– Нет, ядрёна вошь, ленточкой обернёшь свой корабль и подаришь сопливым англикашкам, когда те пистолет к твоей башке приставят, – шипящим от возмущения голосом в сердцах произнёс второй спорщик.
Заметив обращённые на себя насмешливые взгляды, оба спорщика замолчали.
Владимир Алексеевич поднял обе руки вверх:
– Тихо, тихо, господа. Какие будут предложения? Прошу высказаться.
Наступила тишина. Как по команде, взгляды большинства офицеров устремились на Нахимова.
– Как считаете, Павел Степанович? – совсем тихим, несколько упавшим голосом, но с надеждой на поддержку произнёс Корнилов. После чего он сурово сжал губы и застыл в ожидании ответа.
Будучи ещё в Николаеве, где раньше находилось управление флота, когда бы по делам службы Корнилов ни приезжал в Севастополь, он всегда останавливался у своего старшего по службе товарища – Павла Нахимова. И за бутылкой марсалы они могли проговорить о флоте всю ночь: никто лучше Нахимова не знал флот. Кроме того, Корнилов видел, что из всех многочисленных адмиралов один только Павел Степанович без всякой зависти относится к его блестящей карьере.
Нахимов не спеша встал, повернулся лицом к офицерам:
– Я так скажу, господа. На рейд мы вражеские корабли не пустим-с. Да-с… Займёт ли неприятель Северную или обойдёт город южнее… – ещё вопрос. Выйти всем флотом в море? Тоже весьма рискованно.
Нахимов сделал короткую паузу.
– Так вы что, не согласны с моим предложением? – обиженно спросил Корнилов.
Нахимов развернулся в его сторону:
– Не я, Владимир Алексеевич, совсем не я, а климат наш, Богом данный. Сами судите: коль будет штиль и стихнет ветер аль в море уже, аль ещё при выходе из бухты… И сие очень даже возможно в это время года… Что делать-то будем?.. А у них, союзников, почти девяносто вымпелов, из коих пять десятков пароходов и большинство даже не колёсных, а винтовых… Им ветер непотребен. А что у нас?.. С большим натягом наберём вместе со старыми кораблями, транспортниками и прочей мелюзгой половину от неприятельского флота и всего с десяток пароходов на ходу, да и те колёсные… Мы попадём в жалкое положение.
– И наши парусники прямо на выходе превратятся в мишени. Но как гореть будут!.. – раздался чей-то насмешливый голос.
Его тут же злобно оборвали:
– Типун тебе на язык, умник!
– Вот-вот! Мишени… И экипажи загубим, – согласился Павел Степанович. – Нужен ли ответ теперь, Владимир Алексеевич? – устало закончил Нахимов и тяжело уселся на своё место.
– Пожалуй, я с вами, Павел Степанович, соглашусь, – тихо, почти на ухо, произнёс сидевший рядом начальник Севастопольского порта и военный губернатор, семидесятилетний вице-адмирал Михаил Станюкович. А затем, повернувшись к присутствующим, громко добавил:
– Этак мы, господа, потеряем не только корабли, но и людей, и пушки. А знаете, поди, что защитников города маловато. Потеря флота в нашем положении – непозволительная роскошь. Да-с…
Его выцветшие от старости подслеповатые глаза как-то виновато посмотрели на Корнилова. Встретившись с ним взглядом, бывший флотоводец развёл руками и, словно оправдываясь, произнёс:
– Да-с, Владимир Алексеевич. Теперь я только хранитель казённого добра в порту и в городе, вверенном мне.
И старик-адмирал, несколько смущаясь от того, что не поддержал Корнилова, достал из кармана алмазную табакерку и большой платок.
Табакерку он получил совсем недавно от государя по случаю долговременной и полезной службы, и теперь, не скрывая гордости, на людях часто доставал её, затем, прочихавшись, медленно прятал и тут же доставал опять: смотрите, мол. Но сейчас, покрутив государев подарок в руках, открывать табакерку не стал, а, вздохнув от огорчения, засунул вместе с платком обратно в карман.
– Ваше право высказать своё мнение, Михаил Николаевич, – не скрывая недовольства, ответил Станюковичу Корнилов.
В надежде получить поддержку, Корнилов обратился к сидящему во втором ряду контр-адмиралу Метлину:
– Николай Фёдорович, хотелось бы услышать и ваше мнение по сути моего предложения. Извольте высказаться.
Обер-интендант флота пятидесятилетний адмирал нехотя встал:
– Я, ваше превосходительство, в сомнениях. Велика опасность – это очевидно. Сил гарнизона не вполне достаточно для защиты города с суши – тоже факт. Мало того, господа, нельзя не сказать о недостаточном и неправильном снабжении боеприпасами и продуктами. Молчу уже о лекарствах.
Конечно, думаю, уверен даже: помощь к нам идёт, да при наших-то расстояниях… А потому ещё лишиться и флота… Сие поставит нас в безвыходное положение, – Метлин помолчал, затем добавил: – Боеприпасов в арсенале маловато, ваше превосходительство. Совсем не лишними будут корабельные запасы, молчу уже об экипажах. Вот и получается…
Метлин опять замолчал. Оглядев присутствующих, вздохнул, а затем, видимо, не придумав ничего радикального, произнёс:
– Тут думать надо и крепко. Поди, для того вы нас и собрали, ваше превосходительство.
Обер-интендант сел. Наступила тишина.
Наконец раздался голос одного из присутствующих капитана 1 ранга командира линейного корабля «Селафаил» Зорина:
– Разрешите, ваше превосходительство, высказать своё мнение.
Корнилов кивнул.
– Враг у нашего порога, господа, – продолжил Зорин. – И это факт! Не дано нам времени говорить длинных речей. А потому хочу довести до вас мнение офицеров моего корабля. Видит Бог, мы все не прочь вместе с другими выйти в море, принять неравный бой и искать счастья или славной смерти. Но будет ли польза от того? Ну потопим мы часть кораблей противника, да ведь и сами погибнем. Как оставить Севастополь без флота Черноморского? Никак не можно того, господа. Как нам кажется, есть другой, лучший способ отдать свои жизни, отстаивая Севастополь.
В гостиной установилась тишина.
Зорин оглядел офицеров, с явным интересом разглядывающих своего коллегу. Одни глядели на него с удивлением: этикет нарушил, ещё не все адмиралы высказались, другие – с интересом, третьи – с ухмылкой на губах. Зорина это не смутило. И он, тщательно подбирая слова, произнёс:
– Страшно, господа офицеры, произносить это, но… нужно, – Зорин глубоко вздохнул и произнёс: – Дабы исключить прорыв вражеских кораблей на рейд Севастопольской бухты, необходимо, господа, заградить рейд потоплением нескольких наших кораблей, а самим выйти на берег и защищать с оружием в руках Севастополь до последней капли крови. Вот… Так я думаю, господа!
После этих слов все замерли. Каждый мысленно представил страшную для моряков картину.
Первым нарушил тишину командир корабля «Три Святителя» Куртов:
– Затопить корабли?!.. Это что, шутка? А вы, господа командиры, не забыли, что Черноморский флот есть постоянная угроза кораблям неприятеля? Пока есть флот, враг не сунется. Не станет флота – в бухту прорвутся корабли союзников.
– А форты?.. – возразил кто-то.
– Не уверен я в них, – резко парировал Куртов.
Не проронивший до сих пор ни слова контр-адмирал Новосильский негромко, больше для себя, произнёс:
– Вот удивится противник, завидев подобное!.. Мы, господа, навсегда опозоримся в его глазах. И население Севастополя, и моряки, и гарнизон – все будут подавлены, коль мы сами затопим свои корабли. Однако должен признать, что разумное зерно в словах командира «Селафаил» есть.
– Помилуйте, господа! – закричал командир «Императрицы Марии». – Затопление вовсе лишит флот даже второстепенного влияния на ход обороны города. Как же так, господа, Севастополь и без флота?! Нельзя того допустить, господа. Никак нельзя.
Ему тут же возразил капитан 1 ранга Пётр Кислинский, выкрикнув с места:
– А я, господа, как ни печально сие предложение Зорина, вполне с ним согласен. Поди, флот вражеский не оставит без внимания Ялту, Форос, Алушту и прочие населённые пункты побережья… Куда флот отведём?
Сидевшие впереди Кислинского адмиралы Новосильский, Панфилов и Истомин одобрительно закивали головами. Истомин даже привстал, намереваясь, видимо, что-то сказать, но Новосильский его остановил.