Ошибка императора. Война

За ходом странных маневров союзников наблюдали офицеры, среди которых были адмиралы Корнилов и Нахимов.

– Орудия на Константиновском форте слабоваты, – не отрывая глаз от подзорной трубы, бурчал Нахимов.

– Надо в случае необходимости, чтобы «Селафаил» первым произвёл залп, он ближе всех стоит к входу в бухту, да и, судя по недавним учениям, весьма метко стреляет, – глядя на непонятные действия иностранных кораблей, недовольно произнёс Корнилов.

– И то верно, Владимир Алексеевич! – ответил Нахимов. – Командир сего корабля Зорин – моряк весьма толковый.

Однако, эффектно произведя разворот на сто восемьдесят градусов, неприятельская эскадра неожиданно ушла в море.

– Что это было?.. Психологическая атака?.. Попугать нас решили?.. – облегчённо вздохнув, произнёс Корнилов.

– Фортов побоялись… – уточнил Нахимов.

Радости жителей не было предела. Бурно обсуждая действия неприятельских кораблей, гордые за свой флот и береговые укрепления, они разошлись по домам.

Казалось бы, убедившись в мощи крепостей, неприятель уйдёт навсегда. Не рискнёт он, подлый, напасть на город.

– Поди, побоятся басурманы башки свои иностранные подставлять под залпы не одной сотни орудий наших… – степенно со знанием дела говорили отставные матросы тёткам на базарах.

– Спасибо адмиралу Лазареву, Царство ему небесное. Уж как касатик постарался… – добавляли женщины и крестились.

И уже на следующее утро, пятнадцатого числа, жители с радостью увидели, как, загадив небо чёрными выхлопами, большая часть флота союзников действительно покинула внешний рейд Севастополя. Корабли взяли курс к устью Дуная, к острову со зловещим названием Змеиный.

Гарнизон и жители Севастополя радостно вздохнули. Они окончательно поверили в неприступность своего города.

И уже ближе к вечеру с Екатерининской и Морской улиц, сидя в открытых кабриолетах, на дрожках, изысканных ландо, а кто и пешком, на Приморский бульвар стала стекаться благородная, и не очень, публика.

Разморённые дневной духотой, прикрываясь разноцветными зонтиками, дамы с детьми устремились к морю, на набережную, где с палубы красавца-корабля «Великий князь Константин», стоявшего в то время у Екатерининской пристани, доносились звуки корабельного оркестра. Послушав марши, расфранчённая публика медленно фланировала дальше, а там, развлекая жителей, тоже играли оркестры, но уже армейские, из которых сильными и певучими голосами выделялся роговой хор[86 - Мужской хор и оркестр народных инструментов.] гусарского полка. Много публики было и на Приморском бульваре, возле бронзового памятника герою прошлых лет Казарскому.

В тот вечер среди праздной публики было непривычно много старших офицеров. Они спустились на набережную с Центрального городского холма, где на месте захоронения адмирала Михаила Лазарева состоялась торжественная закладка нового собора – Владимирского, и каждый офицер положил в фундамент храма свой кирпичик.

Военные рангом пониже, тоже присутствующие на закладке собора, были возбуждены: не часто выпадает случай лично присутствовать на подобных торжествах. Разбившись на небольшие группы, позабыв на время об иностранных эскадрах, барышнях, развлечениях, они горячо обсуждали рождение нового храма.

– Господа! Я восхищён, прямо скажу, речью архиепископа Иннокентия![87 - Архиепископ Херсонский и Таврический.] – воскликнул один из офицеров (в котором нетрудно было узнать нашего героя по первой главе, Антона Аниканова, но он уже имел звание капитан-лейтенанта).

Внешность Антона мало чем изменилась с того времени, когда в последний раз мы видели его на борту корабля «Императрица Мария». Разве что появилась неглубокая складка, прорезавшая лоб, да мелкая сеточка морщинок возле глаз. И ещё… Лицо капитан-лейтенанта несколько осунулось и выглядело уставшим. Эти обстоятельства да небольшая хромота после ранения ноги в Синопском бою делали родственника посла Филиппа Бруннова более взрослым, а скорее, возмужавшим. Однако высокий рост, широкие плечи, природная привлекательность по-прежнему притягивали к себе взгляды молодых и не очень представительниц слабого пола.

– Нет, господа, как точно сказал митрополит, помните: «Кто не знает, что у врагов наших одно из заветных желаний состоит в том, – тут Антон поднял палец к небу, – чтобы отторгнуть здешнюю землю из состава России. Но скорее не останется во всех здешних горах камня на камне, нежели мусульманская луна займёт тут место креста Христова!..»

Аниканов сделал паузу и повторил:

– …луна займёт место креста!.. Матушка Екатерина и князь Потёмкин оставили нам Крым и Севастополь христианскими, ими они и останутся.

– Верно, – поддержал его незнакомый армейский подполковник. – Не надо забывать, господа, Севастополь – преемник не Ахтиара мусульманского, а православного Херсонеса!

Мимо офицеров, стрельнув в их сторону глазками, прошла стайка девушек и, что удивительно, без маменек и тётушек. Одна из девушек, в белом платье и широкополой и тоже белого цвета шляпе, наполовину закрывавшей её лицо, уже пройдя мимо мужчин, обернулась. Взглянув на Антона, она тут же отвернулась и заспешила за подружками. Мелькнувшее на мгновение милое личико девушки показалось Антону знакомым, но прикрытое шляпой лицо барышни он толком не успел разглядеть. И всё же чувство, что этот мимолётный взгляд ему знаком, не покидало его до тех пор, пока по поводу барышень не раздались восхищённые возгласы офицеров.

Из нескольких десятков тысяч населения города в то время тысяч семь приходилось на гражданское население: чиновники, купцы, ремесленники, рабочие и дети. Женщин, включая жён и взрослых дочерей офицеров (собственно, для них и устраивались эти развлечения) в городе было мало.

Женщинам лёгкого поведения (и такие были) в публичные места ходить не рекомендовалось, а потому и интерес молодых офицеров к барышням благородного происхождения был естествен.

Над вечерним бульваром стелился праздный шум, гремела музыка, лоточники предлагали сладости и пирожки. То там, то здесь раздавались женский смех, детский крики, галантные возгласы молодых и не очень офицеров: «Ах, пардон, мадам, разрешите к вам пришвартоваться»…

По всему Большому рейду и по рукаву Южной бухты на якорях и у причалов стояли купеческие и парусные корабли Черноморского флота, а среди них – редкие пароходы с огромными гребными колёсами по бортам. Между кораблями с зачехлёнными парусами и от судов к пристаням на парусах и вёслах сновали боты, шлюпки и даже командирские катера с гордо застывшими на корме офицерами.

Глядя на всё это, совсем не мудрено было забыть о какой-то англо-французской эскадре, притаившейся у какого-то там острова. Любому постороннему Севастополь в то время мог показаться самым счастливым, самым веселым городом в мире.

Ну пришёл неприятель… Ну увидел ощерившиеся грозными орудиями форты, представил себе морской бой с кораблями уже известного повсюду адмирала Нахимова и, сделав вывод, удалился. Чего переживать?

Откуда было жителям знать об истинных причинах демонстрации союзниками своей силы, смахивающей больше на агрессию? В городском театре они все по многу раз посмотрели пьесу Нестора Кукольника с названием «Морской праздник в Севастополе», где по сюжету происходит встреча эскадры Нахимова после Синопского боя; в Морском собрании они восхищались картиной молодого художника Айвазовского, запечатлевшего сцену Чесменского боя. И там, и там турки терпят сокрушительное поражение от моряков Черноморского флота. А тут ещё купцы, прибывшие из Одессы, рассказали, как при недавнем нападении союзного флота на Одессу враг так и не смог захватить её благодаря энергичным действиям командира корпуса графа Остен-Сакена. Более того, в суматохе сражения английский пароход «Тигр» сел на мель, после чего его экипаж был взят в плен, а сам корабль –сожжён. «То же будет и сейчас, коль надумают напасть на Севастополь, – думали многие. – Зачем волноваться?..»

Правда, уже ходили кое-какие слухи о надвигающейся или даже идущей большой войне и о том, что главные зачинщики в ней – напуганные победой Нахимова в Синопе англичане. И что флот союзники подогнали к Севастополю, чтобы погубить русский Черноморский флот. Ну и уж совсем неправдоподобные разговоры: славный русский город, как древний Карфаген, союзники должны стереть с лица земли.

«Брехня всё это! Слухи… – говорили жители города. – Император, чай, знает об том. Поди, не позволит басурманам перья-то свои распустить, живо рога им пообломает».

Но в столичных газетах, разными путями попадающих в Севастополь, помимо вестей о боях с турками в Закавказье и на Дунае, стала появляться информация о нападении англо-французов, как уже говорилось, на Одессу в апреле сего года, о событиях в Балтийском море, о какой-то морской блокаде Кронштадта и Петербурга, о героической защите русской крепости Бомарзунд… Тревожные вести шли и с Камчатки… А тут ещё в царстве Польском и Финляндии стало неспокойно, там появились возмутительные листки и брошюры, порочащие государя, а в Литве вдруг появились фальшивые деньги…

«Боже, когда такое могло бы быть… Куда катится мир?.. – удивлялись жители Севастополя. И тут же успокаивали себя: – Но всё это далеко от нас. Севастополь – несокрушим».

И они были в чём-то правы. Ведь все знали: город защищается славным Черноморским флотом, а это, кроме совсем старых и чинившихся в доках судов, – двенадцать грозных линейных корабля, четыре фрегата, пара бригов и одиннадцать колёсных пароходов. Сила!.. И корабли расставлены на рейде бухты так, что в случае чего будут помогать и сухопутной обороне.

А тут ещё, к радости жителей города, последние корабли вражеской эскадры покинули рейд. Чем не наглядное подтверждение ошибочности слухов? Всё это создало в Севастополе иллюзию продолжения привычной городской тишины и спокойствия.

И рынок у Артиллерийской бухты опять закишел народом. Шумные, оживлённые люди окружили мясные ларьки с телячьими и бараньими тушами, курами и утками, разнообразной зеленью, фруктами и овощами, привезёнными из ближних сёл.

Но это было в июле…

Никто, разумеется, тогда даже не предполагал, что разрушенные дома в Севастополе вскоре станут привычной панорамой, что опустеют бухты и на месте, где стояли корабли Черноморского флота, будут торчать верхушки мачт затопленных кораблей.

В Севастополе тогда мало кто знал, а может быть, и никто, что в Варне в это время собирался огромный десант союзников. Не знали руководители города и о спорах Лондона и Парижа, куда высадить этот многочисленный десант: то ли на Кавказское побережье, то ли в Крым. Как потом оказалось, – в Крым, чтобы захватить Севастополь.

И вот днём на исходе августа 1854 года моряки и горожане стали опять наблюдать необыкновенную картину: вдоль берега нескончаемой лавиной на север двигался флот союзников. Сотни десантных судов, забитых франко-английскими и турецкими войсками, направлялись в сторону Евпатории.

Достигнув пологого побережья между Саками и Евпаторией в течение первых шести дней сентября, не встречая сопротивления (чему, кстати, удивились сами союзники), девятнадцать тысяч английских, чуть более сорока тысяч французских и около шести тысяч турецких войск высадились на крымский берег. Они с ходу захватили слабо защищённую Евпаторию. Небольшой отряд русских им был не помеха – на предложение союзников не разрушать город отряд защитников покинул его. Городок тут же был разделен на турецкий, английский и французский кварталы. В каждом из них установился свой порядок.

В Севастополь помчались гонцы. Однако не успели они сообщить командующему русскими войсками в Крыму светлейшему князю Меншикову о нагрянувшей беде, как армия неприятеля сама двинулась в сторону Альминской долины и далее – в Севастополь. Но в долине врага ждали…

Около тридцати трёх тысяч человек при почти ста орудиях в ожидании врага окопались в этой самой долине на берегу реки Альма. И дождались…

Восьмого сентября 1854 года произошло кровопролитное сражение. Русские войска потерпели поражение. Армия, возглавляемая Меншиковым, позволившая войску интервентов спокойно высадиться и не лучшим образом показавшая себя в битве, стала отступать к Севастополю.

Теперь слухи о нападении на Севастополь стали обретать реальность.

Между тем внешнеполитическая ситуация для России продолжала ухудшаться. Военные действия союзников на Балтике, угроза вмешательства в войну Австрии, Пруссии и Швеции заставляли Россию держать на границах с ними значительные контингенты войск. И всё же император Николай I предпринимал всё возможное для помощи Крыму и Севастополю.

Зашевелилась вся Россия. Несмотря на то, что Севастополь не был единственным фронтом и на остальных тоже нужны были войска, тем не менее со всех уголков страны в сторону Крыма потекли армейские части, ополченцы и обозы. Но расстояния великой империи… Страшная бюрократия… Казнокрадство… Дороги…

Ах, как прав был писатель Николай Васильевич Гоголь, говоря о главных российских бедах: воровстве и отвратительных дорогах. Именно они не позволят войскам вовремя прийти на помощь Севастополю.