Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

Девица поползла на шум, ей не жалко свой завтрак, уже не так хочется есть. Больше хочется убежать вглубь здания, спрятаться и выждать. Но всё-таки сперва надо узнать, кто зашёл. Знать, кто будет охотиться на неё или для кого точить нож ей. За этот дом всё-таки придётся побороться.

Подобралась к углу, высунув полголовы, быстро выглянула. От её появления рванулись во все стороны трапезничавшие крысы. В минуты отсутствия новой хозяйки целая куча собралась на столе. Теперь всюду между тарелок и кружек мелькают длинные хвосты. Естественно их стараниями на кухонную напольную плитку летит посуда и недоеденные остатки. Однако же сильно нашумели мелкие скоты.

Девица, конечно, подумала, что их спугнуло её резкое движение, ибо не обратила внимание, как параллельно её приходу открылась уличная дверь. Только, когда разбежались крысы, глаза привлёк главный источник страха грызунов. Через вход с улицы ныне поступает много света. Вот незадача, думала, дверь открывается внутрь, но, как оказывается, наружу. Теперь непосредственно перед лицом гостя стоит неизвестно для чего собранное заграждение.

Шкаф, на нём два стула, следом идут подставки, чуть выше стойка и на самом верху кучи тумба. Как раз на неё легла рука. Белая с длинными прозрачными когтями, запястье как у обычного человека, но сама кисть в два раза крупнее, как и пальцы в полтора раза длиннее. Лапа выискивает для себя нечто подходящее. Какое грозное орудие, у девицы отвисла челюсть. Такое разорвёт пополам одним взмахом. Тем временем нечто зацепилась за ручку ящика, когти отчасти мешают, но его обладатель весьма проворен. Следом с силой неизвестно скольких мышц он отшвырнул мебель в сторону улицы. Там за стенами дома послышится грохот падения. Само действие гостю далось слишком легко. Он же ощупает следующее на своём пути, проглаживает, пока не найдёт за что ухватится. Стойке не повезло, у неё есть небольшая полость. Тоже хватает и отбрасывает. Стулья ему и ощупывать не стоит, они слишком податливые для цепких рук.

Сильное. На улице гремит, разбивается очередная мебель. Девица наблюдает на протяжении всей его работы. Сильное, оттого и восхитительное. У людей не будет ничего способного противостоять ему. Кто бы не прибыл сюда. Полицейские, офицеры, солдаты, танки. Всё окажется погребено под его ногами. Сильное. Девица будет заворожённо следить за каждым действием неизвестной твари. Когда на его пути не останется ничего, когда будет готов ступить в дом. Только тогда она оторвётся от угла, побежит вдоль по коридору.

Тонкое, худое тело. В его организме не осталось ничего кроме костей и мышц. Ужасное стеблевидное существо, ему не нравится смотреть на себя в зеркало. Там в отражение он кажется очень слабым и жалким. Оттого накатывает грусть, мир становится неинтересным. В такие моменты ему никого не хочется убивать. Тогда приходится забиться в комок и выть. Ибо некрасивый, ибо не сможет понравиться. Десятилетиями жил в брошенных домах, пока однажды не обнаружил у себя на пороге подброшенное пальто. О, с того дня он излюбил одежду, надевает её на себя слоями.

Девица притаилась в небольшом зале, спряталась в самом углу между кожаными креслами. Наблюдает то за одним, то за другим входом. Их своеобразные врата, две массивные деревянные арки с изящной отделкой, будут первые сигнальщики. Если он явится, ему непременно придётся пройти через них. А перед этим ещё должен будет показаться в одном из коридоров. И первый, и второй отчасти виден, впрочем, там темно, вдобавок от сквозняков мельтешат занавески. Маленькие глазки у девицы, сложно что-то усмотреть. Некоторое время назад был шум, кто-то ходил по дому, изучал. Сейчас же всё стихло. У неё по-прежнему в руках нож, но едва ли это орудие будет на что-то способно перед ним. Какой же он тихий.

Пока сильно отекли ноги, болят коленки. Чтобы не высовываться, приходится сидеть на корточках, и вот спустя время это стало весьма мучительно. Уже правой рукой упирается в пол, левой хватается за кресло. Оттого кряхтит и всё больше елозит на месте. Неудобно.

Хочется встать на колени, но каменный шершавый пол слишком груб. Единственное, можно попробовать подложить подушку. Рядом с книжной полкой как раз валяется одна. Сам зал раньше, видимо, служил старым хозяев чем-то наподобие комнаты для чтения. Тут отовсюду торчат корешки литературных произведений. Имеется одно огромное во всю стену окно для дневного времяпровождения и порядка семи настольных ламп для ночного. Девица собственно не умеет читать, ей хочется подушку.

Попыталась подобраться прямо так, не поднимаясь с корточек, но ноги никак затвердили. Пришлось выпрямиться.

За спиной послышалось дыхание. Но как? Там ведь угол комнаты? Здесь высокие потолки, юная хозяйка, ещё у самого верха имеется вентиляция. Последняя была закрыта, но сейчас крышка откинута и мотается.

Девица остановилась, после медленно развернулась. Глаза раскрылись, насколько смогли, как и брови достигли своего крайнего верхнего положения. Нож в руке, но…

Дышит…

Прозрачные когти коснулись её щёк, холодные, острые, прогладили по ним. Это было бы нежно, если только его природа могла быть способна на ласку. А так при касании сдирается верхний слой грубой шершавой кожи женского лица. Его ладонь невообразима, одной вполне хватит, чтобы обхватить голову целиком, или одним махом разорвать её пополам. Пока же он ласкает её щёки…

[Неизвестное место, неизвестное время]

– Просыпайтесь, просыпайтесь, просыпайтесь детки. Мама в опасности.

Лысое полностью лишённое одежды и волос тело. Оно стоит на коленях, руки раскинуты по сторонам. От пальцев до плеч вся плоть изрыта ужасными сквозными дырами, частично заросли грубой кожей, частично из них торчит мясо. В бицепсы, предплечья и кисти забиты огромные железнодорожные гвозди.

Из приплюснутого носа с шумом вырвался пар.

– Просыпайтесь, просыпайтесь, просыпайтесь детки. К нашему дому подступил враг.

Оно вновь вздохнула. Ещё одно облако пара расходится по сырой и такой холодной дыре. Склизкой, мерзкой полости, спрятанной глубоко под землёй.

– Просыпайтесь детки. Враги у дома. Закрыли проходы, нечем дышать.

Оно дёрнуло лысой с маленькими глазками головой. Его мышцы задвигались, побежала по венам кровь. Начали отрываться от земли грозные руки.

– Детки, в нашем доме нечем дышать. Они пришли разрушить, они пришли убивать.

Дыхание учащается. Больше застуженного воздуха. Мышцы принялись активно сокращаться, тысячи железных струн-связок натягиваются, от них местами рвётся до чёрной крови плоть.

– Детки, они пришли убивать. Ройте скорее дорогу домой.

Ещё сильнее выдавливаются из кожи кости. Пасть без губ распахнулась, вылез наружу длинный до подбородка язык. Дальше по рву гниющих и мёртвых, тревожа и пробуждая, разнёсся гулкий рёв. Труба ни одного самого совершенного инструмента не воспроизведёт этот зов. Он звучит не для живых, ему отведена роль сотрясать проклятых.

Тварь закончила свой душераздирающий крик. Сама поднимается с тонких колен. Звенят… Бьётся друг о друга и звенят гвозди. Здесь обычно тихо. Только сейчас громче и громче гремит железо, сильнее шорох трущихся тел. Замельтешила куча голых белых туловищ, сотен рук, тысяч лезвий. Они давно мертвы, они навечно прокляты.

Время копать туннели, ибо враги поступили к дому.

Глава 10.

– Это наш последний сеанс.

– Вы, рады? Наверно, переполнены чувствами или, как у нас говорится, счастье не знает границ, ну или же, простите, радости полные штаны. Теперь побежите к своей семье, прижмёте дочь-малышку. Сколько ей? Шесть? Симпатичная девица. Ну и жену-красавицу поцелуете в щёку. Уж молчу о продолжении, счастливая женщина щедра в своей благодарности. Бурная ночь, сладкие объятья, а ощущения чуть ниже живота, вы – счастливчик, сэр.

– Я стерплю твои ядовитые слова, но лучше тщательнее следи за языком, девочка.Последний сеанс, но в случае чего боль будет мучить ещё долго. Помнишь наши старые уроки?

– Невозможно забыть. Синяки остались до сих пор.

– Видишь, некоторые жестокие устои общества, в частности в вопросах воспитания детей,идут на пользу. И да, я рад, что мы больше не увидимся.

– Простите, сэр, я не хотела.

– Это хорошо. Но сеанс есть сеанс. Ты можешь рассказать мне свойочередной ночной кошмар.

– Не знаю для чего.

– Можешь и не рассказывать.

– Пожалуй, всё-таки скажу, по крайней мере, попытаюсь. Не пропадать же деньгам в пустую. Деньги – это ведь труд. Как ещё говорится, бумажки зарабатывают потом и кро…э-э-э… усилиями.

– Приступай.

– Вы, не поверите, какой чудесный сон меня сегодня посетил.

– Неужели?

– Да, не поверите. Мне снилось чистое голубое небо, оно такое красивое, что и не описать, словно бесконечный океан, и так-то хотелось погрузиться в его холодную глубину или даже утонуть в ней. Там же плыли маленькие белые и очень пушистые облачка, своего рода райские острова. Я бы и по ним погуляла. Согласны, что непостижимо великое пространство над головой? Внизу же всё по – земному. Под ногами простиралась зелёная высокая трава, на ней же сверкала и блестела роса. Светило рассветное солнце. А вокруг паслись могучие кони. Только не спрашивайте, как я поняла, что это были не лошади. Ну не об этом. Потоки воздуха поднимали их массивные гривы, пытались сорвать и унести за собой. Я бежала совсем босая по лугам в красивом белом платье. Оно задиралось, и обдувало тёплым ласковым ветром, так приятно. Почти порхала как бабочка. Венок из сплетённых одуванчиков лежал на голове, манил меня своим медовым ароматом. Красиво, не правда ли?

– Ты врёшь.

– Было очень хорошо, сэр. Такой насыщенный зелёный цвет, а синее-пресинее небо… Белое платье. Рассвет. Ветер ласкал мои голые ноги. И бабочки… большие, крупные с ладонь бабочки.

– Ты врёшь.

– Вру, сэр… Мне снилась кровь, целый океан был наполнен ей. А в нём плавали трупы. И чайки, они как оказывается хищные птицы. Раздирали тела бедных утопленников.

– Смеёшься. Тебя это веселит.

– Куда же вы, сэр?

– Сеанс окончен, забери эти деньги себе. Купи мороженное или виноградный сок, пирожноеили молочный коктейль. А лучше верёвку да потолще, табуретку да повыше, бумажку да ручку иизбавь мир от гарпии с милым лицом.