Ошибка императора. Война

Молчание затягивалось до неприличия.

Но вот Сент-Арно подозвал к себе генерала Канробера и стал о чём-то с ним шептаться. Наконец, кивнув, маршал отпустил генерала. Канробер встал на своё место.

– Господа! Ровным, тихим и совершенно без эмоций голосом произнёс маршал. – Конечно, наш самый близкий путь – Северная сторона, куда, подавив огонь береговых укреплений, весьма удобно могли бы зайти наши корабли, не будь фарватер бухты перекрыт затопленными кораблями русских.

– Варвары… Топить корабли собственными руками! – раздался возмущённый голос генерала Уильяма Манро.

– Но, – не обращая внимания на реплику, – принимая во внимание рассказы местных жителей, что эта часть Севастополя хоть как-то защищена и вдоль всей бухты вплоть до… как его?.. – маршал кинул взгляд на генерала Канробера.

– Инкермана, господин маршал, – подсказал генерал.

– Вот-вот! Стоят корабли русских с их пушками… – маршал сделал паузу и продолжил: – И я хочу спросить вас, господа, а надо ли нам двигаться на эту Северную? Мы и так в Варне пережили массовую эпидемию холеры, похоронив в Болгарии тысячи своих солдат. Молчу уже о потерях в сражении на Альме.

– А пожар в Варне, сэр! Склады выгорели полностью… – вставил Реглан.

Сент-Арно кивнул и закончил своё выступление словами: «При штурме Северной стороны губительный огонь русских кораблей нанесёт нам непоправимый урон. Того нельзя допустить…»

От такой длинной речи лоб маршала покрылся потом, голос совсем сел, и он зашёлся кашлем. Отдышавшись, Сент-Арно махнул рукой в сторону генерала Боске.

Боске подошёл к карте. Немного подумав, он обвёл пальцем южную часть Севастополя, затем его палец ткнул в пригород Севастополя, Балаклаву, после чего переместился в западную часть города, показав на Камышовую бухту.

Убедившись, что указанные им цели на карте увидели все, он уверенным голосом произнёс:

– Повторюсь, господа! Внутренний рейд бухты перекрыт затопленными кораблями, что исключает возможность захода наших кораблей и штурма Северной стороны и с моря, и с суши. А потому мы можем рассчитывать только на сухопутные силы. И, как сказал наш командующий, русские корабельные пушки не дадут нам без огромных потерь захватить Северную сторону. И ещё, господа! Татары-проводники уверяют, что город с южной стороны совершенно не защищен.

…Забегая вперёд, надо сказать, что, обогнув город со стороны Инкермана, союзники увидели, что линия укрепления существует, что она снабжена орудиями и живой силой. От досады командующий французскими войсками приказал повесить татар, хотя они и не были виноваты: они не знали, что было сделано для защиты города Корниловым всего за несколько дней…

– Господа, – подал голос Реглан. – Я совсем недавно беседовал с генералом Бэргойном, который на сей момент отсутствует по уважительной причине. Так вот, он тоже дал совет воздержаться от нападения на Северную сторону, а двинуться к Южной стороне Севастополя.

– Я согласен с сэром Бэргойном, – произнёс Боске. – Надо обойти город, занять Балаклаву и высадиться в Камышовой бухте. Затем уже штурмовать город.

В это время в палатку вошёл английский офицер. Он быстрым шагом подошёл к Реглану и что-то стал шептать ему на ухо. Выслушав, Реглан произнёс:

– Господа, мне только что сообщили важную новость. Со слов перебежчиков, русская армия вышла из города и остановилась в пригороде Севастополя. Что-то, видимо, задумал князь Меншиков. И что это меняет в наших планах?

Реглан вопросительно посмотрел на Сент-Арно. Маршал промолчал. Зато генерал Боске заявил:

– Тем более, господа, надо согласиться с моим и генералом Бэргойном предложением.

– Сударь, штурм города с южной стороны потребует осадной артиллерии, а она находится на борту наших кораблей, – произнёс генерал-лейтенант сэр Джордж Браун. – Где же им выгрузиться в таком случае?

– И выгрузить орудия надо как можно ближе к городу, – добавил один из присутствующих.

– А коль пойдём в обход, – неожиданно заговорил до того молчавший командующий турецкими войсками Омер-паша, – как мы по пути к Балаклаве перетащим пушки через эти чёртовы овраги?

Мнение турка, как правило, никого не интересовало, но на этот раз Сент-Арно не ушёл от ответа. Неприязненно взглянув на турецкого пашу, он произнёс:

– Не это главное, Омер-паша! Мы видели, как, командуя правым флангом на Альме, генерал Боске провёл блестящую фланговую атаку. Он смог вовремя переправить свои пушки через глубокие овраги. А потому я тоже согласен с поступившим предложением. Наши корабли смогут спокойно разгрузиться в названных Боске бухтах.

– А потом перетащить осадную артиллерию ближе к городу. А то, что русские покинули город, нам даже на руку – легче будет захватить Севастополь с юга, – опять вставил турецкий командующий.

Реглан, не удостоив турка ответом, повернулся в сторону маршала и торопливо произнёс:

– Думаю, сэр, вы правы. Не след идти на пушки неприятеля. Будем обходить город и двигаться на Балаклаву, – желая закрыть совет, он посмотрел в сторону маршала.

Сент-Арно с тяжёлым вздохом произнёс:

– Храбрость русских войск даже при недостаточности укреплений может явиться серьезным для нас препятствием, и мы все об этом знаем.

Он непроизвольно посмотрел на пустой рукав Реглана. Тот хмыкнул и сделал вид, что не заметил бестактный взгляд француза.

– Но теперь другие времена: мы сильнее русских и военной силой, и духом! И скоро, судари, – продолжил маршал, – на стенах Севастополя мы будем приветствовать три союзных знамени нашим национальным «Да здравствует император!»

Кто-то из французских генералов робко захлопал, но присутствующие его не поддержали. Более того, офицеры её величества королевы Виктории демонстративно скривились.

На этом военный совет закончился.

…Ввиду ухудшающегося здоровья маршал Сент-Арно вскоре сдал командование французскими войсками генералу Канроберу. Сам же, погрузившись на один из кораблей, покинул Севастополь. На переходе в Константинополь в конце сентября он умер.

Итак, союзники сделали ошибку, но жребий был брошен: английские, французские, турецкие батальоны, эскадроны, батареи бесконечной лентой потянулись от лежавшей перед ними почти беззащитной Северной стороны на юг. Ведя мелкие стычки с русскими отрядами, они подошли к Балаклаве, сломив героическое сопротивление горстки солдат греческого пехотного батальона, оборонявшегося в развалинах генуэзской крепости.

Англичане и турки заняли Балаклаву, деревни Кадык-Кой и Камары и вообще всю окрестность Балаклавы; французы 18 сентября вышли к западу от Южной стороны Севастополя, где расположились лагерем у хутора Панютин вплоть до верховья Камышовой и Стрелецкой бухт.

В тот же день английский флагманский корабль «Агамемнон» и другие транспортные суда вошли в Балаклавскую бухту, которая традиционно считалась непригодной для стоянки больших судов. Англичане тут же обследовали бухту, сделали промеры, и суда, встав на отведенные им места, бросили якоря. Над Балаклавой взвился флаг Великобритании.

Балаклавская и Камышовая бухты стали отныне базами снабжения, соответственно, англичан с турками и французов.

После вековой привычной тишины, прерываемой шумом волн, скрипом уключин, призывными криками продавцов рыбы на деревянных причалах, Балаклава стала местом шумным и суетливым.

Началась оборона Севастополя.

А наши войска к середине сентября вошли в Севастополь, но через короткое время по приказу князя Меншикова неожиданно вышли из него и разбили лагерь в районе Бельбека. Сам Меншиков обосновался в городе.

Когда ему доложили о заходе английских кораблей в бухту Балаклавы, он не поверил, пока не выслушал рассказ старого грека о подробностях взятия Балаклавы.

Балаклавский порт, который в тогдашних учебниках географии был обозначен чуть ли не лужей и служил пристанищем мелких судёнышек греческих рыбаков и купеческих ботов, вдруг оказался пригодным для трехдечных кораблей. И всего-то надо было кое-где расчистить дно фарватера, чтобы бухта Балаклавы приобрела вид военного порта.

Выявляя места дислокации русских батарей, в течение сентября враг делал одиночные обстрелы. Экономя боеприпасы, защитники отвечали редким огнём. Эта перестрелка то замирала, то возобновлялись.

Кипучая деятельность Эдуарда Тотлебена и его рабочих, всё чаще работавших под неприятельским огнём, приносила свои плоды: насыпались брустверы, щетинились орудиями бастионы, рылись длинные траншеи сообщений.

Не сидели сложа руки и союзники: напротив редутов защитников по ночам они строили свои укрепления. А утром, как правило, начиналась короткая перестрелка: пушки русских бастионов разбивали построенное союзниками, союзники крушили бастионы защитников. И к вечеру работы по строительству с обеих сторон возобновлялись.

Усиливалась неутомимая деятельность в деле обороны Нахимова. Они с Корниловым соперничали, выказывая неслыханную отвагу (хотя этим в Севастополе было трудно удивить), а также проявляли быструю находчивость и распорядительность. Глядя на своих руководителей, бесстрашно стоявших у брустверов под градом летевших мимо них пуль, офицеры и матросы с гордостью говорили: «Заговоренные». Но каждый раз просили адмиралов поберечься. Оба руководителя уже стали привыкать к этому беспокойству подчиненных и не отвечали, продолжая часами внимательно, не пропуская деталей, разглядывать в подзорные трубы позиции врага. Корнилов произнёс:

– Молю Бога, Павел Степанович, чтобы штурм не начался. Ах, как его не хочется. Жаль, что союзники не подождали годика три, тогда бы мы не так их встретили… Три винтовых линейных корабля заложены… Опоздали, конечно, с постройкой, но… – Корнилов от досады вздохнул и, обшаривая подзорной трубой позиции неприятеля, добавил: – Успеть бы закончить укрепления…

– Тотлебен не знает продыху, днём и ночью роет и роет траншеи, строит бастионы, – ответил Нахимов. – Когда спит, не ведаю. Не зря Святого Георгия IV степени удостоен. По усердию и чин очередной, инженер-полковника, получил.