Мертвые повелевают

Его взглядъ блуждалъ по круглому пространству башни. Настоящее зало, бол?е спокойное для него, ч?мъ чертоги дома его предковъ: все принадлежитъ ему; н?тъ страха передъ совм?стнымъ влад?нiемъ съ заимодавцами и ростовщиками. У него даже им?ются прекрасныя древности, которыхъ никто не можетъ оспаривать. Около двери покоились на ст?н? дв? амфоры, извлеченныя с?тями рыбаковъ, дв? вазы изъ б?ловатой глины, остроконечныя, закаленныя моремъ, капризно украшенныя природой гирляндами окамен?вшихъ раковинъ. Посреди стола, между улитокъ, находился другой подарокъ дяди Вентолеры – голова женщины въ своеобразной круглой тiар?, скрывавшей волосы, заплетенныя въ косы. С?рая глина была покрыта б?лыми твердыми шариками, наростами в?ковъ и селитряной воды. Но Хаиме, глядя на подругу своего одиночества, мысленно снималъ суровую маску, угадывалъ св?тлыя черты ея лица, странную таинственность ея восточныхъ миндалевидныхъ глазъ. Онъ вид?лъ ее такой, какой никто ее не могъ вид?ть. Долгiе часы безмолвнаго созерцанiя, въ конц? концовъ, стерли созданныя в?ками наслоенiя.

– Посмотри на нее: моя нев?ста, – сказалъ онъ однажды утромъ Маргалид?, когда та убирала комнату. – Правда, прекрасна?… Была Тирской или Аскалонской принцессой, не знаю нав?рно: одно неоспоримо: она сохранена для меня, она любила меня четыре тысячи л?тъ до моего рожденiя; черезъ в?ка она явилась за мной. У ней были корабли, были рабы, были пурпурныя платья и дворцы съ террасами – садами. Но она оставила все, скрылась въ мор? и ждала, пока волна вынесетъ ее на берегъ, пока возьметъ ее дядя Вентолера и принесетъ ко мн?… Почему ты такъ глядишь на меня? Ты, б?дняжка, не понимаешь этого.

Маргалида смотр?ла на него съ изумленiемъ. Унасл?довавъ отъ отца уваженiе къ сеньору, она воображала, что посл?днiй говоритъ всегда серьезно. Чего только онъ не видалъ на св?т?!.. A теперь его р?чи о тысячел?тней нев?ст? поколебали ея легков?рiе, заставили ее слегка улыбнуться, но въ то же время она съ суев?рнымъ страхомъ поглядывала на великую сеньору былыхъ временъ – простую голову. Разъ донъ Хаиме это говорилъ! Bee y него такъ необычайно!..

Взойдя въ башню, Фебреръ с?лъ у двери и сталъ созерцать всю панораму острова, развертывавшуюся оттуда. У подошвы холма тянулись св?же вспаханныя поля. Это были клочки горы, принадлежавшiе Фебреру, обращенные Пепомъ въ возд?лываемые участки. Дальше начинались плантацiи миндальныхъ деревьевъ, сочно – зеленыхъ, и многол?тнiя кривыя оливы съ черными стволами, съ букетами серебристо – с?рыхъ листьевъ. Домъ Канъ Майорки былъ почти арабскаго типа: состоялъ изъ группы построекъ, квадратныхъ, какъ игральныя кости, съ гладкой крышей, осл?иительно б?лыхъ. По м?р? того, какъ увеличивались нужды и разм?ры семьи, воздвигались б?лыя, новыя постройки. Каждая игральная кость была жилищемъ, а все вм?ст? составляло домъ, скор?й походившiй на арабскiй шатеръ. Снаружи нельзя было угадать, какiя пом?щенiя предназначались для людей и какiя для рабочаго скота.

За Каномъ шла роща, разд?ленная большими ст?нами дикаго камня, и гряды высокихъ холмовъ. Сильные в?тры острова не позволяли деревьямъ расти въ вышину и посл?днiя, съ пышной расточительностью, пускали в?тви вокругъ себя, выигрывая въ ширин? то, что теряли въ высот?. У вс?хъ в?тви поддерживались многочисленными подпорками. Н?которыя финиковыя деревья им?ли сотни подпорокъ и раскидывались, какъ громадныя зеленыя палатки, охраняющiя сонъ великановъ. Это были естественныя бес?дки, въ которыхъ могла укрыться почти ц?лая деревня. Глубину горизонта замыкали поросшiя соснами горы съ большими прогалинами красной земли. Среди темныхъ иголъ подымались колонки дыма. To были огни дровос?ковъ, выд?лывавшихъ уголь.

Три м?сяца Фебреръ жилъ на остров?. Его прi?здъ изумилъ Пепа Араби, который все еще пов?ствовалъ родственникамъ и прiятелямъ о своемъ поразительномъ приключенiи, о своемъ неслыханно – см?ломъ шаг?, о недавней по?здк? на Майорку, о н?сколькихъ часахъ пребыванiя въ Пальм? и пос?щенiи дворца Фебреровъ, волшебномъ м?ст?, гд? хранилось все, что существуетъ на св?т? господскаго и роскошнаго.

Грубыя объясненiя Хаиме мен?е удивили крестьянина.

– Пепъ, я раззоренъ. Ты богачъ по сравненiю со мной. Я хочу поселиться въ башн?… не знаю до какихъ поръ. Можетъ быть, навсегда.

И онъ заговорилъ о деталяхъ своего переселенiя; а Пепъ улыбался съ недов?рчивымъ видомъ. Раззоренъ!.. Вс? важные сеньоры говорятъ тоже самое, но то, что у нихъ остается въ ихъ несчастiи, можетъ сд?лать богачами многихъ б?дняковъ. Они все равно, что барки, садившiяся на мель у Форментеры, пока правительство не поставило маяка. Форментерцы, народъ беззаконный и забытый Богомъ (ибо ихъ островъ былъ меньше), зажигали костры для обмана мореплаватслей, и когда изъ-за этихъ костровъ барка погибала, она не погибала для островитянъ: ея обломки обогащали многихъ.

Б?дный Фебреръ!.. Пепъ не хот?лъ принять денегъ, предложенныхъ дономъ Хаиме. Онъ обрабатываетъ земли, принадлежащiя сеньору: потомъ сосчитается. И ввиду нам?ренiя сеньора жить въ башн?, Пепъ постарался сд?лать ее о5итаемой и вел?лъ д?тямъ всегда носить сеньору об?дъ, чтобъ тому не приходилось спускаться и садиться за ихъ столъ.

Эти три м?сяца Хаиме провелъ въ деревенскомъ одиночеств?. He написалъ ни одного письма, не прочелъ ни одной газеты, им?лъ только пятокъ книгъ, привезенныхъ съ Пальмы. Городъ Ибиса, спокойный и сонный, какъ деревня въ глубин? полуострова, представлялся ему далекой столицей. Майорки уже для него не существовало, а т?мъ бол?е крупныхъ гсродовъ, которые онъ когда-то пос?щалъ. Въ первый м?сяцъ этой новой жизни необычайное событiе смутило его мирный покой. Пришло письмо съ адресомъ одной кофейни Борне на конверт? и н?сколькими строчками толстыхъ, неправильныхъ буквъ. Это писалъ Тони Клапесъ. Онъ желалъ счастья Хаиме на новомъ м?ст?. Въ Пальм? все по старому. Пабло Вальсъ не писалъ, потому что сердился на него. У?хать безъ предупрежденiя!.. Но онъ добрый другъ и распутывалъ его д?ла. На это онъ дьявольски ловокъ. Въ конц? концовъ, – чуета!.. Напишетъ потомъ бол?е подробно.

Потомъ прошло три м?сяца и другого письма не было. Что ему въ изв?стiяхъ о мiр?, куда онъ не собирался вернуться? Онъ не зналъ нав?рно, какую долю ему готовила судьба, и даже не хот?лъ думать о ней. Сюда онъ прибылъ и зд?сь остается, довольствуясь охотой и рыбной ловлей, испытывая одно животное наслажденiе жить мыслями и желанiями первобытнаго челов?ка.

Онъ держался въ сторон? отъ жизни ибиссенцевъ, съ ея нравами. Онъ былъ сеньоромъ, чужеземцемъ среди крестьянъ. Они относились къ нему почтительно, но холодно.

Традицiонное существованiе этихъ людей, грубое, н?сколько жестокое, привлекало его, какъ все необычайное и сильное. Предоставленный самому себ? островъ в?ками им?лъ д?ло съ норманскими пиратами, арабами мореплавателями, кастильскими галерами, кораблями итальянскихъ республикъ, турецкими, тунисскими, алжирскими судами и, въ бол?е новое время, съ англiйскими корсарами. Необитаемая въ теченiе стол?тiй Форментера была сначала римской житницей, а зат?мъ служила предательскимъ пристанищемъ непрiятельскимъ флотамъ. Деревенскiя церкви представляли собой настоящiя кр?пости съ кр?пкими башнями, куда спасались землед?льцы, увидавъ по огнямъ, что высаживаются враги. Эта тревожная жизнь, полная постоянныхъ опасностей и безконечной борьбы, создала населенiе, привыкшее проливать кровь, защищать свои права съ оружiемъ въ рукахъ: нын?шнiе землед?лыды и рыбаки, заключенные на остров?, сохраняли еще мiровозр?нiе и обычаи своихъ предковъ. Деревень не существовало. Были хутора, разбросанные на пространств? многихъ километровъ, связанные между собой церковью и домами священника и аiькальда. Единственнымъ густо населеннымъ м?стомъ былъ главный городъ, называемый въ старинныхъ документахъ Реаль Фуерса де Ибиса, съ сос?днимъ морскимъ кварталомъ.

Когда атлотъ достигалъ юношескаго возраста, отецъ призывалъ его въ кухню хутора передъ лицо всей семьи.

– Ты – мужчина, – произносилъ онъ торжественно.

И вручалъ ему ножъ съ кр?пкимъ клинкомъ. Атлотъ, посвященный въ рыцари, выходилъ изъ – подъ отцовской опеки. Впредь онъ будетъ защищаться самъ, не приб?гая къ покровительчггву семьи. Потомъ, собравши немного денегъ, онъ пополнялъ свои рыцарскiе досп?хи, покупалъ пистолетъ, съ серебрянными украшенiями, у м?стныхъ кузнецовъ, державшихъ кузницу въ л?су.

Почувствовавъ себя сильнымъ при этихъ аттрибутахъ гражданства, которые не оставятъ его всю жизнь, онъ соединялся съ другими атлотами, въ свою очередь вооруженными, и для него начиналась жизнь юности и любви: серенады, сопровождаемыя взвизгиванiями, танцы, экскурсiи въ приходы на праздники м?стныхъ патроновъ, – тд? развлекались, стр?ляя въ п?туха камнями, – и особенно festeigs, традицiонное кортехо, сватовство, ухаживанiе за нев?стой, наибол?е уважаемый обычай, ведущiй къ ссорамъ и убiйствамъ.

На остров? не было воровъ. Часто въ домахъ, разбросанныхъ среди полей, хозяева, уходя, оставляли не вынутыми дверные ключи. Люди не убивали другъ друга изъ-за матерiальныхъ интересовъ. Земля была хорошо распред?лена; мягкость климата и ум?ренность жителей д?лали посл?днихъ благородными и мало привязанными къ матерiальнымъ благамъ. Любовь, только любовь побуждала мужчинъ убивать другъ друга. Деревенскiе рыцари были страстны въ своихъ симпатiяхъ и ужасны въ своей ревности, какъ герои романа. Изъ-за атлоты съ черными очами и смуглыми руками они разыскивали и криками вызывали другъ друга среди ночной тьмы; аукали издали, прежде ч?мъ вступить въ единоборство. Современное оружiе, выбрасывающее одну пулю, имъ казалось недостаточнымъ и къ картечи они прибавляли горсть пороху и горсть пуль, все это кр?пко забивая. Если оружiя не разрывало въ рукахъ нападающаго, оно несомн?нно поражало противника.

Ухаживанья продолжались м?сяцы и года. Крестьянину, им?вшему атлоту въ возраст? нев?сты, представлялись юноши изъ его и другихъ округовъ острова: вс? ибисенцы пользовались одинаковымъ правомъ искать ея руки. Отецъ осв?домлялся о числ? претендентовъ. Десять, пятнадцать, двадцать; иногда до тридцати. Потомъ высчитывалъ время, которымъ располагалъ для вечеринки, пока не одол?етъ его сонъ, и, въ соотв?тствiи съ числомъ соискателей, д?лилъ его по стольку-то минутъ на каждаго.

Къ ночи разными дорогами стекались участники сватовства, одни группами, расп?вая, подъ аккомпаниментъ взвизгиванiй и клохтанья, другiе въ одиночку, наигрывая губами на бимбау, инструмент? изъ двухъ жел?зныхъ пластинокъ, который гуд?лъ, какъ шм?ль и заставлялъ ихъ забывать усталость пути. Приходили издалека, иные ходили по три часа впередъ и по три – назадъ, съ одного конца острова на другой, каждый четвергъ и субботу – дни кортехо, – поговорить три минуты съ атлотой.

Л?томъ садились въ по?рчу, – своего рода подъ?здъ хутора, а зимой входили въ кухню. Неподвижно на каменной скамь? сид?ла д?вушка. Она снимала съ себя соломенную шляпку съ широкими лентами, придававшими ей видъ опереточной пастушки въ солнечные часы; над?вала праздничный костюмъ – зеленую или синюю юбку съ массой оборокъ, (остальные дни нед?ли юбку в?шала она между веревками на потолокъ, чтобы не смялись оборки). Подъ этой юбкой были над?ты другiя, восемь, десять или дв?надцать, весь гардеробъ женскаго б?лья, основательная воронка полотна и байки, стиравшая сл?ды пола; и подъ этой грудой тканей трудно было представить себ? наличность т?ла. Ряды филигранныхъ пуговицъ блест?ли на накладныхъ рукавахъ кофты, на груди, придавленной монашескимъ, словно стальнымъ корсетомъ, сверкала тройная золотая ц?пь съ громадными кольцами. Изъ – подъ головного платка св?шивались толстыя косы, перевязанныя лентами. На скамь?, служа подстилкой круглымъ формамъ, громаднымъ, какъ шаръ благодаря юбкамъ, лежалъ абригаисъ, зимняя одежда женщинъ.

Ухаживатели выр?шали порядокъ кортехо и одинъ за другимъ садились рядомъ съ атлотой, поговорить съ ней установленное число минутъ. Если кто-нибудь, увлекшись разговоромъ, забывалъ о своихъ товарищахъ и срок?, посл?днiе предупреждали его кашлемъ, яростными взглядами, угрозами. Если онъ продолжалъ сид?ть, самый сильный изъ компанiи схватывалъ его за руку и оттаскивалъ на прежнее м?сто. Иной разъ, когда претендентовъ было много и приходилось сп?шить, атлота разговаривала одновременно съ двумя, ухитряясь не оказывать ни тому, ни другому предпочтенiя… Такъ продолжались кортехо, пока она не выбирала атлота не считаясь съ волей родителей. Въ эту короткую весну своей жизни, женщина была царицей. Потомъ, выйдя замужъ, она обрабатывала землю, заодно съ мужемъ и была немногимъ выше рабочей скотины.

Отвергнутые атлоты удалялись, если не особенно интересовались д?вушкой, и отправлялись за н?сколько миль дальше ухаживать за другой. Но если они были влюблены по настоящему, они оставались сторожить домъ, и избраннику приходилось им?ть д?ло съ своими прежними соперниками, и чудомъ подходить къ в?нцу среди ножей и пистолетовъ.

Пистолетъ былъ какъ бы вторымъ языкомъ ибисенца. На воскресныхъ балахъ ибисенецъ стр?лялъ, чтобы доказать пылкость своей любви. Выходя изъ хутора нев?сты, желая почтить ее и ея семью, онъ д?лалъ выстр?лъ на порог? и кричалъ: «Доброй ночи!» Если, напротивъ, онъ уходилъ обиженный и хот?лъ семь? нанести тяжкое оскорбленiе, онъ изм?нялъ порядокъ д?йствiй: сначала кричалъ «доброй ночи», ауже потомъ стр?лялъ изъ пистолета. Но при этомъ онъ долженъ былъ б?жать во весь духъ: обитатели дома отв?чали на объявленiе войны въ свою очередь выстр?лами, палками, камнями. Хаиме жилъ на границ? этого грубаго и традицiоннаго существованiя, издали наблюдая нравы шатра, еще сохранявшiеся на одинокомъ остров?, Испанiя, флагъ которой развевался каждое воскресенье надъ убогими домиками каждаго прихода, едва помнила объ этомъ клочк? своей территорiи, затерянномъ въ мор?. Многiя земли далекой Океанiи находились въ бол?е частыхъ сношенiяхъ съ великими челов?ческими скопищами, ч?мъ Ибиса, н?когда опустошаемая войной и грабежомъ и нын? несчастная вдали отъ путей большихъ судовъ, замкнутая поясомъ островковъ, скалъ, мелей между проливами и каналами, гд? просв?чивало морское дно.

Въ своей новой жизни Фебреръ испытывалъ наслажденiе челов?ка, съ удобнаго м?ста смотрящаго на интересное зр?лище. Эти крестьяне и рыбаки, воинственные потомки корсаровъ были для него прiятными попутчиками жизненнаго пути. Онъ старался наблюдать ихъ издали, какъ любопытный зритель, но мало – по – малу ихъ обычаи произвели на него впечатл?нiе, заставили воспринимать своеобразныя привычки. У него не было враговъ, и, однако, прогуливаясь по острову, когда у него не было на плеч? ружья, онъ пряталъ за поясъ револьверъ… на всякiй случай.

Въ первые дни пребыванiя въ башн? онъ сохранялъ свой прежнiй костюмъ, такъ какъ, устраиваясь иа новомъ м?ст?, онъ часто путешествовалъ въ городъ. Но мало – по – малу онъ разстался съ галстукомъ, съ воротникомъ, съ ботинками. Охота заставила его предпочесть блузу и плисовые крестьянскiе штаны. Рыбная ловля прiучила его ходить въ пеньковыхъ сапогахъ по берегамъ и камнямъ. Голову покрыла шляпа, какую носили вс? атлоты прихода Санъ Хосе.

Дочь Пепа, знатокъ островныхъ обычаевъ, съ чувствомъ признательности восхищалась шляпой сеньора. Жители разныхъ квартоновъ (артелей) на которые въ старину разд?лялась Ибиса, отличались другъ отъ друга манерой носить шляпу и формой ея полей, почти неуловимыми для челов?ка чужого. Шляпа дона Хаиме походила на шляпы вс?хъ атлотовъ Санъ Хосе и отличалась отъ шляпъ обитателей другихъ деревень, называемыхъ также именами святыхъ. Честь для прихода, къ которому принадлежала д?вушка!

О, наивная, очаровательная Маргалида! Фебреру нравилось говорить съ ней, нравилось удивленiе, которое пробуждали въ ея простой душ? его разсказы о разныхъ странахъ, его шутки, произносимыя серьезнымъ тономъ.

Съ минуту на минуту она должна принести ему об?дъ. Уже полчаса, какъ тонкiй столбъ дыму взвивался надъ трубой Кана Майорки. Онъ представлялъ себ? дочь Пепа хлопочущей у очага подъ взглядами матери, несчастной, молчаливой, неотесанной крестьянки, не р?шавшейся вм?шиваться въ хозяйство сеньора.

Съ минуту на минуту онъ увидитъ ее подъ нав?сомъ порчу, ведущаго въ домъ, въ рукахъ съ корзинкой, гд? его об?дъ, въ соломенной шляп? съ широкими лентами, защищающей ея чудное б?лое лицо, которое солнце чуть – чуть позолотило легкой окисью стариннаго мрамора.

Кто-то показался подъ нав?сомъ, направляя свои шаги къ башн?. Это Маргалида!.. Н?тъ, не она. Въ штанахъ. Ея братъ Пепетъ… Пепетъ, м?сяцъ тому назадъ жившiй въ Ибис?, готовившiйся въ семинарiю: потому ему дали прозвище Капельянета.

II

– Bon dia tendui!..

Пепетъ постлалъ салфетку на одной сторон? стола и поставилъ дв? закрытыхъ тарелки и бутылку винограднаго вина, краснаго и прозрачнаго, какъ рубинъ. Потомъ с?лъ на полъ, обхвативъ кол?ни руками и сохранялъ неподвижную позу. Блестящiй мраморъ его зубовъ гор?лъ улыбкой на смугломъ лиц?. Хитрые глаза его впились въ сеньора съ выраженiемъ веселаго, в?рнаго пса.

– Разв? ты не былъ въ Ибис? и не готовился въ священники? – спросилъ Хаиме, приступая къ об?ду.

Юноша кивнулъ головой. Да, сеньоръ, былъ Отецъ отдалъ его профессору семинарiи. Донъ Хаиме знаетъ, гд? находится семинарiя?..

Маленькiй крестьянинъ говорилъ о семинарiи, какъ объ отдаленномъ м?ст? пытокъ. Ни деревьевъ, ни свободы; почти воздуха н?тъ: въ этой темниц? жить невозможно.

Слушая его, Фебреръ вспоминалъ о своемъ пос?щенiи славнаго города Реаль Фуэрса де Ибиса, мертваго, отд?леннаго отъ морского квартала большой ст?ной временъ Филиппа II, въ промежуткахъ зад?ланной песчанникомъ, поросшемъ зелеными волнующимися каперцами. Римскiя статуи безъ головъ украшали три полукруглыя ниши надъ воротами, соединявшими городъ съ предм?стьемъ. Дал?е, извивались кривыя улицы вплоть до холма, занятаго соборомъ и кр?постью. Мостовыя изъ синяго камня; посреди ихъ текли нечистоты; на блестяще – б?лыхъ фасадахъ подъ штукатуркой видн?лись сл?ды дворянскихъ гербовъ и украшенiй старинныхъ оконъ; кладбищенское молчанiе на берегу моря нарушалось лишь отдаленнымъ ропотомъ прибоя и жужжаньемъ мухъ надъ ручьемъ. Изр?дка, слышались шаги по мостовой мавританскихъ улицъ и полуоткрывались окна въ жадномъ ожиданiи необычайнаго событiя: медленно подымаются по высокимъ склонамъ солдаты кр?пости; господа священнослужители спускаются съ клиросовъ въ сутан?, лоснящейся на груди отъ жира, и въ мантiи цв?та мушинаго крыла, – жалкiе служители забытаго собора, б?днаго, не им?ющаго епископа.

Въ одной изъ этихъ улицъ Фебреръ вид?лъ семинарiю, длинный домъ, съ б?лыми ст?нами, съ окнами въ р?шеткахъ, словно какъ у тюрьмы. Капельянетъ, вспоминая ее, становился серьезнымъ, и на шоколадномъ лиц? его пропадалъ б?лый мраморъ улыбки. Что за м?сяцъ провелъ онъ тамъ! На досуг? л?тнихъ вакацiй учитель занимался съ маленькимъ крестьяниномъ, стараясь посвятить его въ красоты латинской грамоты при помощи своего краснор?чiя и ремня. Онъ хот?лъ сд?лать изъ него чудо знанiя къ началу классовъ, и удары учащались. Помимо того, эти р?шетки, за которыми видно лишь противоположную ст?ну; безплодiе города, – ни единаго зеленаго листка; скучныя прогулки со священникомъ по гавани стоячихъ водъ, пахнувшей разлагающицися раковинами, гд? видн?лись одни только парусныя суда, грузившiя соль!.. Наканун? черезчуръ сильные ременные удары переполнили чашу терп?нiя. Бить его! He будь онъ священникомъ!.. Онъ уб?жалъ, п?шкомъ направился въ Канъ Майорки. Но прежде въ вид? мести, онъ разорвалъ книги, пользовавшiяся особымъ почетомъ у священника, опрокинулъ чернильницу на столъ, исчертилъ ст?ны зазорными надписями и над?лалъ еще другихъ проказъ, словно вырвавшимся на свободу обязьяна.

Ночью поднялась буря въ Кан? Майорки. Пепъ поколотилъ палкой сына: обезум?въ отъ гн?ва, хот?лъ его убить; но между ними бросились Маргалида и мать.

Снова появилась улыбкл атлота. Онъ съ гордостью говорилъ о полученныхъ ударахъ; вынесъ ихъ безъ крика. Билъ отецъ, а отецъ можетъ бить, потому что любитъ своихъ д?тей. Но пусть кто-нибудь другой попробуетъ поколотить: будетъ осужденъ на смерть. И при этихъ словахъ онъ выпрямлялся съ воинственнымъ задоромъ расы, привыкшей вид?ть кровь и творить расправу собственной рукой. Пепъ заявилъ, что снова отвезетъ сына въ семинарiю, но юноша не в?рилъ въ угрозу. Онъ не по?детъ, хотя бы отецъ и выполнилъ свое об?щанiе отвезти его, какъ м?шокъ, привязанный къ крупу осла: онъ скор?е уб?житъ на гору, или островокъ Ведра и будетъ жить съ дикими козами.

Хозяинъ Кана Майорки распоряжался будущностью своихъ д?тей грубо, съ энергiей крестьянина, не останавливающагося передъ опасностями, когда думаетъ, что поступаетъ хорошо. Маргалида, должна выдти замужъ за мужика и ей достанутся земли и домъ. Пепетъ долженъ сд?латься священникомъ, что знаменовало собой соцiальное возвышенiе семьи, честь и богатство для вс?хъ.

Хаиме улыбался, слушая протесты атлота противъ своего жребiя. На всемъ остров? не было другого образовательнаго центра, кром? семинарiи: крестьяне и судовлад?лыды, желавшiе для своихъ д?тей лучшей доли, привозили ихъ туда. Ибисскiе священники!.. Многiе изъ нихъ, продолжая учиться, принимали участiе въ кортехо, пускали въ ходъ ножъ и пистолетъ. Потомки корсаровъ и воиновъ, над?вая сутану, сохраняли задоръ и грубое мужество своихъ предковъ. Они не были безбожниками – простота ихъ мiросозерцанiя, не допускала подобной роскоши – но вм?ст? съ т?мъ не отличались набожностью и строгостью: любили жизнь со вс?ми ея ут?хами и испытывали влеченiе къ опасностямъ, вдохновляемые стариннымъ пыломъ. Островъ былъ фабрикой храбрыхъ, любящихъ приключенiя, священниковъ. Остававшiеся въ Испанiи, кончали т?мъ, что д?лались полковыми капелланами. Другiе, бол?е см?лые, едва научившись служить об?дню, ?хали въ Америку, гд? н?которыя республики аристократическаго католицизма являлись Эльдорадо для испанскихъ священниковъ, не боящихся моря. Оттуда они присылали много денегъ своимъ семьямъ и покупали дома и земли, во славу Господа Бога, бол?е милостиваго къ своимъ служителямъ въ Новомъ св?т?, ч?мъ въ Старомъ. Въ Чили и Перу иныя добрыя сеньоры за об?дню давали сотни песо[5 - Песо – серебряиая монета (= 8 реаловъ).] милостыни. Широко открывались отъ изумленiя рты у родителей, зимними вечерами собиравшихся въ кухняхъ. Несмотря на столь великiя блага, священники стремились вернуться на дорогой островъ и черезъ н?сколько л?тъ прi?зжали съ нам?ренiемъ заняться землед?лiемъ. Но демонъ новой жизни отравилъ имъ сердце. Имъ прискучивало монотонное существованiе островитянъ, традицiонное, ограниченное; они грезили объ юныхъ городахъ далекаго материка и въ конц? концовъ, продавали свое имущество или дарили его семь? и у?зжали, чтобы больше не возвращаться.

Пепъ негодовалъ на сына, упорно желавшаго остаться крестьяниномъ. Грозилъ убить его, какъ будто тотъ стоялъ на пути гибели. Перечислялъ вс?хъ своихъ прiятелей, у кого сыновья отправились въ новый св?тъ въ сутан?. Сынъ Треуфоча прислалъ изъ Америки до шести тысячъ дуро. Другой, жившiй внутри материка, у инд?йцевъ, среди высочайшихъ горъ, называемыхъ Андами, купилъ пом?стье на Ибис?, которое теперь возд?лываетъ его отецъ. А безд?льникъ Пепетъ, бол?е другихъ способный къ грамот?, не желаетъ посл?довать столь прекраснымъ прим?рамъ!.. Стоитъ убить его.

Вчера ночью, въ моментъ затишья, когда Пепъ отдыхалъ въ кухн?, натрудивши руки, съ печальной миной отца, только что расправившагося съ сыномъ, атлотъ, почесываясь отъ побоевъ, предложилъ сд?лку. Онъ будетъ священникомъ, покорится синь? Пепу, но прежде онъ желаетъ быть мужчиной, ходить съ юношами въ приходъ и устраивать музыку, танцовать по воскресеньямъ, принимать участiе въ кортехо, им?ть нев?сту, носить ножъ за поясомъ. Ножа онъ всего сильн?е желалъ. Если отецъ подаритъ ему д?душкинъ ножъ, онъ готовъ на все.

– Кинжалъ д?душки, отецъ! – умолялъ юноша. – Кинжалъ д?душки!

За д?душкинъ ножъ онъ сд?лается священникомъ; согласенъ даже жить отшельникомъ, на подаянiе, какъ пустынники, жившiе на морскомъ берегу въ святилищ? Кубельсъ. При вопiоминанiи о славномъ оружiи его глаза загорались блескомъ удивленiя, и онъ описывалъ его Фебреру. Драгоц?нность! Старинная стальная пилка, острая, отполированная. Можно пробить ею монету. И въ рукахъ д?душки! Д?душка былъ знаменитымъ челов?комъ. Внукъ его не зналъ, но говорилъ о немъ съ восхищенiемъ, ставя образъ его выше благодушнаго отца, къ которому питалъ посредственное уваженiе.

Зат?мъ, повинуясь голосу своего желанiя, онъ р?шился умолять о протекцiи дона Хаиме. Если бы помогъ ему!.. Достаточно съ его стороны заикнуться насчетъ знаменитаго ножа – отецъ моментально отдастъ.

Фебреръ выслушалъ просьбу съ добродушной улыбкой.