Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

– Том, – перебила его сестра, ей очень сложно выговаривать слова, из-за слёз она постоянно срывается, – ничего больше не спрашивай и не говори, слушай и сделай всё, как я скажу. У меня есть важное задание для тебя… Неподалёку дверь во двор, ты можешь видеть её прямо с места, где сидишь. Сразу беги туда и… беги не мешкая. Ворота должно быть заперты, не трать на них время, а вот забор… в заборе есть выбитые доски, ты сможешь пролезть, должен. Потом беги со всех ног через дорогу к дому тёти Гретти, скажи ей… скажи ей, что у нас в доме чужие…

Последнюю фразу она быстро протараторила.

– Гретель?

– Это всё, теперь беги! – добавила, всхлипнула, несколько секунд она ещё будет бороться с потоком чувств. После они все равно возьмут вверх, тогда громко и горько зарыдает.

Прервать её, переспросить? У мальчика не шевелятся губы, пересохло во рту, ему жалко, хочется успокоить сестру, но стоит попробовать, и она обязательно закричит. Точно знает. И без того страшно. Можно, конечно, сделать всё, как ему сказали, это легче всего действовать по инструкции. Вот только бы понять, что происходит. Знать, зачем бежать к той старухи. А вот чужие… Что имеется в виду?

Юнец надолго задержался у двери, слушая как рыдает его сестра, она порой говорит что-то очень неразборчивое, просит, умоляет, некоторой болью в сердце отзывается каждое из её страданий. Что с ней сделали? Не сошла ли она с ума? Плачет. Среди всех её скользких звуков можно уловить, даже как капают слёзы. Наконец, в них мальчик нашёл решение и для себя, в надежде не издать шума, осторожно поднялся, после замаршировал к выходу. Не знает зачем, но если сказали бежать, он сделает это быстрее всех остальных, звать на помощь, он соберёт половину поселения.

Ветер усиливается, по своим тайным лазейкам проникает в дом, ни щадит ничего на своём пути. Все шторы в коридоре высоко вздымаются, носятся по сторонам, им уготовано мешать идти. Самое скверное в них, впрочем, не это. Пугает внезапно возникшая в них жизнь. Тревожит движение вокруг. Это страшно. Нет никакой веры их мелькающим контурам. Приходится каждый раз дёргаться, оглядываясь на ложный сигнал. Могут спрятать кого-то, укрыть, или же нечто, подбирающееся со спины, воспользуется их беспорядком. Всюду только эти кремовые тона, от них начинает кружиться голова.

Сестра говорила бежать, сам же идёт весьма неспешно и то в любой момент готов остановиться, повернуть назад. Дайте только повод пойти обратно. Дверь на улицу прямо посередине коридора, это уже в паре шагов. Вон оно выглядывает деревянное полотно со стеклянной вставкой. Через последней прозрачный прямоугольник просачивается тусклый свет, он же создаёт на стене идеально круглое белое пятно. Цвет у него такой странный, бледно-лиловый, сказывается пыльные облака, встающие на пути лучам солнца. Солнце… горит ли оно вообще, вокруг так мрачно. Некогда глубоко в подвале мальчик думал, что свет сможет пробиться через всё.

Стены слушают стук босых ног, передают шум шагов тем, кто дёргает за нитки. Вот у самого выхода, мальчик уже взялся за ручку, потянул… И вдруг раскрылась совершенно другая дверь. Своим скрипом не оставила себе шанса остаться незамеченной. Юнец замер. В шаге от выхода, он в любой момент готов броситься бежать из дома, но кто там за дверью? В доме есть кто-то ещё? Почему же не предъявили себя раньше? Мама? Папа? Никого. По всей видимости, открылась от очередного порыва воздуха. За самой дверью в комнатке, что отводится под хранилище кухонных принадлежностей, взгляду предоставлен один лишь стол со скатертью до самого пола. Прочие мелочи отсюда слишком плохо видны. Кое-как можно разглядеть контуры посуды: сковородки, кастрюли, тарелки. Те сливаются в одну трудноразличимую чугунную массу. Ничего кроме.

Сестра не говорила бродить по дому. Мальчик навалился на входную дверь. Она без проблем открывается, можно даже сказать, способствует своему перемещению. А между тем юнец всем своим телом ощущает, как ветер в щель раскрывшегося прохода заходит в дом. Он спешно побежит вправо по коридору до комнаты, что до сих пор остаётся открыта, оттуда как ответ на незаданный вопрос принесёт тихий короткий по продолжительности звон. Звон, словно ложечкой стукнули по фарфоровой чашке. Звон, словно приглашение на чаепитие. Но это точно не оно. Мальчик, конечно же, не мог пропустить мимо ушей это письмо с приглашением, обратил глаза обратно к хранилищу кухонных принадлежностей.

Одиночный луч рассекает комнату, касается одного единственного предмета на всём столе. Тот сияет в свете. А эта вещь волнительна и притягательна не только для лучей, как минимум ещё увлекательна для мыслей и взгляда. То, что сперва было не рассмотреть, теперь помощью света дополнит картину. Придётся сказать о крупной керамической фигурке с разукрашенной мордой, это что-то типа кота или жирной мыши. С его же вытянутой лапки свисает и крутится ключ.

Ничто другое, наверно, не смогло бы остановить, по крайней мере, настолько задержать. Мальчик не уверен, что именно открывается ключом, может быть, почтовый ящик или калитка в саду, но вот почему-то кажется… в любом случае он в состоянии проверить свои подозрения. Правда, это так странно, будто сыр в мышеловке. Не видна захлопывающая пружина, но лишь потому что грызуны обычно видят перед собой исключительно корм. Но сестра никогда бы не бросила его. А бросит ли он её?

И почему должен бежать из своего дома? Слова Гретель? Мальчик не понимает их смысл. Вслепую действует, лишь потому что не знает, чем другим он может быть полезен. А вдруг ключ – это дар Богини, посланный сбившемуся с пути. Сам луч света, её верный союзник, указывает на упущенную возможность. Слабо верится, что это лишь эффект дырки в шторах. Юнец, минуя выход, зашагал вперёд.

И всё же спешит как можно быстрее схватить ключ. Постепенно ноги ускоряются, и ходьба перетекает в лёгкий бег. Подгоняет себя, а если сосредоточится на этом одном, можно избежать многих надуманных страхов, но и пропустить мимо глаз ненадуманных. Чувство приближающейся опасности всё нарастает. Оно берётся ниоткуда, нагнетается из сторонних звуков, произрастает от ожидания чего-то плохого. И здание, оно действительно стало живым, иначе откуда столько шума, из-за всех коридоров слышатся скрипы пола, треск мебели, стук дверей, и ещё один звук, напоминающие шлёпанье мокрых стоп. Не может же по их дому проходить целая толпа.

Мальчик вбежал в комнату, бросил быстрый взгляд по сторонам. Никто не поджидает, не стоит за углом и не тянет дверь за ниточку. Это самое главное. Нет ни злой ведьмы, ни коварного колдуна. Ни котла с зельем, ни огромной бензопилы. Тут сбоку лишь три вешалки, две полностью пустые, считай голые шесты с распоркой, про последнюю того уже не скажешь, она, наоборот, до предела увешена верхней одеждой.

[Пальто с вышитым "BW", сверху накинута клетчатая кепка. Так странно, в одном месте одежда оттопырена от стойки, ещё немного и крайние куртки слетят с крючков, они же, по-видимому, обволакивают некоторую область, что со стороны сильно напоминает крупный шар, быть может, опухоль, ну или же, сказать, круглый живот. Будь это скульптура, работающей над ней автор наверняка придумал бы ей название наподобие – вешалка "хорошо пообедала".

Помимо кучи одежды вокруг один лишь бытовой хлам. Целые горы так и неутилизированной посуды, забитой нагаром и не отмывшемся жиром. Среди них без труда найдутся особо старые экземпляры с оторвавшемся дном, с погнувшимися стенками. И это лишь часть ада. Тут представлено всё из мира кулинарных принадлежностей, и то ужасно воняет: затёртые чуть ли не до дыр подносы, облитые жиром кастрюли, выпуклые миски с крошками, треснувшие тарелки.

Кое-где они аккуратно сложены в стопки, но в основном беспорядочно разбросаны по тумбам, валяются на полу. А запах? Запревший жир так пахнет? Или вонь принесли сотни тараканов? Несмотря на то, что комната наполнена неодушевлённой посудой, везде и всюду кто-то копошится, ползает и скребёт лапками. Это нелюбимое место семьи. Плохое место.

Золотистый котёнок с приветливой мордочкой тянет лапку с ключом. Глаза голубые большие и добрые, красные губы растянуты в улыбке. Такой ласковый и милый мультяшный зверёк. Мальчик отчасти ответил тем же, протянул к нему руку, правда, едва может побороть своё недоверие и осторожность. То, что впереди, скорее кажется маленьким гремлином в обёртке от конфет. Непременно краска полопается, а изнутри полезут щупальца.

И едва пальцы мальчика коснулись желаемого, лапка кота опустилась ещё ниже, ключ соскользнул и полетел вниз. Не уловить сей скоротечный момент, вот он уже стукнулся о пол. Приземлился рядом с концом чрезмерно длинной скатерти. Она же опущена далеко не случайно, в этом есть какой-то умысел – скрыть пространство под столом. Ибо не с проста конец ткани зафиксирован тяжёлой посудой, кому-то не нужно, чтобы она полностью сползла. Вот только кто возьмёт на себя авторство над изощрённым беспорядком?

Юнец наградил фигурку кота полным осуждения взглядом. Та с неизменно тупым выражением нисколько не сожалеет, единственное, сейчас кажется, стыдливо смотрит в сторону. Сам мальчик уже наклонился за ключом, но… он пропал. Упал прямо тут и.... Отвлёкся лишь на секунду, а его уже нет. Только край скатерти, измазанный багровыми пятнами. Пол в тех же следах. Ну и запах, тот должен был сказать. Юнец не думал, просто задрал мешающуюся ткань.

Утерянный ключ попался сразу же, умудрился ведь оказаться по ту сторону скатерти. Мальчик в сей миг, чтобы больше никуда не убежал, обхватил его тёплыми ладонями, которые так любезно согласилась принять. Затем ещё не растревоженное лицо юнца встретило другое… полное ужаса. Знакомые черты, но и те заставили вскочить и закричать. Мальчик отпрыгнул. Не устояв на подкосившихся ногах, отшатнулся назад. Напал бесконтрольный страх, ударила паника. Он и не заметил, как уткнулся в стену, начал метаться то вправо, то влево. Пытается выбраться, но выход не находится. Никак стены сомкнулись, двери закрылись, окна задвинулись. Кричит, а глаза, не отрываясь, следят за краем скатерти, под ней спрятано обличье ужаса. Полезет ли оно наружу?!

То не движется, а вот рядом ожила вешалка, зашевелилась куча белья на ней, плащи взяли на себя роль сверхподвижных пальцев, кожаные куртки стали подобием содранных шкур. Полетели в разные стороны рукава, врезаются в чугунную посуду, стегают по стенам и сдирают обои. А самые удачливые достают до лица, лупят по щекам, оставляя красные полосы на коже. Один удар молнией куртки по глазам, и первые слёзы. Не узреть и не разглядеть набирающий силу вихрь плащей, слишком много составляющих. Что происходит? Кто здесь? Бельё само по себе лишь изумляет, наводить же ужас будет наряженная кукла. И та из душного плена уже рвётся к глотку воздуха, вот в месте, где была та самая "опухоль", крупный живот, шар, показались огромные белые руки, вылупились всё-таки, они крепки и хватки, мышцы, тянущиеся от кистей до самых плеч, крупны и мощны. Ладони с голову, пальцы как трубы.

Во благо уже несвободны, заняты белым неподвижным телом, обхватили горло и сдавили колени. Бледная кожа очень резонирует на фоне его гниющих ладоней. Свисают, дёргаются от его движений безвольные ноги, они худые и явно, что были беспомощны при попытках бегства, голова со стеклянными глазами мотается вовсе как что-то не от этого тела, кажется, вот-вот оторвётся. Берегись, полетит.

Вместе с этим из глубины вешалки слышится продолжительный стон, перетекающий в рёв.

Одежда сыпется вниз, оно стряхивает с себя мешающий груз, всё заслоняет. Мальчик едва успевает различать хотя бы что-то среди тряпок, заскочил под стол, в одно единственное место, где не сможет зацепить эта раскручивающаяся юла. Прижался к ножке. Приходится не думать о мертвеце рядом. Мертвец у его ноги, мертвец в массивных руках демона. Распространяется запах смерти. Дом людей правильнее будет называть кладбищем, ибо живых становится гораздо меньше. Мертвец, мертвец, в одном мальчике пока что теплится жизнь, бьётся сердце. За этот огонёк придётся побороться. Хотя, конечно, прежде чем заявлять "последний живой" необходимо уточнить: "А живо ли нечто в вешалке?"Каким бы оно ни было, такая активная тварь не кажется мёртвой.

Рядом бомбардирует рукава, их усердием в комнате возобладал звон, отовсюду летит посуда, грохается, затем катится по полу. Здесь, скрытый за скатертью, мальчик почти в безопасности от их посягательств. Но и под столом есть чему достать.

К самым ногам, непосредственно перед лицом, рухнула белая плоть, по-другому уже не назовёшь. Едва ли скажешь – девушка-незнакомка. Полностью оголена, ужасно искажена и покрыта страшными увечьями. Мышцы в районе колен и локтей вывернуты наизнанку, очень хорошо прокручены так, что теперь руки и ноги без лишних сложностей поворачиваются в любую угодную сторону, ещё тянутся не иначе как макароны. И даже сейчас, несмотря на то что она лежит на груди, голова все равно направлена в потолок. Глаза, залипшие в левом крайнем положении, смотрят на ещё одного обречённого.

Голос мальчика, его крик, наверно, сравним с воплем сильно раненного животного. Юнец выскочил из-под стола, рванулся, даже не оглядываясь по сторонам. Полностью поглотил трепещущий ужас. Во благо дверь прямо впереди, иначе бы слепо врезался в стену, ровно тогда же попросту забарабанил кулаками.

Вот только зря так громогласно завопил. На этот страшный зов отреагировало и кое-что ужаснее разбегающихся тараканов, вешалка, в сей момент её отнесло к углу комнаты, стояла упёршись в стену. Венчающие десятки шляп отклонились назад, под ними в глубине мелькнуло белое круглое и лысое, там же приблизительно в середине блеснули две чёрные точки-сферы, те в свою очередь наполнены слегка искажённым зеркальным отражением…

По полу скользит, рвётся наружу маленький человечек, он, словно один из тараканов, только покрупнее, бежит на всех четырёх.

Кажется, тряпки голодны. Вешалка наклонилась, белые руки цепляясь за пол, начали перебираться к выходу вслед за юнцом. Быстро и, невзирая на всю свою массу, проворно. Каждое движение порождает до предела громкое трение, шорох разорванной верхней одежды. Куртки и несутся за ней как обязательная часть организма, что-то вроде хвостов.

Мальчик поскользнулся на гладкой плитке, упал на колено, в сей же миг провернулась стопа, ударила резкая боль. Влиянием одного ужаса продолжает отталкиваться и тянуться вперёд. Слева со страшным гулом, звоном разлетающейся посуды несётся огромная масса, отчасти тоже по несколько раз пробуксовывает. Юнец, вновь и вновь проскальзывая, кое-как заскочил в дверной проём. Белая конечность из крепких мышц прямо за спиной, она в схожем порыве сделала стремительный рывок. Связки резко вытянулись, ладони, готовые к новым пленительным объятьям, распахнулись. Пальцы томительно дёргаются.

Не успела. Спотыкаясь и падая крохотный мальчик ринулся дальше по коридору. Вешалка налетела на проём, упёрлась в слишком узкую для неё щель. Много понавешала. Тварь старается хвататься, пытается отталкиваться, куртки под её силой рвутся, тянутся. Швы расходятся, ткани лопаются, но все равно не пропускают, лишь летят во все стороны оторванные пуговицы. Приходит конец роскошным нарядам, приходит время переодеваться в рабочую одежду. Предстоит много дел.

Юнец бежит изо всех сил, сбившееся дыхание хрипит. Вслед прилетела чёрная фуражка, слегка коснулась головы, и, не удержавшись, соскочила вниз. Невзирая на неё, испуганный беглец несётся дальше, уже почти достиг того самого центра коридора, где должен быть выход. По пути из рук выскользнул-таки найденный ключ, отлетел в сторону, зазвенел на полу. Теперь уже не объект поисков, совершенно ненужный предмет. Откуп за спасение.

Мальчик лишь вскользь оглянулся, как там между половиц лёг найденный им заветный ключ. Его в сей миг, конечно, посетила мысль об измученном трупе девушки, голом изодранном теле, вывернутых ногах, свёрнутой шее. Её ужасная смерть натолкнула на осознание, что с его сестрой сделают то же самое. На несколько секунд в голову залезут богомерзкие образы, как там на полу вместо незнакомки лежит именно Гретель. С ней сделают то же самое… И с ним, если сейчас вернётся. Побежал дальше.

Тут шторы и снова шторы. А ведь где-то был выход. Опять тряпки, их бы все сжечь, порвать, заставить гнить под дождём. Сорвал одну, другую. Они падают сверху, накрывая словно сети. Заплетают руки, закручиваются в ногах. На время за мягким материалом исчезает остальной мир, не покинув который, можно навсегда остаться на сыром дне. Придётся возненавидеть на всю оставшуюся жизнь бежевый цвет.

Тканям малоизвестных мастеров не сегодня останавливать на себе покупателей. Ибо тонкие, ибо под напором доведённого до отчаяния рвутся. Вот уже дверь.

Ступаютиз темноты: распугивая крыс, крадутся вдоль стен, давя пауков, ползут по потолку, прогибая половицы, перебираются по полу. Заполоняет всё вокруг. Видны сотни глаз в тени.

Мальчик выскочил на улицу. Гретель? Страх заставляет думать только о себе, о сохранности жизни, по-другому не скажешь. Спастись от приближающегося ужаса. Мало чего осознаёт, в голове лишь инструкция сестры, постоянно звучит её голос, и крутится одно слово – бежать.

За ним не следуют, не успевают, а вот уже ворота, юнец налетел на железные прутья, пару раз дёрнул за витражные ручки, но их не открыть, не зря же окутывает толстая цепь, уж такую точно не под силу разорвать обычному мальчишке. Их давно заперли, ибо из поселения выбираются одичавшие, озверевшие люди, оттуда же источается хворь. Тот мир за прутьями есть обитель вечно голодных зверей, но то, что следует за спиной, будет куда страшнее и ужаснее.

Ворота не открыть, за первым осознанием сразу же вспыхивает следующая мысль в голове – перелезть. Глаза уже побежали вверх осматривать возможный путь к спасению. Тянуться до самого конца толстые прутья, вершивший их мастер решил обрамить края острыми наконечниками, как у копий. Перестарался, слишком сильно заточил. Тут же рядом своими демоническими глазками выступают против идеи и хранители прохода. Они, две каменные скульптуры кудрявых ангелов, взирают со своих столбов. Плесень и мох на лицах начального творения, сделали их взгляды угрожающими, полными злобы и ненависти. Жуки, ползающие в углубления, и вовсе как ужасные феи, заставляют думать, что мрачные ангелы смотрят.

Эта преграда будет стоить разодранных ног. Цена, которую пока не хочется платить. Тем более, когда инструкция сестры ещё не зашла в тупик, уводит в сторону. Вот ведь рядом забор и оторванные доски – проход. Всё, как говорила Гретель, она ведь сразу просила не тратить время на вороты, предусмотрела каждый шаг. Спасибо, Гретель, попытается позвать на помощь, сделает всё, как сказала… За забором дорога и дом старухи, ещё один и такой незначительный рывок.

Мальчик оторвался от прутьев, несколько шагов, следом кинулся в проделанную временем дыру. Маленький и такой шустрый, ему ничего не стоило проскочить мимо заострённых досок, таких же опасных торчащих гвоздей. Перепрыгнул и через рассыпанные осколки стёкол – подарок для босых ног. Вот только что-то помешало завершить манёвр. Зацепился за некую сеть, едва не рассёк лицо и ещё бы чуть-чуть и вырезал себе глаза. Какие-то тонкие незаметные нити обволакивает всё вокруг. Только откуда они здесь?

Мальчик не понимает ни этого, ни даже что мешает ему двигаться. Ведь, казался бы, впереди ничего, пустота. Блестит нечто совсем неразличимое. Какие-то сверхтонкие струны. На что может быть способен столь хрупкий материал? Юнец попытался встать – снова упал. Лески натягиваются, но за что-то крепко зацеплены, не вытащить. Их и самих не порвать, они крепки и очень остры. В попытках мальчик режет ладони, попробовал даже перекусить, теперь кровь заполняет рот, стекает по губам и подбородку. Ужасный вкус у неё. Впрочем, острая рвущая боль будет терзать куда сильнее. Порез на языке самый страшный, к нему же добавляются раны рук, секущие царапины на ногах..

В голове помутнение, мальчик продолжает рваться вперёд, но лишь сильнее запутывается. Муха, пойманная пауком. Но выход совсем рядом, он ведь уже выбрался из дома, вылез через забор, дом старухи – ключ к спасению, прямо перед ним. Всё как говорили. Не может же это так закончится. Ему ведь не говорили, что будет леска. Такое не говорили.

Нити заплелись вокруг ноги, больно впилась в кожу, мальчик собрался вскрикнуть, полный крови рот, отчего получилось одно лишь бульканье. Глубоко ранил пальцы, и все равно через раздирающие муки ползёт вперёд, ведь иначе… Что иначе? Его ждёт мучительная смерть, как ту изломанную незнакомку. Долгие страдания, невообразимая боль, гаснущий свет. Если не ждать из их рук подобную смерть с вывернутыми руками, тогда уж придётся вкусить другую с десятком ударов ножом, ту ужасную участь, которую они уготовили его… отцу… Именно то родное лицо он увидел под скатертью… изуродованное, мёртвое.

Что выбирать? Верная гибель ждёт всех…

Тем временем в доме гостей стало гораздо больше, чем на самом значимом празднике. Вот только все они незваные и несут отнюдь не подарки, изволят подать к столу кровь на пальцах, смерть в когтях. Повылезали из всех тёмных углов, своих укромных мест, подвалов и чердаков. Теперь толпятся в коридоре напротив окон.

Тусклый солнечный свет освещает их уродливые лица, нисколько не тяготит. У всех человеческое начало, а у многих и облик, но слово человек никогда не будет относиться к этой мерзости. Ублюдки… выродки… бесстрашные и безжалостные. Они никогда не побрезгают кровью, всегда пренебрежительны к чужой жизни. Их облик уродлив, но сущность ещё уродливее. Изнеможённая нечисть, поганое отребье, белые силуэты… Бледные Лица.