Мертвые повелевают

Вечеръ былъ ясный, море им?ло яркiй цв?тъ, необычайный, глубоко – прозрачный. Песчаное дно б?л?ло молочными пятнами; подводные рифы и ихъ темная растительность, казалось, полны были трепета таинственной жизни. Б?лыя облака, плававшiя по горизонту, проходя мимо солнца отбрасывали на море широкiя полосы т?ни. Клочекъ синяго пространства оставалея темно – матовымъ, а дальше, за движущимся плащемъ св?тлыя воды какъ бы кип?ли въ золотыхъ брызгахъ. По временамъ скрытое зав?сами св?тило отбрасывало изъ-за ихъ бахромы св?тлый рукавъ, вспыхивающiе лучи фонаря, широкiй треугольникъ б?ловатаго сiянiя, какъ на голландскомъ пейзаж?.

Видъ моря нич?мъ теперь не напоминалъ Фебреру о той бурной ночи, и однако, по ассоцiацiи, – какiя порождаются въ нашей памяти забытыми идеями, когда мы пос?щаемъ старыя м?ста, – Фебреру начали приходить прежнiя мысли. Только теперь он? не развивались дальше. Какъ бы потерп?въ пораженiе, он? развертывались въ обратномъ порядк?.

Онъ горько см?ялся надъ оптимизмомъ, пос?тившемъ его тогда, надъ ув?ренностью, съ которой оыъ отвергъ вс? свои соображенiя о прошломъ. Мертвые повел?ваютъ: ихъ власть, ихъ могущество неоспоримы. Какъ могъ онъ, въ порыв? любовнаго восторга, презр?ть эту великую, неут?шительную истину? Ясно дали ему почувствовать всю уничтожающую тяжесть своего могущества мрачные тираны нашей жизни. Почему въ этомъ уголк? земли, въ его посл?днемъ уб?жищ? смотрятъ на него, какъ на чужеземца? что сд?лалъ онъ для этого?.. Безчисленныя покол?нiя людей, чей прахъ, чья душа см?шались съ землей родного острова, оставили въ насл?дство нын? живущимъ ненависть къ иностранцу, страхъ и непрiязнь къ чужеземцу, и съ нимъ ведутъ они войну. Кто прибывалъ изъ другихъ странъ, того встр?чали съ непрiязненной отчужденностью по приказу уже несуществующихъ.

Когда, презр?въ старинные предразсудки, онъ пытался подойти къ женщин?, женщина таинственно отступала, испуганная его приближенiемъ. А отецъ, во имя своего рабскаго уваженiя, противился неслыханному поступку. Его попытка – попытка безумца – союзъ п?туха и чайки, о которомъ мечталъ странный монахъ, вызывавшiй см?хъ у крестьянъ. Того захот?ли люди, образовавъ н?когда общество и разд?ливъ его на классы. Безполезно подымать бунтъ противъ установленнаго. Жизнь челов?ка коротка и не хватитъ силъ биться съ сотнями тысячъ жизней, ран?е существовашiихъ и невидимо караулящихъ, подавляющихъ ее массой матерiальныхъ созданiй – памятью ихъ прохожденiя по земл?, и уничтожающихъ ее своими мыслями; мысли эти наполняють окружающую атмосферу и предопред?лены для вс?хъ, кто родится безсильный изобр?сть что-либо новое.

Мертвые повел?ваютъ, и безполезно живымъ отказываться отъ повиновенiя. Вс? мятежныя попытки выйти изъ рабства, порвать в?ковую ц?пь – ложь. Фебреръ вспомнилъ о священномъ колес? индiйцевъ, буддiйскомъ символ?, которое онъ вид?лъ въ Париж? на восточной религiозной церемонiи въ одномъ муз?е. Колесо – символъ нашей жизни, мы воображаемъ, будто идемъ впередъ, потому что мы двигаемся. Мы воображаетъ, будто прогрессируемъ, потому что направляемся все дальше и дальше. Но когда колесо совершитъ полный оборотъ, мы оказываемся на старомъ м?ст?. Жизнь челов?чества, исторiя, все – безконечное «возвращенiе вещей». Народы рождаются, растутъ, прогрессируютъ, хижины превращаются въ замокъ, а зат?мъ въ фабрику. Образуются громадные города съ миллiонами жителей, зат?мъ наступаетъ катастрофа, войны за хл?бъ, котораго не достаетъ многимъ и многимъ, протесты ограбленныхъ, великiя убiйства, города пуст?ютъ, становятся развалинами. Трава обступаетъ величественные памятники. Метрополiи мало – по – малу проваливаются въ землю и в?ками покоятся подъ холмами. Дикая роща покрываетъ столицу далекихъ временъ. Проходитъ дикiй охотникъ тамъ, гд? н?когда встр?чали поб?дителей – полководцевъ съ почестями полубоговъ. Пасутся овцы и насвистываетъ пастухъ въ свир?ль надъ руинами, гд? н?когда были трибуны мертвыхъ законовъ. Снова собираются люди въ группы, и выростаютъ хижина, деревня, замокъ, фабрика, громадный городъ и, повторяется тоже самое, всегда тоже самое – разница лишь въ сотняхъ в?ковъ; и также повторяются люди съ одинаковыми жестами, идеями и предразсудками на пространств? годовъ. Колесо! В?чное возвращенiе вещей! И вс? отпрыски челов?ческаго стада м?няютъ хл?ва, но отнюдь не пастуховъ. А пастухи постоянно одни и т? же, мертвые, первые, кто думалъ, чья первобытная мысль, словно сн?жная глыба, катится и катится по склонамъ, растетъ и, клейкая, захватываетъ все встр?чающееся на пути!..

Люди, гордые своимъ матерiальнымъ прогрессомъ, механическими игрушкаии, изобр?тенными ради ихъ благополучiя, воображаютъ себя свободными, высоко стоящими надъ прошлымъ, эмансипировавшимися отъ первоначальнаго рабства. А все, что они говорятъ, было сказано другими словами сотни в?ковъ тому назадъ. Ихъ страсти – т? же самыя. Ихъ мысли, признаваемыя оригинальными, – отблески и отраженiя старинныхъ мыслей. И вс? поступки, которые они считаютъ хорошими или дурными, почитаются таковыми, ибо такъ опред?лили мертвые. Мертвые – тираны, кого долженъ былъ бы челов?къ снова убить, если бъ желалъ настоящей свободы!.. Кому удастся осуществить этотъ великiй освободительный подвигъ? Явится ли паладинъ, достаточно могучiй, способный убить чудовище, тягот?ющее надъ челов?чествомъ, громадное, подавляющее, какъ сказочные драконы, хранящiе подъ своими т?лами безиолезныя сокровища?..

Долго и неподвижно сид?лъ Фебреръ на скал?, облокотившись на кол?ни, опершись подбородкомъ на руки, погруженный въ свои мысли. И глаза его были какъ бы загипнотизированы тихими всплесками трепещущихъ водъ.

Когда онъ дошелъ до этихъ размышленiй, начали спускаться сумерки… Пусть исполнится его судьба! Онъ можетъ жить лишь на высот?, хотя бы и смиреннымъ нищимъ. Вс? пути къ спуску кругомъ закрыты. Прощай, счастье, котораго искалъ онъ въ возврат? къ естественной первобытной жизни! Разъ мертвые не желаютъ, чтобы онъ былъ челов?комъ, онъ будетъ паразитомъ.

Блуждая по горизонту, его глаза остановились на б?лыхъ парахъ, подымавшихея надъ гранью моря. Когда онъ былъ маленькимъ и мад? Антонiя ходила съ нимъ гулять по сольерскому берегу, они часто, забавляясь полетомъ воображенiя находили сходство съ разными т?лами у облаковъ, соединявшихся или расходившихся въ безконечной игр? формъ, – вид?ли въ нихъ, то черное чудовище съ огненной пастью, то д?ву, осiянную небеснымъ блескомъ. Груда облаковъ, густыхъ и блестящихъ, какъ б?лое руно, привлекла его вниманiе. Эта св?тозарная б?лизна принадлежала гладкимъ костямъ череповъ. Клубы темнаго пара двигались въ этомъ туманномъ облак?. Воображенiе вид?ло въ нихъ два черныхъ страшныхъ отверстiя, злов?щiй треугольникъ, словно провалившiйся носъ на лиц? мертвеца, а ниже, громадную щель, похожую на н?мую улыбку рта безъ губъ и безъ зубовъ.

Это Смерть, великая сеньора, императрица мiра явилась передъ нимъ въ своемъ б?ло – матовомъ великол?пiи при дневномъ св?т?, бросая вызовъ солнечному блеску, небесной лазури, св?тло – зеленымъ морскимъ водамъ. Отблескъ умирающаго св?тила зажигалъ искрой злобной жизни костистое лицо, бл?дное, какъ жертвенная облатка, черныя, злов?щiя впадины его, ужасатощую улыбку… Да, это Она! Разс?янныя на краю моря облака – это шарики и складки од?янiя, скрывавшаго ея громадный скелетъ. А т? облака, что плавали вверху, – широкiй рукавъ, откуда вырывались тонкiе и капризные пары, образуя костлявую руку съ высохшимъ и кривымъ указательнымъ пальцемъ, словно когтемъ хищника, И палецъ прказывалъ далеко, далеко, говоря о таинственной судьб?.

Облака задвигались: вид?нiе быстро исчезло. Стерлись его ужасные контуры, обозначились новыя капризныя формы. Но хотя призракъ и пропалъ, галлюцинацiя Фебрера не кончилась.

Онъ подчинялся приказанiю безъ протеста; онъ отправится. Мертвые повел?ваютъ, и онъ – ихъ безоружный рабъ. Св?тъ падавшихъ сумерокъ сообщалъ предметамъ странныя очертанiя. Въ извилинахъ берега ложились густыя т?ни и какъ бы трепетали, придавая камнямъ формы животныхъ. Вдали одинъ мысъ походилъ на нагнувшагося у волнъ льва, смотр?вшаго на Хаиме съ безмолвной враждой. Рифы выставляли изъ воды и прятали черныя головы, ув?нчанныя зелеными волосами, какъ гиганты – амфибiи чудовищнаго челов?чества. Въ сторон? Форментеры отшельникъ увидалъ громаднаго дракона, который приближался по линiи горизонта, съ длиннымъ хвостомъ облаковъ, нам?реваясь предательски проглотить умирающее солнце.

Когда розовый шаръ, спасаясь отъ этой опасности, погрузился въ воды, раздувшись въ судорогахъ ужаса, с?рая печаль сумерекъ пробудила Фебрера отъ его галлюцинацiй.

Онъ поднялся, взялъ лежавшее около него ружье и направился къ башн?. Молча онъ обдумывалъ программу своего отъ?зда. Никому не скажетъ ни слова, подождетъ, пока въ ибисскую гавань не прибудетъ почтовый пароходъ изъ Майорки, и только въ посл?днiй моментъ сообщитъ Пепу о своемъ р?шенiи.

Р?шимость очень скоро разстаться со своимъ уб?жищемъ заставила его съ интересомъ разематривать внутренность башни при огн? св?чи, которую онъ только что зажегъ. Его т?нь, гигантски выросшая и колебавшаяся отъ миганiя огня, простерлась съ одного конца до другого на б?лыхъ ст?нахъ, покрывъ вис?вшiя на нихъ украшенiя и вызвавъ блескъ жемчужныхъ раковинъ и металлическихъ частей ружья.

Знакомый хрипъ привлекъ вниманiе Фебрера. Хаиме высунулся на л?стницу. Закутанный въ плащъ челов?къ стоялъ на верхнихъ ступенькахъ. Это былъ Пепъ.

– Ужинъ! – сказалъ Пепъ коротко, протягивая ему корзину.

Хаиме взялъ. Крестькнинъ видимо не желалъ разговаривать, а онъ, въ свою очередь, боялся, что тотъ изм?нитъ своему лаконизму.

– Доброй ночи!

Посл? этого краткаго прив?тствiя, Пепъ удалился въ хуторъ, какъ почтительный слуга, который недоволенъ, что можетъ себ? позволить лишь переброситься со своимъ господиномъ самыми необходимыми словами.

Вернувшись въ башню, Хаиме заперъ дверь и оставилъ корзину на стол?. У него не было аппетита: поужинаетъ позже. Взялъ деревенскую трубку, сд?ланную какимъ-то крестьяниномъ изъ вишневой в?тки, набилъ табакомъ и началъ курить, разс?янно сл?дя за движенiемъ клубовъ дыма. Синевато – тонкiй дымъ передъ св?чей становился радужно – прозрачнымъ.

Зат?мъ Фебреръ взялъ книгу и хот?лъ читать, но вс? усилiя сосредоточиться на чтенiи были тщетны.

За ст?нами каменной громады царила ночь, мрачная ночь, полная глубокой тайны. Казалось, сквозь ст?ны проникало ея торжественное безмолвiе, сходящее сверху и мал?йшiе звуки становились въ немъ тревожно – гулкими, словно шумъ слушалъ самого себя. Фебреру представилось, что онъ слышитъ среди этой глубокой тишины движенiе крови въ своихъ жилахъ. Изр?дка доносился крикъ чайки или минутный шорохъ тамарисковъ, поколебленныхъ в?тромъ, словно ропотъ воображаемой толпы за театральными декорацiями. Съ потолка комнаты слышался. по временамъ монотонный крикъ – крикъ червя, неустанно подтачивающаго балки; днемъ его не зам?чали. Mope нарушало тишину мрака тихимъ плескомъ, ударяя волнами по вс?мъ выступамъ и извилинамъ берега.

Впервые, онъ ясно понялъ свое полное одиночество. Разв? возможно продолжать жизнь отшельника. А когда его схватитъ бол?знь? A когда придетъ старость?.. Въ эти часы въ городахъ начиналась новая жизнь подъ б?лымъ блескомъ электрическаго осв?щенiя. Движенiе на улицахъ росло, увеличивались ряды экипажей. Сверкали витрины, открывались театры, тротуары оглашались звуками грацiозныхъ шаговъ красавицъ. А онъ сидитъ, какъ первобытный челов?къ въ варварской башн?, и единственный признакъ цивилизацiи – бл?дный св?тъ св?чи, который лишь сильн?е отт?няетъ сумракъ и его трагическое молчанiе, какъ бы говорящее, что мiръ уснулъ на в?ки. По другую сторону каменной ст?ны лежала т?нь, чреватая тайнами, Она уже не давала крова дикимъ зв?рямъ, какъ въ доисторическiя времена; ею отлично могъ пользоваться челов?къ.

Вдругъ Фебреръ, сид?вшiй неподвижно, прислушиваясь къ самому себ? съ безпокойствомъ, какъ робкiя д?ти, боящiяся шевельнуться на кравати, чтобъ не усилить окружающей ихъ таинственности, вздрогнулъ на своемъ стул?. Какой-то необыкновенный звукъ прор?залъ воздухъ съ р?зкой силой, выд?лившись изъ смутныхъ шороховъ ночи. Это былъ крикъ, ауканье, визгъ, одинъ изъ т?хъ дышащихъ враждою, насм?шливыхъ звуковъ, которыми атлоты въ жажд? мести призывали другъ друга во тьму.

Хаиме почувствовалъ какъ бы толчекъ, побуждавшiй его вскочить и броситься къ двери, но онъ остался на м?ст?. Традицiонное ауканье раздавалось въ н?которомъ отдаленiи. Это, должно быть, парни квартона, избравшiе м?стомъ встр?чи съ оружiемъ въ рукахъ окрестности башни Пирата. Это не относилось къ нему. Завтра утромъ онъ узнаетъ о случившемся.

Онъ снова открылъ книгу, стараясь развлечься чтенiемъ, но прочтя н?сколько строкъ, онъ вскочилъ и бросилъ на столъ томикъ и трубку.

– Ауууу! – крикъ вызова, дышащiй враждой, насм?шливое ауканье раздалось почти у подножiя л?стницы. Кто-то тянулъ его, дыша легкими, какъ м?хами. Почти въ то же самое время въ темнот? послышался шумъ раскрытаго в?ера: морскiя птицы, неожиданно разбуженныя, въ тревог? носились между скалъ, отыскивая новое уб?жище.

Это относится къ нему! Его вызываютъ у дверей его жилища!.. Онъ внимательно осмотр?лъ ружье, засунулъ правую руку за поясъ, ощупалъ металлъ револьвера, теплый отъ близости къ т?лу, сд?лалъ два шага къ двери, но остановился и пожалъ плечами съ улыбкой отказа. Онъ – не островитянинъ: онъ не понимаетъ языка этихъ криковъ и считаетъ себя огражденнымъ отъ вызововъ.

Онъ вернулся къ стулу и взялъ книгу, улыбаясь съ д?ланной веселостью.

– Кричи, добрый челов?къ, визжи себ?, аукай! Сочувствую теб?: ты можешь схватить насморкъ отъ сырости, а я останусь дома.

Но насм?шливое спокойствiе его было лишь кажущееся. Снова раздалось ауканье, но уже не у подножiя л?стницы, а н?сколько дальше, можетъ среди тамарисковъ, окружавшихъ башню, Вызывающiй, повидимому, занялъ позицiю, подкарауливая Фебрера.

Кто – бы это былъ?… Можетъ быть, несчастный верро, котораго онъ искалъ вечеромъ; можетъ быть П?вецъ, публично клявшiйся, что постарается какъ можно скор?е убить его. Ночь и хитрость, уравнивающiя силы враговъ, придадутъ храбрости этому больному парню для выступленiя противъ него. А, можетъ быть, его подстерегали челов?ка два или больше.

Олять раздалось ауканье, но Хаиме попрежнему пожалъ плечами. Неизв?стный вызывающiй можетъ кричать сколько угодно… Но, увы, читать невозможно! напрасны усилiя притворяться слокойнымъ!..

Теперь неслось яростное ауканье, словно кукареку взб?сившагося п?туха, Хаиме казалось, что онъ видитъ шею этого челов?ка, вздувшуюся, покрасн?вшую, съ дрожавшими отъ гн?ва жилами. Гортанный крикъ мало – по – малу какъ бы прiобр?талъ характеръ и значенiе языка, – иронически насм?шливый, изд?вающiйся. Онъ дразнилъ чужеземца его ссторожностью, какъ бы называлъ его трусомъ.

Напрасно Хаиме старался не слушать его. Глаза его подернулись туманомъ: ему казалось, что св?ча больше не давала св?та. Въ промежутки молчанiя кровь шум?ла въ его ушахъ. Онъ вспомнилъ, что Канъ Майорки очень близко, и, можетъ быть, Маргалида, трепещущая, припавъ къ окошку, слушаетъ эти ayканья передъ башней, гд? въ свою очередь, слышитъ ихъ мужчина, запершись, словно глухой.

Н?тъ, конецъ! На этотъ разъ онъ р?шительно швырнулъ книгу на столъ и зат?мъ, инстинктивно, не давая себ? яснаго отчета, задулъ пламя св?чи. Оставшись въ темнот?, онъ сд?лалъ н?сколько шаговъ, протянувъ руки впередъ, совершенно забывъ планъ атаки, быстро придуманный н?сколько минутъ тому назадъ. Гн?въ перепуталъ его мысли. Въ этомъ внезапномъ осл?плеиiи сверкала одна только мысль, какъ посл?днiй отблескъ удаляющагося св?та. Онъ схватилъ было ружье дрожащими руками, но, вдругъ, остановилъ его. Требовалось мен?е громоздзкое оружiе: можетъ быть, придется спуститься и идти въ кустахъ.

Онъ засунулъ руку за поясъ, и револьверъ выскочилъ изъ своего логовища, н?жный, словно шелковистый, теплый зв?рокъ. Онъ ощупью дошелъ до двери н медленно прiотворилъ ее, лишь настолько, чтобы просунуть голову. Чуть – чуть скрипнули ея грубыя петли.

Быстро перейдя отъ темноты своей комнаты къ туманной ясности зв?зднаго св?та, Фебреръ увидалъ пятно кустарниковъ вокругъ башни, за нимъ смутно б?л?ющiй хуторъ, а прямо черный хребетъ горъ на фон? неба, ус?яннаго трепетными зв?здами. Эта картина стояла передъ нимъ съ минуту: зат?мъ онъ уже не могъ ее вид?ть. Дв? маленькихъ молнiи, дв? огненныхъ зм?йки обозначились одна за другою во тьм? кустовъ, грянули два выстр?ла, почти слившись другъ съ другомъ.

Хаиме ощутилъ ?дкiй запахъ жженаго поpoxy – можетъ быть явленiе, созданное его воображенiемъ. Въ то же время онъ почувствовалъ беззвучный, но сильный ударъ въ макушку черепа, что-то необыкновенное, что, казалось, зад?ло его, не коснувшись, – прикосновенiе камня. Что-то упало на его лицо, какъ легкая неуловимая влага. Кровь?.. Земля?..

Изумленiе его продолжалось одинъ моментъ. Въ него выстр?лили изъ кустарниковъ около л?стницы. Врагъ былъ тамъ, тамъ! Онъ въ темнот? вид?лъ м?сто, откуда взвился огонь, и, выставивъ за дверь правую руку, выстр?лилъ изъ своего револьвера: разъ… два… пять разъ – вс? капсюли, находившiяся въ цилиндр?.

Онъ стр?лялъ почти наугадъ, сбитый съ толку темнотой и порывомъ гн?ва. Легкiй шумъ пронизанныхъ в?твей, почти неуловимое колебанiе кустарниковъ, наполнило его дикою радостью. Несомн?нно, онъ попалъ въ врага и, довольный, поднялъ руку къ голов?, чтобъ уб?диться, что онъ не раненъ.

Проведя зат?мъ ею по лицу, онъ почувствовалъ, какъ съ его щекъ и бровей упало что-то мелкое и зернистое. Это была не кровь, а земля, известковая пыль. Его пальцы, б?гая по волосатой кож?, еще дрожавшей отъ смертельнаго прикосновенiя, наткнулись на два отверстiя въ ст?н?, маленькiя воронки, сохранившiя еще теплоту. Ихъ пробили дв? пули, вр?завшiяся въ ст?ну, почти на незам?тномъ разстоянiи отъ головы.

Фебреръ обрадовался своему счастливому жребiю. Онъ здравъ, невредимъ, а его врагъ?.. Гд? онъ въ этотъ моментъ? Разв? спуститься, найти его среди тамарисковъ, узнать его, умирающаго?.. Вдругъ, снова раздался крикъ, дикое ауканье, далеко, очень далеко, почти около хутора, – торжествующее, насм?шливое ауканье. Хаиме понялъ его, какъ предупрежденiе о новой близкой встр?ч?.

Встревоженный выстр?лами, жалобно вылъ песъ Кана Майорки. Вдали ему вторили другiя собаки. Ауканье удалялось, повторяясь все слаб?е и глуше, пропадая въ таинственномъ молчанiи синей ночи.

III

Едва разсв?ло, какъ Капельянетъ явился въ башню.

Онъ все слышалъ. Отецъ его, спящiй кр?пко, можетъ быть еще вовсе не знаетъ о случившемся. Пусть лаетъ собака, пусть около хутора гремятъ выстр?лы, какъ въ сраженiи: добрый Пепъ, улегшись усталый посл? дневныхъ трудовъ, ничего не слышигь, словно мертвый. Вс? остальные въ дом? провели тревожную ночь. Мать н?сколько разъ принималась будить мужа, но добилась лишь безсвязныхъ словъ и новаго храпа. Она до зари молилась о душ? сеньора башни, считая его убитымъ. Маргалида, спавшая около брата, позвала его тихимъ, испуганнымъ голосомъ, услыхавъ первые выстр?лы. «Слышишь, Пепетъ?..»

Б?дная д?вушка привстала на постели, зажгла лампочку и при св?т? посл?дней атлотъ увид?лъ ея бл?дное лицо и безумные глаза. Стыдливая и заст?нчивая, она, волнуясь, раскрывала величайшiя тайны своей наготы, забывъ все, ломая руки, сжимая ими голову. – Убили дона Хаиме? такъ и чуетъ сердце!

И дрожала при отдаленномъ эхо новыхъ выстр?ловъ. «Настоящiя четки выстр?ловъ», по словамъ Капельянета, отв?чалъ первымъ двумъ.