Ошибка императора. Война

Однако угроза нападения противника к концу сентября усиливалась с каждым днём. Женщины Севастополя, догадываясь, что будет с ними после захвата союзниками города, ещё не зная о смерти маршала Сент-Арно, написали ему письмо с просьбой вывезти их на французском корабле в Одессу. По известным причинам ответа они не получили.

22 сентября эскадра союзников в десять вымпелов захватила Ялту и окрестности. Начался отвратительный грабёж захваченных территорий. Жители стали спешно покидать свои дома. В сторону Симферополя потекли обозы, по пути смешиваясь с покидавшими Гурзуф и Алушту местными жителями. И уже каждый человек, хоть немного смыслящий в военном деле, видел, что главная бомбардировка, штурм Севастополя, вот-вот начнётся.

А потом наступил страшный октябрь. Позже эта дата войдёт в историю ещё одним печальным событием.

Октябрь 1854 года

В ожидании неизбежной бомбардировки и штурма в конце сентября и особенно в первые дни следующего месяца некоторые жители Севастополя тоже стали покидать город. Купцы запирали лавки, отдавая часть товара, который не могли вывезти, в пользу армии. Горожане приносили в военные лагеря хозяйственную утварь и различные пожитки. Дворы морских и сухопутных ведомств были завалены всяким добром. Многие писари и даже простые солдатики порядком поживились при этом. Офицерские денщики ели конфеты и угощали ими женщин-строителей знаменитой Девичьей батареи, что располагалась на четвёртом бастионе, а порой приносили и своим господам, говоря: «Кушайте, вашбродие, тут энтого добра таперича валяется столько, что и девать некуды».

Раннее утро в Севастополе начиналось как обычно. Стоявшая до того ясная погода сегодня, 5 октября, ухудшилась. Город окутал туман. Стояла непривычная тишина, плотный ватный воздух гасил звуки.

Утренний перезвон склянок на кораблях затих, ночной бриз сменил направление, и морской ветерок, смешанный с запахом дыма, клубившегося из труб домов и от не успевших остыть ночных костров, заполнил улицы и переулки города.

Во дворах неказистых домов, окружавших Малахов курган и предместья, не сильно напрягаясь, отгавкали дворовые собаки, прокукарекали своё петухи. Замолчали даже вечно голодные собаки из самых трущоб Корабельной слободки.

На улицы вышли ещё сонные жители. Зевая, не реагируя на ленивые окрики унтеров, согнувшись под тяжестью ружей и ранцев, нестройными шеренгами зашагали солдаты. Провожаемые денщиками, из подъездов домов и разных там халупок-мазанок, торопясь на службу, повыскакивали офицеры.

В доках, адмиралтействе и понатыканных, на первый взгляд, в беспорядке разных портовых мастерских раздались грохот молотков и лязг пил.

Город проснулся, пришёл в движение.

Корнилов проснулся рано. Судя по отсутствию звуков шаркающих ног и скрипа половиц, слуга ещё спал. Владимир Алексеевич нехотя встал, накинул тёплый халат, зябко поёжился и, зевая, прямо из спальни прошёл в кабинет. Перед письменным столом, прогоняя сон, он сделал несколько резких взмахов руками, опять зевнул и сел за стол в кресло. На столе лежало начатое ещё вчера донесение светлейшему князю Меншикову.

По привычке адмирал придвинул поближе к себе канделябр со свечами, но зажигать передумал – света из окна хватало. Ещё раз зевнул: уж очень хотелось спать. Из открытой форточки потянуло прохладным воздухом, смешанным с дымком то ли от догоравших ночных костров с соседней улицы, то ли из трубы соседнего дома. Владимир Алексеевич громко и с удовольствием чихнул.

Хоть и медленно, но день вступал в свои права. Светало. Серость бледного дневного света усиливал садящийся на землю кратковременный туман. И тишина… С улицы – ни звука.

Но вот за дверью послышались скрип половиц и позвякивание посуды.

– Проснулся… Что за слуги?.. Спят дольше хозяев, – пробормотал адмирал.

Поёжившись, он приподнялся и захлопнул форточку. После чего взял перо, открыл чернильницу и поначалу нехотя, затем всё быстрее стал дописывать донесение. Писал бегло, размашисто, но аккуратно. Закончив, пробежал глазами первую часть донесения, в которой он докладывал главнокомандующему, что к началу октября возведены или продолжают строиться семь бастионов с двумя десятками батарей, что вместе со снятыми с затопленных кораблей пушками вооружение сухопутной обороны доведено до трёх с половиной сотен стволов. И что душа всего великого строительства укреплений – неугомонный инженер-полковник Тотлебен, коего надо бы отметить на высочайшем уровне.

А ещё Корнилов отмечал крайне низкую ответственность интендантской и прочих служб. И в качестве свежего примера приводил такие доводы: «Не можем сладить, ваша светлость, с мортирами, кои поставили вчера на четвёртом бастионе, в которые не лезут бомбы, равно как и бомбовые трёхпудовые орудия не выдерживают пальбы. Недавно поставили таковую на шестом бастионе, как тут же отскочил винград[91 - Выступающая часть (прилив) на казне гладкоствольных и нарезных артиллерийских орудий, заряжавшихся с дула.]… А ещё казаки просят сапог. Я решил им выдать, однако они все претендуют, чтоб им не выдавали сапоги за две трети их жалованья…»

Раздался стук в дверь, в приоткрытую щель показалась голова слуги:

– Ваше превосходительство! Самовар готов. Изволите завтракать?» – и, посопев носом и пару раз шмыгнув, слуга просящим голосом проговорил: – Побереглись бы, Владимир Алексеевич. Кажон день спозаранку, чуть свет ужо на ногах. Пошто так можно?

Корнилов улыбнулся:

– Поди, и тебя замучил, чуть свет вставать-то… Тьфу… Сбил ты меня. Однако, кажись, спас ты сейчас как минимум пару воров-интендантов. Начал было писать светлейшему князю об их делишках… Ладно, пока так отправлю. Давай мундир, одеваться буду.

Уже к шести часам у подъезда дома стояла оседланная лошадь. Корнилов вместе с флаг-офицером в чине капитан-лейтенанта Жандром и двумя казаками выехал осматривать укрепления четвёртого бастиона[92 - Укрепление пятиугольной формы.], который защищал центральную часть города и располагался всего в верстах трёх-четырёх от дома. Там, по его расчётам, должен находиться полковник Тотлебен.

Сидеть верхом на коне в последнее время Корнилов уже привык. Его перестало смущать, что брюки его задирались к коленям, что тело всё время подпрыгивало в такт скачки, а ноги от необходимости сжимать круп коня быстро уставали. Но адмирал терпел, сносил эти неудобства как неизбежные атрибуты верховой езды.

«Всё лучше, чем трястись на бричке, – успокаивал он себя, с удовлетворением глядя на своего флаг-офицера, тоже не привыкшего к подобному виду передвижения. – Чего не скажешь о казаках. Сидят, как вкопанные, в сёдлах. В душе, видимо, посмеиваются над нами, флотскими».

Туман почти рассеялся, день предвещал быть тихим и спокойным. Проехав лёгким шагом Екатерининскую улицу, Корнилов выехал на перекрёсток с улицей Морской, где располагалась Театральная[93 - Площадь адмирала Ушакова (совр.).] (бывшая Фонтанная) площадь. Слева возвышались водозаборная башня и красивое каменное двухэтажное здание театра с четырьмя колоннами на фасаде. В центре площади – рынок, за ним начиналась Бульварная высота, на склоне которой велось строительство четвёртого бастиона. Немного левее виднелись костры лагеря одного из полков гарнизона.

Постёгивая уздечкой своих коней, адмирал и флаг-офицер стали медленно подниматься по крутому склону. За ними, соблюдая дистанцию, следовали казаки. До цели оставалось ещё около вёрсты, когда Жандр произнёс:

– Всё хочу узнать, ваше превосходительство, откуда взялось название Малахов курган?

Корнилов вопросу не удивился:

– Точно не помню, капитан. Где-то, кажется, в 1827 году на Корабельной стороне вблизи кургана поселился переведённый из Херсона капитан Михаил Малахов. На самом кургане квартировала рота одного из экипажей, которой он и командовал. А на северном склоне кургана были пещеры, оставшиеся от каменоломен, в которых жили семьи совсем бедных матросов, не имевших средств даже на нехитрую хатёнку под крышей. Так вот, этот Малахов и его солдаты, как могли, помогали этим бедолагам. Позже это место так и назвали Малаховым курганом.

Вскоре показался один из брустверов четвёртого бастиона. В проём одного из порталов, впрягшись в лямки, солдаты затаскивали тяжёлую пушку. Руководил этой операцией, направляя орудие строго по центру, сам Тотлебен. Чтобы не мешать, Корнилов спешился. Осмотрелся.

На территории бастиона трудились женщины. При виде Корнилова с их стороны донеслись смех и возгласы:

– А адмирал-то наш, девки, статный, хорошенький. Одно плохо в нём – женатый!

Послышался смех. Жандр усмехнулся:

– Известный контингент, ваше превосходительство. Проститутки… Живут за Театральной площадью. Понимают, что их притоны первыми попадут под вражеский обстрел. Добровольно помогают.

Корнилов промолчал.

Закончив установку орудия, полковник Тотлебен подошёл к адмиралу.

Осмотр укреплений произвёл на адмирала хорошее впечатление, чем не преминул воспользоваться Тотлебен. Он тут же пожаловался Корнилову:

– Земли для насыпей не хватает. А какой у нас грунт, сами знаете. Кирки колотят о камни. Издалека таскаем землю в мешках. Мучаемся… Лопат и кирок, ваше превосходительство, не хватает.

– Как так?! Судя по тем суммам, что отпускались на закупку шанцевого инструмента, его в переизбытке должно быть.

– Да разве только это… Порой и кормить-то нечем моих землекопов. Куда всё девается?.. Воруют, поди, Владимир Алексеевич.

Корнилов опять промолчал, лишь гневно глянул куда-то в сторону.

И чтобы уж совсем не расстраивать своего начальника, тут же не без тени некоторого хвастовства Тотлебен доложил о храбрости своих рабочих и солдат:

– Они, ваше превосходительство, не бросали работу и во время пальбы со стороны неприятеля. Ничего не боятся, черти…

– Вы, Эдуард Иванович, не шибко это приветствуйте. Беречься надо. И сами на рожон не лезьте. А служивым и землекопам передайте мою благодарность. А по поводу воровства… Не впервой слышу… А лопаты будут, непременно…

– За ними уже ушёл обоз в Одессу. Поди, вскоре прибудет, – вставил флаг-офицер.

На том осмотр укреплений второго бастиона и закончился.

– На пятый! – бросил Корнилов Жандру и казакам, взмахнув рукой на западную сторону города.

Расстегнув воротник мундира, Корнилов снял фуражку, не спеша протер платком пот внутри и, слегка хлопнув рукой своего коня по загривку, произнёс:

– В путь…