ВОЙНА ПОДЛОСТЬ НЕ СПИСЫВАЕТ
Восточная Пруссия. Город Сольдау. 1914г.
В прусском городке Сольдау генералу от кавалерии Александру Васильевичу Самсонову было особенно тяжко. Для его астмы близость мазурских болот была губительна.
Но командующий армией не терял духа.
– Доктор, – лежа на диване, позвал он меня. – Когда ваша хваленая медицина научится лечить эту треклятую астму? Может быть, поискать какого-либо немецкого профессора? Немцы-то, с их научным прогрессом, уже, наверное, умеют…
Кашель безжалостно душил командующего.
– Нет, Александр Васильевич, увы, но даже немцы не умеют пока лечить эту болячку…
– Надо бы научиться, – после приступа сказал он, вытирая слезы.
– Вот кончится война, тогда займемся наукой…
– А вы по какой медицинской части специализировались в академии?
– Психиатрия.
– Вот никогда не думал, что так интересно в «желтом доме» сидеть…
– Познай себя, тогда познаешь вселенную, – ответил я генералу. – Чего проще изучать психику на самом себе? Даже собак резать не нужно.
Генерал встал с дивана, подошел к окну.
– Осень… Унылая пора, очей очарованье.
Он подошел к немецкому пианино, стоявшее в углу большой комнаты занятого под штаб особняка, взял несколько аккордов. Потом запел приятным бархатным голосом:
– Не расцвел – и отцвел
В утре пасмурных дней…
Александр Васильевич вздохнул и бережно закрыл крышку инструмента.
– Расстроен инструмент. Как расстроено наше взаимодействие с армией Рененнкампфа. Спешит Павел Карлович. Его странный, если не сказать сильнее, маневр ослабит наш центр. Немцы это хорошо видят.
– Александр Васильевич, – отозвался адъютант командующего,– что делать, когда жители Сольдау становятся в очередь к нашим полевым кухням?
Самсонов пожал плечами:
– Кормить, конечно… И вообще. Сделайте, Николай Иванович, все, чтобы бежавшие жители возвращались из лесов в занятые нами города. Пусть открывают свои магазины, работают в мастерских. Пусть не причитают в страхе: «O, Kasaken!». Никто детям черепов не разбивал, немцам животов не вспарывал, как рисуют их плакаты… Но с мародерством борьбу ужесточить! Расстреливать мародеров на месте!
***
В 1914 году Самсонову исполнилось 55 лет. Весть о суматошном выстреле в Сараеве гимназиста Гаврилы Принципа (что дало Ярославу Гашеку начать свой роман о похождениях бравого солдата Швейка словами: «Убили, значит, Фердинанда-то нашего…»), застала его в Пятигорске, где он, туркестанский генерал-губернатор с 1908 года, отдыхал с обожаемой женой и двумя маленькими детьми.
Стоял жаркий июль. Они сидели в тени густой акации. Катенька сжимала его огромную ладонь своими кукольными ручками.
– Саша, – шептала она, прижавшись к мужу, – что же с нами теперь будет…
Александр Васильевич, лечившийся от астмы, закашлялся:
– Что сербы эрцгерцога убили, – это правильно, как на лекции в Академии генштаба, констатировал он. – Но, боюсь, Катенька, что эти выстрелы обернутся для нас войнищей, какой еще не бывало… Не захотим втянуться в войну, так втянут. Обречены на войну.
…Когда немцы были уже на подходе к Парижу и шла жестокая битва на Марне, когда французы взывали к русским об открытии «русского фронта» в Восточной Пруссии, Самсонова вызвал в Санкт-Петербург военный министра Сухомлинов.
– Вам доверяется Вторая армия, – сказал министр. – Ваша армия от Польши пойдет южнее Мазурских болот с севера. Двумя армиями мы должны ударить по Пруссии, имея общую директиву – на Кёнигсберг!
– А кто будет командовать Первой армией? – поинтересовался Александр Васильевич.
– Генерал Ренненкампф, – ответил с какой-то ехтдной улыбкой Сухомлинов. – Ай не устраивает Вал Карлович?
Улыбка на тонких губах министра была понятна Самсонову, «Самсон Самсоновичу», как почему-то звали его солдаты в русско-японскую войну.
С Ренненкампфом он встречался в японскую кампанию… И больше не желал встречаться никогда. И вот судьба свела с этим красномордым генералом вновь, в августе 14-го.
Тогда, после боя под Мукденом, Павел Карлович похвастался, что его представили к высочайшему ордену.
– Русские солдаты, погибшие по твоей милости, – сказал Александр Васильевич, – прокричали бы в сырой земле троекратное ура. Да рты сырой землей позабиты… И я тебе орден припечатаю!
И Самсонов прямо на вокзале, – прибыв к отходу поезда прямо из атаки! – треснул Ренненкампфа по красной роже.
– Вот тебе, генерал, на вечную память… Носи!
Павел Карлович крякнул от боли и позора, и, угнув голову, нырнул в вагон. А Самсонов еще долго в бешенстве сотрясал нагайкой и орал вслед уходящему поезду: «Я повел свою лаву в атаку, надеясь, что эта гнида поддержит меня с фланга, а он всю ночь просидел в гальюне и носа оттуда не высунул!..»
***
…Александр Васильевич спал на кожаном диване в штабе своей армии. Немецкий диванчик был короток русскому Геркулесу.
– Господин доктор, Фока Лукич, дорогой мой, – обратился он мне, – скажите, как в одном и том же теле могут уживаться немощь этой чертовой астмы и неуёмная жажда жизни?
Я хотел было ответить, но Самосонов, не спавший три ночи, не дождался моего ответа – уснул. Ноги генерала свисали с валика, но, судя по блаженной улыбке на лице, снилось командующему что-то хорошее.
– Пусть поспит, – прикладывая палец к губам, сказал поручик Лузгин, адъютант генерала Самсонова. – Недосып командующего составляет трое суток… Шутка ли, без привалов и роздыха чуть до Кёнигсберга не дотопали. Ренненкампф проклятый, что б ему пусто было! С немцами, доктор, воюем, а немец командует Первой русской армией. Ни в какие ворота не лезет!
После того как Россия сразу двумя армиями вторглась в пределы Восточной Пруссии и тем самым спасла Париж от неминучей сдачи немцам, Александр Васильевич действительно спал урывками. Хотя, казалось бы, поводов для особых переживаний не было – славная победа русских под Гумбененом открывала дорогу на Кёнигсберг.
Но Самсонова все-таки разбудили: со своей штабной свитой к Самсонову впервые за всю начавшуюся кампанию пожаловал правофланговый сосед по наступлению в Восточной Пруссии генерал Ренненкампф.
Александр Васильевич нехотя сбросил ноги с дивана, встряхнулся, приходя в себя. Хмуро бросил поручику Лузгину:
– Проси, Николай Иванович, эту Желтую опасность!
(Желтой опасностью Самсонов прозвал Павла Карловича после боев с японцами под Мукденом). Реннекампф не вошел – колобком вкатился в помещение штаба Второй армии. Коротенькие ножки двигались карикатурно смешно, с трудом неся на себе грузное, расплывшееся тело.