Карго поле

– Надобно место тихое и тайное для карбаса найти поближе к горке да бережком до капища сбегать, – рассуждал выспавшийся и пообедавший всухомятку, как все, Радивой.

– Малый ручеек в реку впадает, там и спрячем карбас.

– Добро. Сторожить останутся Рас и Никола.

– Почему я? – сердито спросил торк, – я что, крайний?

– Ты по лесу так, как волчата, ни в жисть не пройдешь. Научишься может быть, но сей раз не учиться идем. Так что сторожите. Да в оба глядите! – построжил Радивой.

Как только карбас вошел в узкий, еле втиснуться бортами, ручей, Радивой, Рог и Мал выпрыгнули на берег и, цепляясь руками за кусты, стараясь не шуметь, взобрались на невысокий, но крутой бережок и двинулись , держа взведенные самострелы в руках. Идти было легко, подъем был длинный и пологий, но вот сосновый лес хорошо просматривался, укрыться можно было только за стволами деревьев. Поэтому двигались медленно, перебегая от дерева к дереву и страхуя друг друга. Пройдя с полверсты, обнаружили тропинку, потом еще одну. Дальше тропинки сходились, пересекались, лес редел еще больше, подъем стал круче. Вот и опушка леса.

На вершине длинной и пологой горы лес то ли не рос, то ли был давно вырублен. Только на самой середине виднелась огромная ель, явно выращенная, а не выросшая.

– Дерево Мары, – прошептал Мал, получив за это тычок от Рога. И так всем известно, что именно еловыми ветвями украшают ложе умершего, ими же устилают его путь из жилища и со двора.

Ель возвышалась за оградой в два человеческих роста из вертикально поставленных нетолстых бревен, скорее – кольев. На некоторых из них были надеты черепа – лосиные, медвежьи и человеческие. Правда, судя по белизне, были они отнюдь не свежие. Незаметно подойти к частоколу не было никакой возможности – на пол-стрелища укрыться было абсолютно негде. Ворота, видимо, были с противоположной, невидимой стороны.

– За мной по одному, – жестами приказал Радивой и, низко пригнувшись, метнулся к ограде, добежал, упал на землю и стал оглядываться, поводя самострелом. За ним точно так же пересек открытое пространство Мал, последним к изгороди подбежал Рог. Радивой передал Малу самострел, вынул нож и стал ковырять им между кольев дырку, чтобы заглянуть внутрь. В это время над головами захлопали крылья, воинов опахнуло воздухом…крупный ворон уселся на кол и как будто с любопытством уставился на людей.

– Вот только каркни! – прошипел Радивой, – получишь гостинец.

Ворон как будто понял, медленно и равнодушно отвернулся от людей.

– На-ко вот, – Радивой вытащил из-за пазухи сухарь и ловко метнул его в сторону леса. Ворон тут же сорвался в полет, ухватил сухарь и полетел в лес.

Радивой прильнул к отверстию. На капище все было ожидаемо: – большой очаг посредине, где едва горел маленький бездымный костерок, деревянные идолы по кругу, на полуночной стороне ель, а перед ней статуя, видимо, самой Мары, поскольку в отличие от остальных была без бороды и с явно женской грудью. По четырем сторонам света ближе к тыну располагались полуземлянки. Ворота были с закатной стороны и были заперты. Людей не было видно.

Вдруг в ворота раздался стук, громкий и настойчивый. Из ближайшей к воротам полуземлянки выскочили трое чудинов, босые, в штанах мехом наружу, с палицами в руках. Подбежали к воротам, один что-то вопросительное крикнул. Из-за ворот ответил сильный мужской голос. Тотчас двое других, побросав палицы, взялись за створки и слегка приоткрыли. В ворота важно вступил человек в меховом плаще и с лосиными рогами на шапке, не спеша прошествовал к идолам, вскинул руки…раздался знакомый клич, который Радивой слышал уже в третий раз за этот поход. Правда, сейчас шаман кричал не так громко, не пугал, а приветствовал. Тем не менее, волчата вздрогнули.

В ответ на клич из самой большой полуземлянки вышел, судя по виду, местный шаман. В длинной, до колен, рубахе из хорошо выделанной замши, расшитой узорами, в меховых штанах, с длинными, до поясницы, волосами, перевязанными ремешком. В руке – ярко белел посох, видимо, из «рыбьего зуба».

Шаманы двинулись друг другу навстречу, остановились, каждый протянул руку и положил на плечо встречному. Поприветствовав таким образом друг друга, они подошли к большой полуземлянке и уселись на вынесенную слугами скамью. Один чудин с палицей встал у вновь прикрытых ворот, а двое – по бокам от своего шамана. Вот заговорил хозяин капища, явно спрашивая, гость ответил. Разговор пошел плавно и чинно, только вот из-за расстояния слов было не разобрать. Судя по интонации, пришлый уговаривал хозяина, увещевал, а тот отвечал с сомнением. Гость все уговаривал, говорил все более резко и напористо…вдруг хозяин вскочил, гаркнул по-чудски: – Поди прочь! – и указал рукой на ворота. Двое его слуг, подняв дубинки, схватили гостя под руки и потащили к выходу, третий широко открыл ворота. Радивой видел, как чудины вышвырнули пришельца, тот еле сумел приземлиться на ноги. Ворота закрылись.

Выждав некое время, Радивой вдруг поднялся, убрал болт с самострела в сумку, спустил тетиву. То же проделал Рог. Втроем, не прячась, они двинулись в обход ограды к воротам.

Видимо, их заметили, потому что стучаться не пришлось: – ворота раскрылись. Радивой и Рог в воротах положили на землю самострелы, потом все трое расстегнули воинские пояса с мечами и ножами и опустили их на землю. Только после этого вошли в ворота. Не обращая внимания на идолов, двинулись к снова севшему на скамью шаману, подойдя – поклонились в пояс, явив пристойное вежество.

– И вам поклон, – произнес шаман, не двинувшись с места, – что привело людей-волков и тебя, воин далекого бога, друг волков, сюда?

– Мы идем по следу наших кровников, которые прошлым летом напали на наши селища и убили наших мирных людей. Узнали мы, что подбивает ваших воинов вот этот самый ваш шаман на лосе, которого ты приказал прогнать. Мы спрашиваем – почему? – закончил свою речь Радивой.

– Это не наш шаман, он не служит нашим духам и богам. Пришел с заката от народа суоми, чтобы сеять здесь вражду. Боги открыли мне: – когда ваши и наши воины перебьют друг друга, придут с заката воины народа суоми и нурманы и возьмут нашу благодатную землю себе. Потому я отказал ему, я не отправлю окровавленную стрелу ни на закат, на Кен-озеро, ни на восход, на Нименьгу и Мошу. Вы – сильные воины, вас много, а станет еще больше. Но вы не несете смерть целым родам. Мне рассказали, как вы поступаете с теми, кто отказывается с вами воевать.

Поэтому боги не хотят между нашими людьми войны.

– А что известно о людях с Моши? Люди с Волги идут с нами, вот их воины. Но мы не знаем – чего хочет русич с устья Моши.

– Этого и я не знаю. Но скажу так: – люди с Кен-озера многочисленны, у них много железного оружия, среди них много людей народа суоми. Они могут услышать призыв к войне. Идите к своему вождю и упредите его.

– Благодарим тебя, мудрый шаман с Мариной горки. Прими от нас в дар!

Все трое вынули по серебряной монетке и подали выступившему вперед чудину. Затем снова поклонились в пояс, повернулись и пошли к выходу. В воротах опоясались и подобрали самострелы. Ворота за ними закрылись, и трое воинов сразу сорвались в бег, благо тропки уже знали, да и путь был под гору. Только под ногти смотри, чтобы не споткнуться на бегу о торчащий из земли корень.

Бежит стремительно под гору лесная тропка, петляет между сосен и редких валунов, под ноги стелется троим воинам, бегущим по ней.

Торопятся к карбасу Радивой, Рог и Мал, упредить князя и дружину, донести, что до самой Усть-Моши по Онеге путь чист, если не решится на войну чудь с Кен-озера. Дай-то Бог, чтобы не решилась, не нужно чистые речные струи алой рудой разбавлять, в Белоозере да чудских селищах множить вдов да сирот. Простые люди так и мыслят: – нет ныне войны – и ладно. Да не так мыслит князь. Правы нурманы – у конунга другая честь. Знает князь: – чтобы дольше царил мир, надо примерно наказать чудь за последний набег, жестоко наказать. Потребовать, чтобы выдали чудины участников набега. Но – не выдадут, не по лесной Правде это. Потому – битвам быть. Это знает князь, знает и Радивой – муж битвы и совета. Знают и другие вятшие мужи. А молодым отрокам да кметям война в радость. Слава и добыча, коими любо перед девками покрасоваться, да подарки домой из похода привезти. Любо, чтобы за ратную доблесть князь гривнами пожаловал. Но это потом, потом…

А сейчас – вот он, карбас! Спрыгнули, вытолкали его из узости ручья на речной простор.

– А ну навались, браты, – гаркнул Радивой, – поспешаем до князя с вестью важной!

Гребли так, что весла гнулись, против течения, да без паруса не ходко идти. Менялись часто, по-быстрому пожевали мясца вяленого. Вечер наступил, а за ним и ночь, но карбас упорно шел вверх по реке. К полночи увидели у левого берега ладьи, а на берегу – затухающие костры. Громко окликнул дозорный – ответили заветным словом. Карбас ткнулся в берег, Радивой выпрыгнул, махнул стражу: – Веди до князя.

Князь то ли уже встал, то ли еще не ложился. Рядом – монах Феодор да Даниил Заточник, ну и Ярополк с Кованом.

– Исполать, княже. Дошли мы вниз по реке до Мариной Горки, там на

капище видели того татя, который на лосе ездит. Он с шаманом с капища чаял сговориться, но тот прогнал его как пса. Слуги его за ворота выкинули. Мы потом на капище зашли и с шаманом говорили. Не хочет он войны, не станет татю помогать. Все он обсказал, что тот и вправду с заката от сумских людей пришел и сеет смуту. Но ежели чудины с Кен-озера по Кене-реке выйдут на Онегу – быть бою. Кенские чудины добре оборужены, среди них и сумские воины есть. А так до Усть-Моши местные, речные люди путь чист дают, если никого не тронешь.

– Вот же хитрованы! Как мыслите, други: – не брать в ум, что и местные в набеге были, да пройти спокойно, иль учинить спрос? – обратился князь к окружающим.

– Наказать! Чтобы впредь неповадно было даже косо смотреть в нашу сторону! – рявкнул Ярополк.

– Да, нельзя спускать такое, – кивнули и Радивой, и Кован.

– Так бы надо простить по-Христиански, милость Божью явить, но только к тем, кто Святое Крещение примет, да вряд ли такие найдутся, – усомнился Феодор.

– Дозволь, княже, – явил придворное вежество Даниил, – тут надо, думается мне, поступить так, как ты доселе поступал. Явить милость, но потребовать за нее службы. Пусть онежские люди кен-озерских на Онегу не выпустят, заслоном встанут. Вот за то можно и помиловать, отпустить прежние вины.

– А и мудр ты, Данило, не по летам, – ухмыльнулся по-доброму князь, – быть по твоему, раз, гутаришь, что я так порешил. А вы, други, передохните до утра, а утром вперед снова уйдете, нашу волю объявить.

Радивой с парнями поклонились и направились к костру, откуда еще несло манящим запахом каши.

– Ух! – крякнул Радивой, давно горячего не снедали. Навались, робяты.

Робяты не заставили себя просить, вынули ложки и принялись поедать кашу так стремительно, что кашевар только головой качал. Радивой со своей серебряной ложкой как бы и не быстрее их насыщался. Когда котел опустел, и парни потянулись к ведру с водой, от княжеского шатра подошел Ярополк.

– Наелись? – спросил с усмешкой, – князь вам по чарке меда жалует, – подал он Радивою деревянную, обтянутую кожей круглую плоскую баклагу. Кашевар мигом явил на свет деревянные чашки.

– Еще одну! – рыкнул Радивой.

– Кашевар поспешно подал еще чашку. Радивой разлил мед, первую чашку протянул Ярополку, тот принял ее спокойно, как будто так и надо. Сам взял следующую и кивнул волчатам на остальные. Затем поболтал над ухом баклагой и протянул ее кашевару:

– Твоя доля. Спаси тя Христос, от души покормил.

Молча сдвинули чаши, молча выпили. Парни быстро наломали лапника, накрыли парусом с карбаса. Радивой, поблагодарив Ярополка, повалился в крепкий, после сытной еды и меда, сон. Волчата тоже. Только Никола какое-то время сидел и о чем-то думал, но вскоре сон свалил и его.

Наутро, как и было уговорено, Радивой с волчатами и Николой на карбасе, едва успев поесть горячей похлебки, снова двинулись впереди каравана вниз по течению. Плыли теперь не таясь. Видно, скоро вести летят по реке: – на берегах стали попадаться костры, на воде – лодки с чудинами. Радивой с товарищами старались всем объявить волю князя, особо делая упор на помощь онежской чуди против кенозерской. Чудины выслушивали, но ни да, ни нет не говорили. Ушли опять далеко вперед, миновали Марину Горку, река вскоре вновь повернула на полночь, плесы чередовались с перекатами. В одном месте с берега прилетела стрела, воткнулась в борт. Никто такого не ожидал, поэтому стрелка не успели заметить, а стрелять в лес не стали.