Мертвые повелевают

Сов?ты, слышанные имъ въ д?тств?, простые разсказы, которыми забавляла его мад? Антонiя, теперь воскресли въ его памяти, какъ забытыя, но оставившiя глубокiй сл?дъ, идеи. Онъ подумалъ о чуетахъ: согласно народному представленiю, они не походили на другихъ людей: существа грязныя, жалкiя, ц?пкiя, – въ нихъ должно скрываться страшное бевобразiе. Кто можетъ утверждать, что Каталина женщина, какъ вс? женщины?..

Тутъ онъ подумалъ о Пабло Вальс?, веселомъ и благородномъ, превосходившемъ своими достоинствами вс?хъ его друзей на остров?. Но Пабло Вальсъ почти не жилъ на Майорк?, много странствовалъ: не походилъ на его соплеменниковъ, неподвижныхъ, застывшихъ на одномъ м?ст? ц?лые в?ка, размножавшихся въ своемъ позор? и трусости, не им?вшихъ солидарности и силъ подняться и внушить уваженiе.

Хаиме зналъ въ Париж? и Берлин? богатыя еврейскiя семейства. Онъ даже добивался, чтобы его представили высокимъ израильскимъ баронамъ. Но, соприкасаясь съ этими истинными евреями, сохранившими свою в?ру и расовую независимость, онъ не чувствовалъ того инстинктивнаго отвращенiя, которое внушали ему набожный донъ Бенито и другiе майоркскiе чуеты. Среда влiяла на него? В?ковой гнетъ, страхъ и привычка подчиняться сд?лали изъ майоркскихъ евреевъ особую расу?..

Фебреръ, наконецъ, отдался темной власти сна, блуждая по извилинамъ все бол?е и бол?е смутной мысли.

На сл?дующее утро, од?ваясь, онъ р?шилъ сд?лать одинъ визитъ, р?шилъ съ большимъ усилiемъ, воли. Этотъ бракъ – см?лый, опасный шагъ требующiй долгаго размышленiя, какъ сказалъ его прiятель контрабандистъ.

– Прежде поставлю посл?днюю карту… – подумалъ Хаиме. – Отправлюсь къ папесс? Хуан?. Давнымъ – давно не видалъ ее, но она мн? тетка, ближайшая родственница. По справедливости, я – ея насл?дникъ. Еслибъ только она понимала!.. Достаточно одного ея жеста, и вс?мъ моимъ злоключенiямъ конецъ.

Хаиме подумалъ, въ какомъ часу лучше всего пос?тить высокую сеньору. По вечерамъ у нея собиралась знаменитая компанiя духовныхъ лицъ и важныхъ сеньоровъ, которыхъ она принимала съ величественнымъ видомъ. Вотъ ея будущiе насл?дники, эти лидеры и представители разныхъ религiозныхъ корпорацiй. Нужно отправиться къ ней немедленно, застать ее одну, посл? об?дни и утреннихъ молитвъ.

Донья Хуана жила во дворц? около собора. Она осталась д?вственницей. презр?въ мiръ посл? разочарованiй молодости, виновникомъ которой былъ отецъ Хаиме. Co вс?мъ пыломъ своего желчнаго характера, со вс?мъ энтузiазмомъ своей сухой и гордой в?ры, она посвятила себя политик? и религiи. «За Бога и за короля», слышалъ отъ нея Фебреръ, бывая у нея мальчикомъ. Въ юности она грезила о вандейскихъ героиняхъ, восторгалась д?лами и страданiями герцогини Беррiйской, хот?ла, подобно этимъ стойкимъ воительницамъ в?ры и легитизма, сид?ть верхомъ на кон?, съ распятiемъ на груди и саблей сбоку амазонкской юбки. Но желанiя ея ограничились областью фантазiй. Въ д?йствительности, она совершила лишь одну экспедицiю – путешествiе въ Каталонiю, во время посл?дней карлистской войны, чтобы ближе посмотр?ть на святое предпрiятiе, поглотившее часть ея состоянiя.

Недруги папессы Хуаны утверждали, будто въ юности она скрывала въ своемъ дворц? графа Монтемолинъ, претендента на престолъ и будто тамъ она связала его съ генераломъ Ортега, главнокомандующимъ острововъ. Помимо этого, распространяли слухъ о романтической любви доньи Хуаны къ претенденту. Хаиме см?ялся надъ слухами. Все ложь: д?дъ донъ Орасiо, челов?къ весьма осв?домленный, часто разсказывалъ своему внуку объ этой исторiи. Папесса любила лишь отца Хаиме. Генералъ Ортега былъ мечтатель; его принимала донья Хуана съ романтической таинственностью въ б?ломъ костюм?, почти въ темномъ зал?, н?жнымъ загробнымъ голосомъ, словно ангелъ прошлаго, говорила о необходимости водворить въ Испанiи старые нравы, прогнать либераловъ и возстановить дворянское правительство. «За Бога и короля!» Ортега былъ разстр?лянъ на каталонскомъ берегу, потерп?въ фiаско со своей карлистской экспедицiей, а папесса осталась на Майорк?, готовая жертвовать деньги иа новыя святыя предпрiятiя.

Многiе считали ее разорившейся посл? ея расточительныхъ тратъ въ посл?днюю гражданскую войну, но Хаиме зналъ состоянiе набожной сеньоры. Она вела простую жизнь, какъ крестьянка. У ней на остров? оставались обширныя пом?стья, и вс? свои сбереженiя она употребляла на вклады въ церкви, монастыри и подарки казн? св. Петра. Ея прежнiй девизъ «за Бога и короля» подвергся сокращенiю. Она перестала думать о корол?. Памятникомъ былого восторженнаго преклоненiя передъ изгнаннымъ претендентомъ осталась лишь большая фотографiя съ надписью, украшавшая наибол?е темный уголъ гостиной.

– Молодецъ, – говорила она, – добрый кабальеро, но почти либералъ. Увы, жизнь на чужбин?! Какъ м?няются люди!.. Гр?хи!..

Теперь восторженно покланялась она только одному Богу, и деньги ея направлялись въ Римъ. Высокая мечта придавала смыслъ ея существованiю. He пришлетъ ли ей передъ смертью «Золотую розу» Святой отецъ? Н?когда этотъ подарокъ предназначался только королевамъ, но теперь н?которыя богатыя набожныя сеньоры южной Америки удостаивались отличiя. И она увеличивала пожертвованiя, живя въ святой б?дности, чтобы посылать больше денегъ. «Золотая роза» и потомъ умереть!..

Фебреръ подошелъ къ дому папессы: подъ?здъ, какъ у него, но больше опрятности, больше чистоты, н?тъ травы на мостовой, н?тъ ни трещинъ, ни углубленiй въ ст?нахъ, все по монастырски парадно. Дверь открыла ему молодая бл?дная служанка въ синемъ плать? съ б?лой лентой. Она сд?лала удивленное лицо, узнавъ Хаиме.

Она ввела его въ прiемную, ув?шанную портретами, какъ въ дом? Фебреровъ, и легкимъ мышинымъ б?гомъ направилась во внутреннiе покои доложить о необычайномъ визит?, смутившемъ монастырскую тишину дворца.

Протекли долгiя минуты ожиданiя. Хаиме уелышалъ крадущiеся шаги въ сос?днихъ комнатахъ. Слегка заколыхались занав?ски, какъ бы отъ дуновенiя зефира, за ними Хаиме какъ бы вид?лъ насторожившiяся фигуры, подсматривавшiе глаза. Снова появилась служанка, важно и в?жливо прив?тствовала сеньора. Племянникъ сеньоры!.. Ввела его въ большую залу и исчезла.

Въ ожиданiи Фебреръ разсматривалъ большую комнату, архаически роскошно обставленную. Таковымъ былъ его домъ во времена д?да. Ст?ны были покрыты дорогой красной камкой; на нихъ красовались старинныя религiозныя картины н?жнаго итальянскаго письма. Мебель б?лаго дерева съ позолотой, со сладострастными изгибами, обитая толстымъ вышитымъ шелкомъ.

Ha консоляхъ, отражаясь въ голубыхъ глубокихъ зеркалахъ, разноцв?тныя изображе. нiя святыхъ XVII в?ка м?шались съ ми?ологическими фигурами. Потолокъ разрисованъ al fresco: coбранiе боговъ и богинь среди облаковъ; ихъ розовая нагота и см?лыя позы составляли контрастъ скорбному лицу Христа, который, казалось, предс?дательствовалъ въ зал?, занимая большое пространство на ст?н? надъ возвышенiемъ между двумя дверями. Папесса признавала гр?ховность ми?ологическихъ изображенiй, но они были памятниками хорошихъ временъ, когда властвовали кабальеро, и почитала ихъ, стараясь на нихъ не гляд?ть.

Поднялась камковая портьера, и въ залъ вошла старая служанка въ черномъ костюм?, простой юбк? и б?дной кофт?, какъ у крестьянки. С?рые волосы отчасти были прикрыты темнымъ платкомъ, которому время и жиръ придали красноватый отт?нокъ. Изъ подъ юбки видн?лись ноги въ холщевыхъ туфляхъ и грубыхъ б?лыхъ чулкахъ. Хаиме посп?шилъ встать. Старая служанка была папесса.

Сид?нья были раставлены въ н?которомъ безпорядк?, говорившемъ о компанiи, которая собиралась тутъ по вечерамъ. Каждое сид?нье принадлежало по обычному праву важному лицу и оставалось неизм?нно на одномъ и томъ же м?ст?. Донья Хуана занимала кресло, похожее на тронъ, гд? предс?дательствовала по вечерамъ на ея в?рномъ собранiи священнослужителей, прiятельницъ – старухъ и здравомыслящихъ сеньоровъ, словно царица, принимающая дворъ.

– Садись, – коротко сказала она племяннику.

Автоматически, по привычк?, она протянула руки надъ громадной серебряной жаровней, которая была пуста, и пристально посмотр?ла на Хаиме своими с?рыми острыми глазами, вселявшими всегда уваженiе. Ея властный взглядъ смягчился, и даже дрожала на глазахъ слеза. Около десяти л?тъ она не вид?лась съ племянникомъ.

– Ты самый настоящiй Фебреръ. Походишь на своего д?душку… Какъ вс? изъ твоей семьи!..

Она скрыла свою настоящую мысль: умолчала объ образ?, который ее единсгвенно трзгалъ, – о сходств? съ отцомъ. Хаиме былъ морской офицеръ, являвшiйся къ ней въ далекiя времена. Ему не доставало лишь формы и лорнета… О, чудовище либерализма и неблагодарности!..

Глаза ея сд?лались попрежнему суровыми. Черты лица стали суше, бл?дн?е, угловат?е.

– Что надо? – грубо спросила она. – Ты, конечно, пришелъ не ради удовольствiя вид?ть меня!..

Наступилъ моментъ. Хаиме опустилъ глаза съ ребяческимъ лицем?рiемъ и, боясь сразу высказать свою просьбу, повелъ р?чь издалека. Тетка: онъ челов?къ хорошiй, в?ритъ во все старинное, желаетъ поддержать престижъ семьи. Онъ не былъ святымъ: сл?дуетъ признаться. Безумная жизнь поглотила его средства… но честь дома не запятнана! Отъ этой гр?шной, расточительной жизни онъ получилъ дв? прекрасныхъ вещи: опытность и твердое нам?ренiе исправиться.

– Тетя: я хочу перем?нить образъ жизни, хочу быть другимъ.

Тетка одобрила съ загадочнымъ выраженiемъ лица. Отлично; такъ поступили св. Августинъ и лругiе святые мужи, проведшiе юность легкомысленно, а потомъ ставшiе св?точами церкви.

Хаиме оживился при этихъ словахъ. Онъ разум?ется, не сд?лается никакимъ св?точемъ, но желаетъ быть добрымъ кабальеро христiаниномъ, женится, воспитаетъ д?тей своихъ въ дух? семейныхъ традицiй: прекрасная будущность. Но, увы! трудно наладить такую разстроенную жизнь, когда наступаетъ моментъ направить ее по стез? доброд?тели. Требуется помощь. Онъ разоренъ, тетя. Им?нiя почти въ рукахъ кредиторовъ; домъ его пустъ; онъ не р?шается продать памятники прошлаго. Онъ, Фебреръ, очутится на улиц?, если только чья-нибудь сострадательная рука не поддержитъ его. И онъ подумалъ о своей тет?: въ конц? концовъ, она его ближайшая родственница, какъ бы родная мать, и спасетъ его.

Названiе матери заставило растерянно покрасн?ть донью Хуану и усилило суровый блескъ ея глазъ. Увы, память съ ея мучительными образами!..

– И ты ждешь отъ меня спасенiя? – медленно произнесла папесса голосомъ, свист?вшимъ сквозь разрозненные, пожелт?вшiе, но еще кр?пкiе зубы. – Напрасно, Хаиме. Я б?дна. У меня почти ничего н?тъ. Мн? едва хватаетъ на жизнь и кое-какiя милостыни.

Она объявила это съ такой твердостью, что Фебреръ потерялъ надежду и счелъ безполезнымъ настаивать. Папесса не хот?ла помочь ему.

– Хорошо, – сказалъ Хаиме, явно отчаявшись. – Но за отсутствiемъ поддержки я долженъ искать другого выхода, и такой выходъ уже им?ется. Вы теперь старшая въ моемъ роду, и я обязанъ спросить у васъ сов?та. У меня планъ женитьбы – она меня спасетъ – брака съ особой богатой, но не изъ нашего класса… низкаго происхожденiя. Какъ мн? поступить?…

Онъ ожидалъ отъ тетки жестовъ изумленiя, любопытства. Можетъ быть, упоминанiе о женитьб? смягчитъ ее. Онъ почти былъ ув?ренъ, что въ ужас? передъ громадною опасностью, угрожавшей чести дома и крови, она пойдетъ на все, согласится оказать ему помощь. Но удивиться и ужаснуться пришлось самому Хаиме: онъ увидалъ, что на бл?дныхъ губахъ старухи заиграла холодная улыбка.

– Знаю, – произнесла она. – Мн? разсказали все сегодня утромъ у Св. Евлалiи, посл? об?дни. Вчера ты былъ въ Вальдемос?. Ты женишься… женишься на чует?.

Ей стоила усилiя выговорить это слово, и, произнося его, она задрожала. Въ зал? воцарилось продолжительное молчанiе, трагическое и глубокое, какъ бываетъ передъ великими катастрофами: словно рухнулъ домъ и замерло эхо обвала посл?дней ст?ны.

– И какъ это на вашъ взглядъ? – осм?лился робко спросить Хаиме.

– Поступай, какъ хочешь, – холодно отв?тила папесса. – Ты знаешь, что мы много л?тъ не видались: можемъ не видаться и остальную жизнь. Поступай, какъ теб? лучше. Мы съ тобой теперь разной крови: думаемъ по разному, не можемъ столковаться.

– Значитъ, я долженъ жениться! – продолжалъ онъ.

– Спроси себя самого. Фебреры уже давно идутъ такими путями, что нич?мъ меня не удивятъ.

Хаиме зам?тилъ въ глазахъ и голос? тетки скрытую радость, отраду мести, наслажденiе увидать своихъ враговъ въ безчестномъ, на ея взглядъ, положенiи, и это вывело его изъ себя.

– А если я женюсь, – сказалъ онъ подражая холодному тону доны Хуаны, – то могу расчитывать на васъ? Придете вы на мою свадьбу?..

Это взорвало папессу. Она гордо выпрямилась. Романтическiя произведенiя, прочтенныя въ юности, припомнились ей: она заговорила, какъ оскорбленная королева въ заключителъной глав? историческаго романа.

– Кабальеро, по моему отцу – я Хеновартъ. Мать моя была Фебреръ, но т? и другiе равны. Отрекаюсь отъ крови, которая см?шается съ кровью жалкаго народа, убiйцы Христа; остаюсь съ моей кровью, съ кровью моего отца: она умретъ со мною чистая и благородная.

Надменнымъ жестомъ она указала на дверь, считая свиданье оконченнымъ. Но тотчасъ, повидимому, поняла нел?пость и театральность своего протеста, опустила глаза, смягчилась, приняла видъ кроткой христiанки.

– Прощай, Хаиме. Да просв?титъ тебя Господь!

– Прощайте, тетя.

По привычк? онъ протянулъ ей руку, но она отдернула свою, спрятала ее за спину. Фебреръ слегка улыбнулся, припомнивъ н?которые толки. Это не говорило ни о презр?нiи, ни о ненависти. Папесса дала об?тъ не прикасаться никогда къ рукамъ мужчинъ, исключая священнослужителей.

Очутившись на улиц?, онъ разразился глухой бранью, глядя на пузатые балконы дома въ стил? рококо. Ехидна! радуется его браку! Когда посл?днiй осуществится, какой негодующей и возмущенной предстанетъ она передъ своей кампанiей. Можетъ быть, запрется, чтобы вс? на остров? ее пожал?ли, и, однако, радость ея будетъ безм?рна, радость мести, которой она жаждала много л?тъ: вид?ть, какъ Фебреръ, сынъ ненавистнаго челов?ка, подвергся самому позорному, на ея взглядъ безчестiю!..

И онъ, разоренный, прижатый къ ст?н?, долженъ будетъ доставить ей это удовольствiе, осуществивъ свой союзъ съ дочерью Вальса… О, нищета!