленький золотой ключ торчит из вентиляции. Зацепившись за что-то верёвкой, медленно раскачивается. Как же он туда угодил?

И это высоко, слишком высоко. Прямо под ним скамья, но и её не хватит, чтобы достать. Была бы повыше раза в два. Тут бы лестница не помешала, но, если её нет, придётся конструировать нечто подобное самой. Девочка поискала глазами то, что можно поставить сверху, и первое, с чем встретился взгляд, – подпирающий дверь табурет.

– Ну нет, – сразу же открестилась от подобных идей. Лучше уж попытать счастье с тем маленьким стареньким стульчиком, что стоит в самом углу, выглядывает из-за ящика с инструментами. На вид, конечно, хлипкий, ножки покосились, весь покрыт пылью, да и вдобавок частично съеден термитами. Но другой мебели попросту нет, значит и выбора нет. В конце концов Гретель весьма худая, далеко не жирная. Ведь нежирная? Правда, на него и смотреть страшно, кажется, он и от одного взгляда развалится.