Ошибка императора. Война

Слово взял вице-адмирал Берг. Шум в зале несколько стих.

В свои почти восемьдесят лет Мориц Борисович как самый старший по возрасту на этом собрании решил не вставать. Он даже не стал оборачиваться, а, вытянув вперёд застывшие от долгого сидения подверженные приступам подагры ноги, глядя на Корнилова, философски изрёк:

– Я, Владимир Алексеевич, так думаю. Ваше предложение сражаться на море… сия традиция достойна уважения. А позвольте полюбопытствовать: ну затопим мы с десяток кораблей противника, потеряв часть своих… Прав Кислинский. Прорвём блокаду, а дальше что?.. Вход в бухту будет открыт для врага… Куда идти оставшимся? Севастополь – единственная в Крыму база. Керчь и прочие не в счёт – малы. Да и вряд ли враг эти порты не займёт к тому времени. А там и осень, и зима на носу: ураганы и без усилий союзников затопят остатки флота…

За спиной Берга раздался голос:

– Однако, господин адмирал, наш флот, пусть и меньший, но Ушаков на море, а Суворов на суше и не таким количеством побеждали. Не пример ли для нас Синоп? Павел Степанович, скажите…

Берг не стал вступать в полемику и, не оборачиваясь, спокойно продолжил:

– Прав его превосходительство Нахимов Павел Степанович и в отношении возможного безветрия. Негоже полагаться на погоду. Но вот что, судари мои, интересно, и контр-адмирал Метлин Николай Фёдорович тоже мысль разумную высказал: а что как не успеет в должном объёме подоспеть к нам помощь с материка? А враг – вот он, прямо перед нами. Однако, – тут старый адмирал повернулся и глянул в сторону капитана 1 ранга Зорина, – прав и командир «Селафаила». Коль так случится и враг войдёт в Севастополь, что будет с Черноморским флотом? Достанется флот врагу, аль спешно жечь будем? А потому все предложения, оглашённые здесь, справедливы. Разумею я, что вам, Владимир Алексеевич, потребно сии предложения поставить на голосование. А верное ли решение примем – время рассудит.

Корнилов согласно кивнул.

Неожиданно встал до того молчавший недавно назначенный Меншиковым руководитель всеми сухопутными войсками в городе генерал-лейтенант Моллер:

– Господа! Хочу напомнить вам, не обессудьте ужо. С уходом регулярных войск гарнизона на Бельбека и далее в городе остались всего четыре батальона Виленского и Литовского полков, четыре десантных батальона с двумя подвижными морскими батареями и разные мелкие морские команды, находящиеся частью на судах, частью на берегу. Хочу сообщить вам, господа, и радостную весть. Князь Меншиков, хотя и не смог присутствовать на нашем собрании, однако выделяет на усиление гарнизона целых три полка 17-й пехотной дивизии: Московский, Бородинский и Тарутинский с батареями 17-й артиллерийской бригады и резервные батальоны – по одному от Волынского и Минского полков. Это прекрасно, но сил всё равно недостаточно. А потому видит Бог, как нужны гарнизону судовые экипажи и пушки.

Моллер сел. Не придав особого значения сообщению о дополнительных силах, явно недовольный словами генерал-лейтенанта, Корнилов вынужден был приступить к голосованию. Однако в его голосе уже не было того недавнего пафоса, и глаза адмирала не пылали бесстрашным огнём героя, желающего сразиться с превосходящими силами врага в открытом море. Как русский человек, Корнилов понимал: флот нужно топить, городу нужны солдаты, пушки и боеприпасы! Главное – не пустить в город врага… Но честь морского офицера Корнилова бунтовала: она больно стучала молоточками в виски, билась тяжёлыми ударами сердца в груди, срывала голос…

Корнилов понимал, что большинство присутствующих склоняются к предложению командира «Селафаила», и мучился.

– Господа офицеры! – произнёс Корнилов слегка дрожащим от волнения голосом. – Прежде чем ставить вопрос на голосование, хочу известить вас: командующий армией его светлость князь Меншиков настоятельно требует заградить фарватер бухты путём затопления наших кораблей. Я, как вы понимаете, был категорически против сего действа, оскорбляющего честь морского офицера. Но, тем не менее, я был вынужден согласиться с требованием князя. Однако ваше решение для меня будет определяющим.

Корнилов бросил взгляд на адъютанта главнокомандующего, который в это время о чём-то шептался с соседом, но, почувствовав паузу в выступлении Корнилова, встрепенулся:

– Да-да, господа. Командующий настаивает на том. Топить, господа, топить… – довольно громко произнёс он.

– Итак, господа! – произнёс Корнилов. – Ставлю на голосование два предложения: всем флотом выйти из бухты и сразиться с врагом или утопить часть наших кораблей на фарватере, дабы преградить врагу вход в бухту.

– Предварительно снять пушки с кораблей, боеприпасы и прочее, – уточнил адмирал Метлин. – Горько говорить это, но выхода у нас нет, господа.

Корнилов не ответил, но что-то невнятно буркнул. И уже без особого воодушевления произнёс:

– Господа офицеры, кто за первое предложение: выйти всем кораблям в море и принять бой? Прошу поднять руки.

Медленно поднялись руки части офицеров, но, что удивило Корнилова, в основном это были молодые офицеры.

– Утопить корабли всегда успеем, чего торопиться? – выкрикивала молодёжь, поднявшая руки. Корнилов благодарно посмотрел в ту сторону.

– Кто за второе… – Владимир Алексеевич не успел договорить, как поднялись руки остальных.

«Большинство», – отметил про себя Корнилов.

И мгновенно в зале наступила тишина. Присутствующие вдруг осознали всю трагичность того, за что они только что проголосовали. Затопить корабли!.. Трагизма минуте добавил негромкий голос, прозвучавший из середины зала. Командир одного их кораблей с горечью произнёс:

– Зря, господа. Зря… История не знает другого подобного примера безумного, бессмысленного уничтожения своих боевых кораблей… Такому поступку нет оправдания. Не поймут нас люди…

И перед глазами собравшихся мысленно возникли гневные лица матросов, офицеров, жителей города… Они кричали: «Зачем?.. Не дадим…»

И, не сговариваясь, все повернули головы в сторону Нахимова. Казалось, он сейчас встанет и скажет: «Что мы делаем-с? Опомнитесь, господа!» И все бы с облегчением вздохнули и переголосовали.

Но Нахимов не встал. Не поднимаясь с места, Павел Степанович печальным голосом произнёс:

– Бог милостив! Он и теперь готовит верному Ему народу русскому тяжёлое испытание, дабы потом возродиться с большею силою-с. Сдаётся мне, корабли топить надобно. Да-с…

Явно недовольный подобным решением Корнилов достаточно громко, чтобы слышали все, произнёс:

– Хочу, господа, сказать. Несмотря на то, что я уже дал слово светлейшему князю, я сделал всё, чтобы убедить командующего и вас не топить корабли. Но принятое решение принуждает меня согласиться со столь тяжёлой для Черноморского флота акцией.

– И на то есть трагические основания, – пробурчал адмирал Берг.

– Я подчиняюсь вашему решению, господа, – твёрдо произнёс Корнилов. – Павел Степанович, извольте довести сие решение до личного состава кораблей и определить очерёдность… – тут Корнилов неожиданно запнулся. Его язык отказывался произнести трагическое для моряка слово «затопление». И адмирал произнёс: – …сей акции.

При этом его голос всё равно дрогнул, и это заметили присутствующие офицеры. Скрывая своё волнение, Корнилов отвернулся, сделав вид, что хочет налить себе воды из графина. Но тут снова взял слово генерал Моллер:

– Господа офицеры! – сказал он. – Хотя я и желаю посильно быть полезным, да всё боле разумею, что руководство обороной города должно быть в единых руках, что исключает только флотское и сухопутное командование. Как вы знаете, совсем недавно Владимир Алексеевич по моей просьбе согласился принять на себя должность начальника штаба Севастопольского гарнизона. Но ситуация меняется на глазах… Этого уже мало. И я подготовил документ, где приказываю всем командирам сухопутных частей гарнизона неукоснительно исполнять приказания вице-адмирала Корнилова как утвержденные мною распоряжения.

– И правильно! – ни к кому не обращаясь, произнёс Нахимов. – Один должен быть начальник, и адмирал Корнилов – лучшая кандидатура-с. Да-с…

Корнилов смутился.

– Но ведь это неловко, – произнёс он. – И Павел Степанович, и вы, – Корнилов кивнул в сторону генерала, – старше меня.

– Будет вам, Владимир Алексеевич! – пробурчал тихо, но так, чтобы его все слышали, Моллер. – Тут, милостивый государь, не в старшинстве дело. Какая тут неловкость?! Вы моложе, на флоте авторитет отменный имеете, а потому вам и командовать всеми войсками гарнизона.

Офицеры дружно поддержали слова Моллера одобрительными возгласами.

– Я, господа, – торжественно объявил Моллер, – при вас подписываю сей документ.

Раздались нестройные хлопки одобрения.

Корнилов вытащил из кармашка часы, взглянул на них и произнёс:

– Благодарю за доверие, господа офицеры. На том, пожалуй, и закончим. Прошу расходиться. Бог нам всем в помощь!

С задних рядов послышалось шарканье отодвигаемых стульев. Командиры заспешили на корабли. Делясь впечатлениями между собой, не спеша стали подниматься адмиралы. Собрание закончилось.

Вскоре на кораблях зачитывали приказ Корнилова: «Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходящим противником отошли к Севастополю, чтобы грудью защищать его. Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона; я нахожусь в необходимости затопить часть судов эскадры и оставшиеся на них команды с абордажным оружием присоединить к гарнизону. Грустно уничтожать свой труд, но помолимся Господу и не допустим врага сильного покорить нас. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться, как герой. Сборный пункт экипажей назначается на Театральной площади».

…И вот уже поперёк фарватера между Константиновским и Александровским фортами затоплены первые семь устаревших и требующих ремонта корабля.

Присутствовавший при этом Корнилов, видя наполненные слезами глаза находившегося рядом контр-адмирала Вукотича и стоящих недалеко от него офицеров, печально произнес:

– Надо покориться, господа, сей необходимости! Москва тоже горела, да Русь от этого не погибла! Напротив, она стала сильнее!

Работа на батареях кипела днем и ночью. С кораблей свозили пушки, станки и снаряды; в порту стали отпускать лес, шитые мешки, железные цистерны для воды, инструменты, даже гвозди; все средства города были обращены на усиление обороны: частные подводы возили снаряды и материалы. Из жителей Севастополя была образована милиция для караулов и обходов, мужчины и женщины добровольно приходили работать на укрепления.