– А что ему народ отвечает?
– Кричат из толпы: «Дай бог тебе долго жить, наш батюшка-царь!»
– Не видишь ли сейчас какой казни?
Опять повисла паузы, но ненадолго.
– Вижу, вижу казнь, – оживился мой пациент. – На колу сидит боярин, умирает в муках нечеловечьих…
– Спроси его, проклял ли он своего мучителя?
Карагодин на минуту замолчал. Потом лицо его посветлело от непонятной радости.
– Нет, он не проклинает своего мучителя!.. Он, глядя в небеса, хрипит: «Боже! Помоги царю! Боже, даруй царю счастье и спасение!»
Завершив сеанс, я задумался над тем, что услышал от испытуемого. И пришёл к выводу, что крайняя жестокость правителя выступает как подтверждение неограниченности его власти. Тем самым убийства, в том числе собственных сторонников, массовые казни оказываются не столь уж бессмысленными деяниями, хотя, пожалуй, далеко не всегда осмысленными поступками правителя. То, о чём рассказывал больной властью Карагодин (весьма серьёзный симптом неизлечимой болезни), были своего рода символическими акциями, взывающими к инстинктам толпы на уровне иррационального. Я пришёл к выводу, что подобные акции заболевшего властью на языке древних инстинктов, стадного чувства толпы утверждают право индивида на власть.
– Вот, возьмите, доктор… – как-то после очередного сеанса гипноза протянул Пётр золотое кольцо.
– Я этого не видел! – возмутился я подношению. – Если повторится, то не будет никакой эвакуации вместе с полевым госпиталем. Фронт плачет по таким героям.
Он попытался поцеловать мне руку, но я ее вовремя отдернул.
– Вот увидите, я вам еще очень и очень пригожусь, доктор, – прошептал больной. – Чую это нутром. А нюх у меня почище, чем у пса охотничьего.
Он послушно лечился, выполняя все предписания и назначения.
И настал день, когда Карагодин потребовал:
– Выписывайте! Я здоров. На мне вообще всё, как на собаке, зарастает… От раны ротного и следа уже нет. А падучая, кажись, вовсе прошла. Сеансы ваши, видать, помогли, ваше благородие.
В тот же день он отбыл в свой полк.
Каково же было мое удивление, когда через месяц я случайно встретил своего земляка в восьмой армии, которая успешно теснила австро-венгров за реки Сан и Дунаец в Галицийской битве.
Восьмая Армия под командованием генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова сдерживала в Галиции напор четырех австро-венгерских армий. Положение брусиловцев было аховым. Генерал просил помощи, поддержки боеприпасами и провиантом, но в ставке его не слышали.
Это потом все, с кем приходилось говорить о Брусилове, вспоминали только его знаменитый прорыв в 16-м году. И мало кто вспомнил его блестящую победу в Галицийской битве. И уже мало кто в советское время знал, что Алексей Алексеевич в мае 17-го был назначен верховным главнокомандующим русских войск. А с 1920-го служил в Красной Армии. Последние годы жизни – инспектором красной кавалерии. Умер Брусилов тихо и так же тихо, бесславно был погребен в 1926 году.
– Связь! – метался Брусилов по командному пункту. – Нужная устойчивая связь! Без связи мы пропали!.. Это немыслимо сдерживать такую армаду, не имея ни связи, ни снарядов, ни патронов к винтовкам.
Вместо телефонов прибегли к старому, как и войны на земле, способу связи. Связными назначались самые выносливые солдаты, хорошие бегуны. На командный пункт то и дело прибывали вестовые, докладывая оперативную обстановку.
С особым нетерпением он ждал доклада от представителя шестнадцатого полка. В расположении этого подразделения завелся вражеский снайперок. Хваленая – и не напрасно! – цейсовская оптика, привинченная к немецкой винтовке образца 1898 года, позволяла прицельно попадать в противника с расстояния до двух тысяч метров. Причем, калибр патронов был 7,9 миллиметров, в магазин входило пять патронов, и снайпер в минуту мог производить до 12 выстрелов.
О создании своего подразделения метких стрелков, снайперов, Брусилов только мечтал: военная бюрократия была под стать гражданской. Маховик действия раскачивался нудно и долго и путь от рождения идеи до её реализации был не предсказуем и тернист. Даже военный министр Сухомлинов отмахнулся от его идеи: «Вы блестящий кавалерист, Алексей Алексеевич! Вот и совершенствуйте кавалерийскую атаку, а альпийских стрелков оставьте нашим пехотным стратегам».
Наконец-то прибыл вестовой шестнадцатого полка, прапорщик Хижняк.
– Постреливает? – выслушав доклад о потерях, спросил Брусилов.
Хижняк вздохнул, не по уставу протянул с сожалением:
– Вчера восьмого по счёту офицера, капитана Козлова уложил… Прямое попадание в височную кость… Если так дело и дальше пойдет, полк останется без управления, господин генерал.
– Кого сегодня? – хмуро поинтересовался Алексей Алексеевич.
– Штабс-капитана Лужина и поручика Беленького, царство им небесное.
Повисло напряженное молчание. Брусилов хотел было прикурить, но последняя папироса высыпалась. Хижняк это заметил. Энергично достал из кармана галифе золотой портсигар с монограммой на крышке, эффектно щелкнул замочком:
– Пожалуйста, ваше превосходительство!
Брусилов тонкими длинными пальцами пианиста вытащил длинную легкую папироску «Зефир», больше подходившую дымящим дамам, чем боевому генералу, скосил глаз на дорогую вещицу:
– Фамильный?
– Так точно! Отец подарил, когда я на фронт уходил. Талисман. Заговоренный к тому ж. От смерти спасет и от увечья. Домой вернуться очень хочется, ваше превосходительство.
– Откуда родом?
– Тут, рядом наша усадьба. Отец, инвалид, старый вояка, еще в русско-турецкой кампании участвовал. Две сестренки старшие, мама.
– Мама… – задумчиво протянул Брусилов. – Где, интересно, сейчас моя старушка?..
Словоохотливый молоденький прапорщик затарахтел, покрываясь румянцем от своей наглости:
– Никогда не думал, что наши позиции почти у родного дома проходить будут… Вот бы забежать к своим, хоть на минуточку, на секундочку…
– Что, прапорщик, – сказал Брусилов, – в гости хотите, на чаёк с вареньем? – Он наклонился над картой. – Так там же отчий дом?
Вася ткнул пальцем.
– Вот здесь, прямо на берегу Днестра.
– Мда, недалече…
Он затушил папиросу.
– В гости бы и я сходил, – улыбнулся Алексей Алексеевич. – Да сперва, голубчик, нужно попросить незваных гостей убраться восвояси. Не так ли?
– Так точно, ваше превосходительство. Выбьем! Ведь Галицкая земля – русская земля. Еще с конца 10 века в составе Киевской Руси была…
Командующий отошел от карты, задумчиво посмотрел на румяного Хижняка.
– Сначала снайперка обезвредьте, – опять нахмурился Брусилов. – Иначе он мне полк без управления оставит.
Генерал было опять углубился в изучение карты и расставленных на ней разноцветных флажков, но тут же выпрямился, оценивающе оглядел фигуру прапорщика. Его осенило: