Молодость Спартака

Простодушные воины таращили на премудрую жрицу глаза.

Спартак удивлённо узнал, что в лагере его называют заглазно не по имени, а супругом Ноэрены. Он вспомнил, как в детстве его звали сыном Дромихеты. На двадцатом году жизни он опять зовётся по имени женщины, что тут поделаешь. Он радовался значении., которое приобрела Ноэрена. Рассказы жены о Загрее он был готов слушать, но ему постоянно не хватало времени. Освободившись же от службы, он тотчас засыпал. Или торопился заснуть? Со времён Команы и посещения храма Диндимены в нём что-то переменилось. Узнав от Ребуласа о посвящении их в культ Ма, Ноэрена разгневалась и долго плакала, укоряя супруга:

– Приобщившись к азийскому культу, ты осквернил свою душу и тело и бесконечно удалился от светлого бога. Ты потворствуешь титаническому началу в себе, заглушая начало Загрея. Ты служишь плоти, нечестивец.

Напрасно он уверял её в обратном.

– Ты поклонился Ма, и отныне на тебе её печать, – негодующе твердила жена.

Огорчённый её отчаянием, не выдержав упрёков, он попросил супругу совершить над ним обряд очищения. Его покорность смягчила её, однако она предупредила, что это не просто, он должен подготовить себя к обряду: месяц смирять гордыню, не злобствовать, не сквернословить и не глядеть на женщин, не убивать даже мухи, не есть мяса и бобов. Вздохнув, он всё ей обещал. Но как обойтись мужчине, да к тому же воину, целый месяц без мяса?

Начальство, узнав о новшествах, заведённых Ноэреной в отряде фракийцев, сочло, что не подобает супругу жрицы Диониса оставаться рядовым воином. Начальнику отряда донесли, что Спартака часто видят возле лошадей, которых он очень любит. В отряде было конное подразделение из трёх десятков всадников, и, недолго думая, начальник назначил мужа жрицы десятником туда.

Получив неожиданное назначение, Спартак был удивлён и обрадован: он очень сожалел о лошадях Ноэрены, которых пришлось продать из-за невозможности переправит ь их через Галис.

Узнав о назначении приятеля, Амфилох погрустнел: ведь у римлян он сам был десятником, а здесь Спартак с лёгкостью его обошёл.

– Но ведь ты всё равно не смог бы стать десятником у конников, потому что боишься лошадей, – постарался утешить его Спартак.

– Ты, что ли, опытный всадник? – подосадовал Амфилох. – Тебя выдвигают ради Ноэрены.

Получить повышение благодаря женщине было обидно; тем решительней молодой командир взялся за дело , принявшись с жаром учить подчинённых всему, что знал сам .Понтийское войско было устроено по греческому образцу. Ядром его считалась тяжеловооружённая пехота; конница играла подчинённую роль. Обычно она начинала бой, стараясь лишить прикрытия и смять край вражеского войска. По ходу сражения всадники в лёгких доспехах, с маленькими щитами, вооружённые фракийскими мечами, стремительно налетая и ударяя с боков, старались отвлечь внимание врага на себя. Цепкий глаз Спартака сразу подметил, что римский строй разумнее фаланги, конным налётом его не расстроишь; римское же оружие превосходит не только фракийское, но и греческое. Сам он был обучен владеть мечом-спафой. Более тонким и лёгким, чем меч легионера, но тут же принялся учить подчинённых и обучаться сам обращению с мечом-гладиусом, страшным римским орудием убийства, массивным, обоюдоострым, с заострённым концом, позволявшим не только убить, но и колоть врага. Но главное, чему учил подчинённых воинов молодой начальник – безусловному послушанию и дисциплине, науке, перенятой им у римлян. Он не давал покоя ни другим, ни себе, начав с того, что научился чистить, холить, взнуздывать коня, задавать ему корм и водить на водопой, трудясь наравне с остальными воинами. Опытных наездников он, не стесняясь, просил обучить его всем тонкостям верховой езды , как если бы он был их подчинённым. Неудивительно, что в ту пору ему сделалось недосуг готовить себя к обряду очищения, а от усталости не хватало сил выслушивать до конца рассказы жены о Загрее.

Нельзя сказать, чтобы в конном отряде обрадовались новшествам. Недоброжелательные слухи о беспокойном начальнике распространились по лагерю и, минуя главу фракийцев, дошли, наконец, до самого стратега. Гордий без предупреждения лично явился на учения в конный отряд: в обычаях этого пожилого воина было разгуливать по лагерю без свиты и ко всему присматриваться. Понаблюдав за десятком фракийских всадников, старавшихся изо всех сил, по сравнению с которыми прочие два десятка явно бездельничали, Гордий резко сказал подскочившим к нему начальникам:

– Отдать всех конников на выучку этому молодцу. Он делает хорошо.

У Спартака дел утроилось. Зато теперь никто не смел жаловаться на трудности учения и тяжёлый нрав учителя. Он был счастлив в ту каппадокийскую пору, в понтийском лагере у реки Галис. Возвращаясь в палатку жены, где вечерами горела масляная плошка, и Ноэрена сидела держа на коленях укутанный горшок с кашей, усталый, валясь с ног, он успевал поговорить с нею и даже сказать несколько ласковых слов.

– Не могу вообразить, – признался он однажды, – как раньше я мог обходиться без тебя.

– И без тёплой каши, – засмеялась она.

– И без каши, – весело согласился он. – И без твоих рассказов о богах. И без наших воспоминаний о родных горах.

Он ничего не добавил о её красоте, чуть сросшихся бровях, нежном голосе и тонких руках, без которых отныне тоже не мог обходиться, – не из-за скупости на слова, а потому что уже засыпал, чтобы поутру начать новый день воина.

Разъезжая по окрестностям, Спартак нагляделся на местных жителей, на их обычаи и обряды. Раз, движимый любопытством, он посетил их святилище, где каппадокийские селяне поклонялись огню. Не утаив, он рассказал об этом жене:

– Представь себе, божество местных жителей огонь.

– Несчастные, – посочувствовала Ноэрена.

– Ты думаешь? Я расспросил жреца. Учение их стройно и привлекательно. – И Спартак принялся излагать то, что услышал от жреца. – Они убеждены, что мир создали два близнеца-бога, добрый и злой, Ормузд и Ариман…

– О-о! – У Ноэрены вырвался страдальческий стон.

– … что человек свободен выбрать себе любого из богов-близнецов, и таким образом приняв участие в их извечной борьбе, встать на сторону добра либо зла. Каждый сам отвечает за свой выбор. Но после смерти верующие в Ормузда попадут в страну света, а верующие в Аримана – в царство мрака. Без различия национальности, возраста, пола, они обещают царство света всем, поклоняющимся Ормузду.

– Нечестивец! Ты опять коснулся нечистого! И снова ты от спасения дальше, чем от звёзд.

– Но почему? – искренне удивился он. – Мне показалось, что они многое в мире объясняют так же, как и ты. Например , необходимость следовать дорогой добра, чтобы получить воздаяние после смерти. Разве ты учишь не тому же?

– Бог один на сете, один, – страстно заговорила Ноэрена, – Все остальные обман. Имя истинного бога Дионис Загрей. Запомни, только верующие в Загрея получат спасение. Только верующих спасёт он, когда придёт в этот погибающий мир. Остальные без следа исчезнут. Какие Ормузд и Ариман, о чём ты толкуешь? Мир – создание Загрея, а твои Ормузд и Ариман – демоны, титаны.

После этого разговора Спартак дал себе слово не заговаривать о богах с женой. Бог Ноэрены был капризен и ревнив. Бог его детства – Великий Охотник, Ловчий, Дионис-Солнце – прост и понятен. Наверно, он остался во Фракии. Здесь, в Понтийском царстве, следует поклоняться местным богам. Впрочем, на всякий случай он носил на шее амулет фракийского Диониса.

Посчитав молчание супруга своей победой, Ноэрена принялась осторожно уговаривать его принять посвящение в таинство Загрея.

– Смирись, – наставляла она. – Земная жизнь – сон, и не стоит наших забот. Беги от неё, ибо только так ты сможешь обрести свободу. Если же ты увяз в постылом существовании и побег невозможен, претерпи зло, дабы не осквернять души, обойди его стороной. Мои слова для тебя сейчас непонятны, но ты проникнешь в их глубокий смысл, когда примешь посвящение.

Какое ещё посвящение, о котором она всё чаще толкует? Достаточно, если над ним произведут обряд очищения. И что ещё за смирение на войне?

Однажды, лёжа с женой в постели, он заметил, что над их лицами качается большой, мохнатый паук, повиснув на еле заметной паутине. Спартак хотел убить насекомое, однако Ноэрена живо схватила его за руку, умоляя е делать этого.

– Возможно, в нём живёт человеческая душа, – с почтением пояснила она. – Орфей учил: если в земном существовании и человек творил зло, его душа, покинув тело, не в состоянии слиться со Всемирной Душой, но внедряется в другое тело, часто самое скверное – змею, паука, червя.

Так они и лежали, наблюдая за раскачивавшимся над лицами пауком – она пчтительно, он – брезгливо.

БИТВА ПРИ РЕКЕ ГАЛИС

Весной римское войско опять появилось на границе Понта. Гордий долго не хотел верить лазутчикам, доносившим о приближении Мурены: по сведениям, полученным им из Синопы, Сулла запретил наместнику воевать с царём. Но вот потянулись беженцы с той стороны – селяне с детьми, телегами, скотом и птицей. Останавливаясь у реки, они молили о помощи; кое-кто переправлялся на другую сторону. Фракийские разведчики наконец донесли, что воочию видели римлян. Стратег послал новый запрос царю, на что пришёл ответ: раз римляне ведут с нами войну, защищайся; помощь будет выслана.

Римляне вышли к Галису и демонстративно расположились лагерем против расположенного на другом берегу и сильно укреплённого зимнего лагеря понтийцев. Мурена, располагая хорошим войском, но получивший строгое предписание из Рима воздерживаться от нападения на Митридата, ждал, когда понтийцы, не выдержав издевок, нападут первыми. Гордий, войско которого значительно уступало римскому, бездействовал, ожидая подкрепления и дальнейших указаний царя.

В понтийском лагере наступили тревожные дни. Спартак, ожидая неминуемого боя, с беспокойством прикидывал, не испугается ли римлян его отряд; да и сам молодой начальник, кроме стычки с галатами по дороге в Пергам, не принимал участия в настоящих военных действиях. Сражаться предстояло с римлянами – разбойниками, захватчиками; он знал, как они свирепы в бою. Хватит ли у Гордия силы противостоять им?

Неконец Мурене надоело ждать.Митридат был далеко, Сулла со своим запретом ещё дальше, за спиной у Гордия лежали богатые понтийские земли, воины хотели добычи, а победителей, как известно, не судят. К несчастью для понтийцев и к радости для Мурены римляне нашли, где можно безопасно переправиться через Галис. Увидев, чем они заняты, Гордий, только что извещённый, что на выручку ему идёт сам царь с большим войском, велел не мешать неприятелю переправляться, но приготовиться к бою.

Местность у реки была равнинной, замкнутой с севера кольцом гор. Единственный холм у реки стратег предусмотрительно приказал занять фракийским пехотинцам и удерживать его во что бы то ни стало, е давая там укрепиться римлянам. Пехотинцам он придал отряд всадников. Первоначально стратег действительно намеревался напасть на переправлявшегося через реку врага; фракийцы должны были уничтожить переправившиеся римские отряды, не дав им времени построиться. Однако, заметив, как велико число римлян, Гордий решил не рисковать и отсидеться в лагере до прихода царя. О фракийцах, посланных на холм, он предпочёл забыть: это были наймиты, убыль которых всегда можно было быстро восполнить.

Мурена, едва переправившись через реку, послал воинов занять холм. Римляне не ожидали встретить там вражескую засаду, и начало боя оказалось удачным для фракийцев: они отбили врага. Положив много римлян, сами они отделались незначительными потерями. Победа воодушевила фракийцев, однако Спартак с беспокойством думал, что отбить следующую атаку необученным правильному бою воинам будет значительно труднее; а римляне обязательно придут, хотя бы для того чтобы отомстить: погибшие были заслуженными воинами.

Действительно, дождавшись подкрепления, римляне снова пошли на штурм холма., – при чём теперь на каждого фракийца приходилось по меньшей мере два вражеских воина. Поняв численный перевес врага, Спартак помрачнел: что же Гордий? Холм был окружён римлянами, которые всё продолжали увеличиваться в числе, беспрепятственно переправляясь через реку. Часть конного отряда, вскочив верхом, устремилась вниз, надеясь прорваться. Спартак остановил свою десятку: даже если всадники вырвутся из окружения , укрыться им будет негде, ибо ворота понтийского лагеря были крепко заперты.

Оно началось стремительное, первое настоящее сражение в его жизни, и грозило сразу же превратится в последнее. Отчаяние наполнило его. Фракийцы испуганно глядели на своего помрачневшего десятника.

– Защищайтесь, как я учил, – взяв себя в руки, велел он воинам. – Будем сражаться пешими: если нам суждено погибнуть, пускай уцелеют кони.

И, более не раздумывая, первым яростно бросился, обнажив меч, навстречу врагу. Рубясь отчаянно, краем глаза он замечал происходившее вокруг. Вот два римлянина накинулись на фракийца, плохо владевшего мечом, – и Спартак с гиканьем бросился на выручку. Неумелый воин пал, но от меча Спартака пали и оба римлянина. Вот ещё за одним фракийцем гнался с поднятым мечом римский воин; Спартак устремился следом, настиг и поразил врага. Неистовство боя овладело им ; он почувствовал странную лёгкость, тело словно лишилось веса; одновременно его движения сделались столь стремительны, что не успевал новый противник начать замахиваться, он уже поражал врага. Он рубил и колол, больше уже ни о чём не думая. Как горный козёл, отскакивал он от возможных ударов и стремительно наносил свои., дивясь и радуясь звериной ловкости, проснувшейся в нём.

Но вот уже в двух местах разорвалась цепь фракийцев. Он заметил, как рухнул на землю, истекая кровью, начальник отряда, и воины пытались ему помочь. Рука уже ныла от усталости, меч затупился. Отбросив негодный, Спартак поднял с земли римский гладиус. Две колотых раны в плечо и в бок кровоточили, щит проломился под ударами вражеских мечей: он и его бросил, а налетевшего сзади противника ударил ногой, опрокинул на землю и поразил в шею. Сражение разделилось уже на несколько яростно рубившихся групп: римляне не собирались отступать, фракийцы – сдаваться. Но Спартак понимал, что все они уже обречены, их перебьют в течение ближайших минут. У него мелькнула мысль вскочить на своего коня (испуганные животные сбились в кучу на вершине холма), и он уже устремился наверх, решив погибнуть, сражаясь верхом, – но тут произошло чудо. Взбежав по холму повыше и оглянувшись, Спартак увидел, что со стороны гор показалось большое понтийское войско: то царь Митридат шёл на помощь Гордию.

Издав ликующий крик, Спартак бросился к своему коню, вскочил на него и, размахивая мечом , принялся громко призывать к себе уцелевших фракийцев. Уподобившись потерявшим наседку цыплятам, фракийские воины устремились на призыв добровольного предводителя. Окружив его, теснимые римлянами, они принялись вновь отчаянно отбиваться. Тем временем царь, увидев кипевшее на холме сражение и решив, что это сам Гордий попал в отчаянное положение, велел своим воинам принять бой. Понтийцы устремились на холм. Помощь подоспела вовремя: ещё немного, и выручать было бы некого.

Пока понтийское войско выстраивалось в фалангу, Мурена дал сигнал к отступлению. Взревели трубы, призывая римских воинов вернуться к своим. На холме облегчённо почувствовали, что неприятельский натиск ослаб. Одержимость боем ещё не покинула Спартака; его руки набрякли, плечи болели; залитый кровью, своей и чужой, в разодранной , запачканной одежде, он был страшен, но голова его оставалась трезвой. Едва заметив, что римляне стали отходить от холма, он тут же велел своим фракийцам отходить к лагерю Гордия. Воины ему повиновались.

Сам он , решив отыскать отрядный значок, уроненный убитым знаменосцем в пылу сражения, задержался и, тронув коня, обогнул один из уступов холма. Тут он увидел гору убитых римлян и фракийцев. Внимание его привлёк громадный воин, лежавший в неудобной позе на боку. Сомнений не оставалось, то был Ребулас. Спешившись, Спартак наклонился над сослуживцем и перевернул его на спину. Знакомое лицо было мертвенно бледно.