Репликация. Книга вторая

– Правильно, – согласился Кир. – А теперь давайте посмотрим на ситуацию глазами человека, любой ценой пытающегося выжить. Вместо того, чтобы использовать камни по назначению и приумножить в отдаленном будущем свое состояние, вы наплевали на стоимость камней и научились точно попадать в цель и быстро свежевать туши, потому что алмазы режут лучше, чем каменные ножи, и стрелы с таким наконечником летят точнее. Вряд ли кто-то подумает, что вы сошли с ума, когда найдет вас живым и невредимым на острове. Никому и в голову не придет усомниться в правильности использования вами алмазов в качестве ножей и наконечников, если это спасло вам жизнь. Видите, все относительно: то, что в одной жизненной ситуации считается нормальным, в другой выглядит совершенно нелепым.

– Согласен, но, простите, так и не понял, при чем здесь философия.

– Да бог его знает, – спокойно ответил Кир. – Философы, мне кажется, примерно так же ищут ответы – сначала напустят тумана, как вы правильно заметили, а потом с умным видом долго и непонятно его разгоняют.

– Кир! – возмутился министр. – На что это похоже?

Среди собравшихся послышались сначала отдельные смешки, но уже через секунду общий хохот разнесся по берегу.

– Ну, ты даешь! – высказался Марк, с трудом переводя дыхание. – Поддержал, объяснил, все ответы нашел.

– Я, конечно, рад, что всем весело, – невозмутимо ответствовал Кир, – но почему вы смеетесь?

Серьезное выражение лица Кира вызвало новый взрыв смеха. Вэл утирал слезы, Нина подергивалась, уткнувшись ему в плечо, даже министр Кронс, поначалу обескураженный заявлением Кира, хохотал.

– Сенатор, у вашего сына потрясающее чувство юмора, – трясясь от смеха, провозгласил Махинда. – Даже если мы ничего сегодня больше о философии не узнаем, мы собрались не напрасно. Продлили себе жизнь на пару лет точно. Молодец, Кир!

– Моих заслуг здесь нет, – отрешенно произнес Кир. – Еще Аристотель признавал за слезами и смехом катарсические способности. «Шутить надо для того, чтобы совершать серьезные дела», – говорит он в своей «Поэтике», а в Коаленовском трактате[12 - Коаленовский трактат (лат. Tractatus coislinia-nus) – анонимная греческая рукопись X века на двух страницах. Сам текст указывает на более древнее происхождение, возможно, I век до н. э. В этом трактате неизвестный автор дает определение комедии и описывает ее структурные элементы. Концепция и терминология явно перекликаются с «Поэтикой» Аристотеля, вплоть до полных параллелизмов между двумя текстами. Весьма вероятно, что Коаленовский трактат является кратким конспектом утерянной второй части «Поэтики, сделанный одним из учеников Аристотеля или одним из его более поздних последователей.] анонимного автора минус первого века, который, уже доказано, является конспектом ее недостающей части, прямо заявляется, что «смех возникает или от словесного выражения, или по поводу вещей» и что через удовольствие и смех осуществляется очищение души от печали и пороков.

Махинда смотрел на Кира не моргая и не говоря ни слова. Никто уже не смеялся.

«Уложил на обе лопатки, – передал Вэл Нине. – Вот так крестничек! Надо спасать ситуацию. Кронс вряд ли знает, что делать».

– Простите мое занудство, – продолжил Кир. – Но мне кажется, поиск ответов на два первых вопроса нужно оставить философам. Они занимаются этим тысячи лет, вдруг они уже подошли к ответам так близко, что еще немного, и мы их узнаем. Не будем лишать возможности высокие умы увенчать себя победными лаврами. Хотя, сдается мне, этого все-таки никогда не случится, потому что, если ответы будут найдены, победа над вопросами станет пирровой, победив саму философию – она перестанет существовать из-за ненадобности. Поэтому, пусть ищут. В процессе поиска философия много чего интересного создала. А нам полезнее сосредоточиться на обсуждении третьего вопроса: «Как нам жить по-человечески в мире, который пока не понятно как устроен и создан для таких непонятных, как мы?»

«Ан, нет, – изумился Вэл. – Кир сам и справился».

«Вэл, его не в помощники надо, а в советники», – отозвалась Нина.

«Вероятно. Не зря же Топильцин…» – Вэл не успел вовремя оборвать передачу мысли и, испугавшись того, как Нина отреагирует, прислонился к ее виску и поцеловал.

«Топильцин? О чем ты?»

«Не знаю, дорогая. Сам не понимаю, что мне вдруг на ум пришло», – пытался отговориться Вэл, понимая, что выглядит неубедительно: Нина отстранилась от него и смотрела в упор, пытаясь проникнуть в его сознание. Но второй осечки Вэл допустить не мог и наглухо запечатал все входы мыслями о Нине и своих чувствах к ней.

«Хитрец, – заключила Нина. – Ладно. Прячься пока. Хотя это нечестно и некрасиво с твоей стороны».

«О чем ты?» – Вэл попытался изобразить недоумение.

«Хотя бы глупостью меня не обижай, Вэл. Мне достаточно осознавать, что ты мне не доверяешь. Я думала, мы ближе».

Вэл закрылся и ничего в ответ не передал. Рука Нины, лежавшая на его плече, спустилась, чтобы поправить локон, выбившийся из прически, и назад уже не возвратилась.

Вэл ощутил холодок, пробежавший по телу, ему сделалось так неуютно, одиноко и тоскливо, что хотелось крикнуть или убежать, но больше всего хотелось, чтобы жена приблизилась и обняла его. А Нина еще отодвинулась, сделав вид, что это вышло случайно, пока она поправляла подушку, лежавшую у нее за спиной. Вэл решил обнять ее сам, но, посмотрев на Нину, опустил поднятую руку и уставился перед собой ничего не видящим взглядом. Мысли увели его в прошлое, откуда, как из запертого на семь замков кощеевого подземелья, тянуло страхами и сомнениями. Вэл положил скрещенные руки на колени, согнулся, опершись на них, опустил голову.

Кир продолжал о чем-то говорить, но слова его для Вэла сейчас были только звуком, не имеющим смысла. Он улавливал смену голосов, но не понимал, о чем говорят Кир, Кронс, Махинда, сенатор, снова Кронс, снова сенатор, Махинда, еще Махинда, снова Кир…

Нина нервничала, но не показывала этого, чутко прислушиваясь к состоянию мужа, сердясь на него все меньше, переживая все больше. Она уже была готова сменить гнев на милость, но, когда Махинда призвал Вэла к ответу и тот, вставая, потянулся к ней, чтобы не давать повода другим заметить возникшее между ними напряжение, упрямо проигнорировала его порыв и сделала вид, что не поняла его. Вэл едва коснулся рукой ее руки, резко выпрямился и быстро вышел из беседки, и, подойдя к столу Махинды, сел рядом с королем.

– Вы что-то сказали, Ваше Величество? – пытаясь казаться обычно спокойным и даже довольным, спросил Вэл.

– Я много чего сказал, – глядя на друга пытливым взглядом, заметил Махинда. – А ты пока еще ничего.

– Я слушаю все, что вы говорите. Немного отвлекся, правда, в последние минут десять, но, если мое участие в обсуждении необходимо, готов подключиться. Так, о чем сейчас спор?

Махинда не понимал, шутит Вэл или нет, поскольку разговор последних десяти минут вращался вокруг необходимости его возвращения к управлению государством. Мнения собравшихся по этому поводу совпадали – Вэл должен вернуться любой ценой и как можно скорее, спорили в основном о цене и способах возвращения. Кир – единственный, кто оставил вопрос без однозначного ответа, заявив, что решение возвращаться или нет все-таки принимать не им, чем вызвал шквал возмущений в свой адрес.

Сенатор Мэнси прямо высказался, что сын еще мал делать подобные заявления, но министр Кронс не поддержал его, обратив внимание на умение Кира зрить в корень и отделять главное от второстепенного. С министром согласился Махинда, впечатленный и очарованный способностью младшего Мэнси держать удар, сенатор продолжал стоять на своем. Неожиданно в разговор вмешалась Амели и встала на сторону сына, заявив, что властитель здесь и стоит спросить у него, что он сам обо всем этом думает. Заметив отсутствующий взгляд Вэла, сенатор не решился побеспокоить его сразу и продолжил прения, уводя их в другую сторону, пытаясь вернуть внимание собравшихся к общефилософским вопросам, и ему на какое-то время даже удалось увлечь всех размышлениями на этические темы, но сработал эффект регрессии к среднему[13 - Эффект регрессии к среднему – (англ. regression towards the mean) – разновидность поведенческих нестандартных убеждений, согласно которой измерения случайной величины, находящиеся до и после экстремумов, неизменно стремятся к среднему значению всей выборки.] – упоминание понятия «долга» оживило спор вокруг надо или не надо Вэлу возвращаться на службу. Те, кто убежденно отстаивал, что надо, сейчас высказывались осторожнее, признавая за Вэлом право решать самому, а Кир, напротив, согласился, что долг существует и его исполнение не всегда зависит от желания человека.

Так или иначе, но прежде чем Вэл оказался за столиком Махинды, все сошлись во мнении, что необходимо прямо сейчас получить от него конкретный ответ.

– Господин Вэл, – решился сенатор. – Что вы нам скажете?

– О чем, Роберт? – Вэл смотрел непонимающим взглядом.

– Ну, как же? – оторопел сенатор. – Мы обсуждали ваше возвращение на пост главного управляющего… Разве вы не слышали?

– Нет, если честно, – Вэл не стал притворяться, что в курсе разговора. – Интересно, как обсуждение вопросов бытия привело вас к этой теме? – попытался он отшутиться, но по выражению глаз сенатора понял, что шутки у собравшихся сейчас не в почете.

– Элементарно. Это самый важный вопрос нашего бытия.

– Боюсь, мы его решить не сможем, – произнес Вэл подавленным голосом. – Во-первых, не обладаем должными полномочиями, во-вторых, ситуация за время моего отсутствия изменилась кардинально и внутри системы управления и в моем понимании. Насколько мне известно, выборы нового управляющего назначены на восьмое августа – через четыре недели, кандидаты определены, выбирайте достойного и все будет хорошо.

Все сидели молча, стараясь не смотреть на него. Даже Махинда отвернулся, делая вид, что разглядывает что-то на дальнем берегу.

– Но ведь вы назначили сенату испытательный срок, который истекает через несколько дней! – громко выкрикнул Марк, поднимаясь с места. – Я помню, что вы совершенно однозначно объявили тогда в совете, если сенат не исправит положение дел, вы заявите свою кандидатуру на выборах! Что же сейчас? Вы не сдержите слово?

Взгляды всех обратились на Вэла в ожидании, что он ответит Марку. Нина съежилась на качели, внимательно ловя каждое слово.

«Помоги мне, – обратился Вэл к жене, очень нуждаясь сейчас в ее помощи. – Помоги, пожалуйста».

– Господин Вэл всегда держит слово, – голос Эвелин, так неожиданно нарушивший тишину, вернул Вэла к реальности, поставив в еще более затруднительное положение. Обходных путей больше не было – нужно было давать конкретный ответ.

«Помогла», – передал Вэл Нине, не сомневаясь, что это она подтолкнула Эвелин высказаться.

«Как могу», – отозвалась Нина, а по ее расслабляющейся позе Вэл прочитал нежелание напрягать отношения дальше и улыбнулся, глядя на жену.

– Значит, господин Вэл сдержит слово и на этот раз, – не успокаивалась Эвелин. – А мы должны ему в этом помочь, – добавила она, ища взглядом поддержки у Марка и сенатора Мэнси.

– Что же вы молчите? – присоединился Марк.

– Эвелин, – произнес Вэл уставшим голосом, в котором не слышалось особого желания обсуждать эту тему. – Я, действительно, пригрозил сенаторам своим участием в выборах, если они не изменят реакционную политику по отношению к реформам. Но я тогда поступил недальновидно, идя на поводу эмоций, не найдя в себе сил смотреть на эти безобразия. В результате сегодня мы оказались перед фактом… Я теперь не могу сдержать слово – Сенат готовит закон, запрещающий баллотироваться дважды на высший статус. И им ничто не помешает принять его до пятнадцатого июля. А после этого срока выдвинуться в качестве кандидата невозможно. Сегодня уже девятое. Так что, слово словом, но есть еще объективные обстоятельства, которые не позволяют мне и дальше считаться человеком слова.

– Объективные обстоятельства? – возмутился Махинда. – Да что за обстоятельства? Какова в Небесах процедура принятия законопроектов?

– Для вступления в силу такого закона необходим кворум две трети голосов, – ответил сенатор Мэнси.

– Только сенаторы участвуют? – поинтересовался Махинда. – Или весь расширенный Совет?