Детоубийцы

Стоялъ декабрь. Надъ Альбуферой дулъ холодный в?теръ, отъ котораго л?ден?ли руки рыбаковъ, прилипая къ веслу. Мужчины нахлобучивали до самыхъ ушей шерстяныя шляпы и од?вали желтыя непромокаемыя куртки, шелест?вшiя при каждомъ движенiи. Женщины почти не выходили изъ хатъ. Вс? семьи жили вокругъ очага, спокойно коптясь въ затхлой атмосфер?, словно въ эскимосской хижин?.

Альбуфера поднялась. Отъ зимнихъ дождей увеличилось количвство воды. Поля и бервга были покрыты слоемъ воды, кое – гд? зеленеющей затопледной растительностью. Озеро, казалось, стало боьше. Одиеокiя хаты, стоявшiя, раньше на суш?, теперь точно плыли по волнамъ, и барки причаливали прямо къ дверямъ.

Казалось, отъ сырой, грязной почвы Пальмара поднимается жестокiй, нестерпимый холодъ, гнавшiй людей внутрь своихъ жилищъ.

Кумушки не могли припомнить такой жестокой зимы. Мавританскiе воробьи, бездомные и голодные, падали еъ соломенныхъ крышъ, пораженные стужей, съ грустнымъ крикомъ, напоминавшимъ жалобу д?тей. Сторожа Деесы закрывали глаза на вынужденное нищетой беззаконiе и каждое утро ц?лое войско д?тишекъ разс?ивалось по л?су, ища сухiе сучья, чтобы согр?ть хату.

Пос?тители Сахара садидись у печи и р?шались покинуть свои камышевые стулья у огня только разв? для того, чтобы пойти за новымъ стаканчикомъ.

Пальмаръ казался застывшимъ и соннымъ. На улиц? ни челов?ка, на озер? – ни барки. Мужчины выходили, чтобы вынуть подавшуюся ночью рыбу и быстро сп?шили домой. Ноги ихъ, обвязанныя толстымъ сукномъ подъ лаптями казались огромными. На дн? барки лежала охапка рисовой соломы, чтобы холодъ былъ не такъ чувствителенъ. Часто раннимъ утромъ по каналу плавали большiе куски льда, словно тусклое стекло.

Вс? изнемогали отъ холода. Они были д?тьми жары, привыкли вид?ть, какъ кипитъ озеро и дымятся поля, какъ подъ лаской солнца поднимаются съ нихъ гнилыя испаренiя. Въ такой собачiй холодъ даже угри по словамъ дядюшки Голубя не желали выставлять изъ ила свои головы. И въ довершенiе всего, часто лилъ проливной дождь, отъ котораго темн?ло озеро и выступали изъ береговъ каналы.

С?рое небо придавало всей Альбуфер? грустный видъ. Плывшiя въ полумрак? барки походили съ ихъ неподвижными людьми, зарывшимися въ солому и по самый носъ покрытыми лохмотьями, на гроба.

Съ наступленiемъ Рождества, по м?р? приближенiя праздника Младенца Іисуса, Пальмаръ, казалось, снова пробуждался, сбрасывая съ себя зимнюю сеячку, въ которую было погрузился.

Надо было развлечься, какъ всегда, хотя бы и замерзло озеро и по немъ можно было бы ходить, какъ случается въ отдаленныхъ странахъ, по разсказамъ бывалыхъ людей. Еще бол?е ч?мъ жажда развлеченiй пальмарцевъ толкало желанiе насолить своимъ веселiемъ жителямъ материка, рыбакамъ Катарохи, см?явшимся надъ Младенцемъ, презирая его за его минiатюрность. Эти безсов?стные и нев?рующiе враги доходили до того, что утверждали, будто пальмарцы погружаютъ своего божественнаго покровителя въ волны каналовъ, когда у нихъ бываетъ плохой уловъ. Что за кощунство! Въ наказанiе за ихъ гр?шный языкъ Младенецъ Іисусъ и не дозволяетъ имъ участвовать въ преимуществахъ жеребьевки.

Весь Пальмаръ готовился къ праздникамъ. Не боясь холода, женщины пере?зжали озеро, чтобы отправиться въ Валенсiю на рождественскую ярмарку. Когда он? возвращались въ барк? мужа, нетерп?ливая д?твора поджидала ихъ у канала, чтобы поскор?е взглянуть на подарки. Картонныя лошадки, жестяные сабли, барабаны и трубы прив?тствовались мелюзгой восторженными кликами, между т?мъ, какъ женщины показывали подругамъ бол?е важныя покупки.

Праздникъ продолжался три дня. На второй день Рождества изъ Катарохи прi?зжала музыка. Самый толстый угорь, попавшiйся въ с?ть за весь годъ, разыгрывался въ лотерею, чтобы покрыть расходы. Третiй день былъ посвященъ Младенцу, а сл?дующiй – Христу. Все время служились мессы, говорились пропов?ди и устраивались балы подъ звуки тамбурина и волынки.

Нелета р?шила повеселиться въ этомъ году, какъ никогда. Она наслаждалась полнымъ счастiемъ. Сидя за стойкой, она точно жила среди в?чной весны. Когда она ужинала, им?я до одну сторону Сахара, по другую – Кубинца, когда они вс?, спокойные и удовлетворенные, наслаждались священнымъ семейнымъ покоемъ, она считала себя самой счастливой женшиной въ мiр? и благодарила добраго Господа, даруюiцаго счастiе хорошимъ людямъ. Она была первой красавицей и первой богачкой деревушки. Мужъ ея былъ доволенъ. Тонетъ, всец?ло подчинявшiйся ея вол?, казался все бол?е влюбленнымъ. Чего еще желать? Она была уб?ждена, что важныя барыни, которыхъ она вид?ла издалека, бывая въ Валенсiи, были, безъ сомн?нiя, не такъ счастливы, какъ она въ этомъ уголк? ила, окруженномъ водой.

Ея враги сплетничали. Свояченица Сахара шпiонила за ней. Чтобы вид?ться, не возбуждая подозр?нiй, имъ приходилось придумывать по?здки въ ближайшiя озерныя деревни. Нелета обнаруживала при этомъ такую находчивость и краснор?чiе, что Кубинецъ сталъ было сомн?ваться, ужъ не правда ли сплетни о прежнихъ связяхъ трактирiцицы, научившихъ ее, по вс?мъ в?роятiямъ, подобнымъ хитростямъ. Нелета относилась спокойно къ этимъ клеветамъ. Ея враги говорили тоже самое тогда, когда между ней и Тонетомъ не было ничего, кром? самыхъ незначительныхъ словъ. И ув?ренная въ томъ, что никто не можетъ уличить ее, она нренебрегала сплетнями и шутила съ Тонетомъ въ переполненномъ трактир? такъ, что дядюшка Голубь былъ непрiятно пораженъ. Нелета разыгрывала обиженную. Разв? они не вм?ст? выросли? Разв? она не им?етъ права любить Тонета, какъ брата, вспоминая все то, что его мать сд?лала для нея?

Сахаръ поддакивалъ и хвалилъ добрыя чувства жены. Гораздо мен?е ему нравилось поведенiе Тонета, въ качеств? компаньона. Молодой челов?къ велъ себя, какъ будто выигралъ въ лотере?, и хот?лъ развлекаться, не занимаясь рыбной ловлей, точь – въ – точь какъ самъ Сахаръ, который однако про?далъ свое, не принося вреда никому.

Главный путь давалъ хорошiй доходъ. Конечно, то былъ уже не баснословный уловъ прежнихъ л?тъ, но бывали ночи, когда поладалось около ста арровъ угрей. Сахаръ былъ доволенъ д?ломъ, торговался съ городскими скупщиками, наблюдая за взв?шиванiемъ и отправкой корзинъ съ угрями. Съ этой стороны все шло не дурно, но онъ любилъ, чтобы каждый вносилъ свое. Каждый пусть исполняетъ свой долгъ, не эксплуатируя другихъ.

Сахаръ об?щалъ дать денегъ и далъ ихъ. Ему принадлежали вс? с?ти и приспособленiя для ловли, ц?лая куча, не ниже трактира. Но в?дь Тонетъ об?щалъ ему домочь своей работой, а на самомъ д?л? своими гр?шными руками не поймалъ еще ни одного угря.

Въ первыя ночи онъ, правда, отправлялся на ловлю. Сидя въ барк?, съ сигарой во рту, онъ гляд?лъ, какъ д?дъ и наемные рыбаки опорожняли въ темнот? большiя с?ти, наполняя дно барки угрями и линями. Потомъ онъ и отъ этого отказался. Онъ не любилъ темныхъ, бурныхъ ночей, когда озеро волнуется и когда бываетъ особенно хорошiй уловъ, не любилъ напряженiя, когда нужно было тащить тяжелыя полныя с?ти, чувствовалъ отвращенье къ липкому прикосновенiю угрей, выскальзывавшихъ изъ рукъ. Онъ предпочиталъ оставаться въ трактир? или спать въ хат?. Желая возбудить его своимъ прим?ромъ, бросая ему въ лицо упрекъ въ л?ни, Сахаръ н?сколько ночей отваживался отправляться на ловлю, кашляя и жалуясь на свои боли. Но стоило только трактирщику р?шиться на такую жертву, какъ Тонетъ т?мъ охотн?е оставался дома, не стыдясь заявить, что Нелета боится быть одна въ таверн?. Положимъ, было достаточно одного дядюшки Голубя, чтобы вести д?ло. Никогда тотъ не работалъ съ такимъ энтузiазмомъ, какъ теперь, когда былъ хозяиномъ Главнаго пути. Но – чортъ возьми! – Договоръ остается договоромъ и Сахару казалось, что молодой челов?къ обкрадываетъ его, такъ какъ былъ доволенъ жизнью и такъ мало интересовался д?ломъ.

Везетъ этому негодяю! Только страхъ потерять Главный путь останавливалъ дядюшку Пако! А Тонетъ жилъ въ трактир?, точно онъ принадлежалъ ему, и толст?лъ отъ блаженства, видя, что вс? его желанiя исполняются, стоитъ ему только протянуть руку. ?лъ лучшее, что было въ дом?, наполнялъ свой стаканъ изъ вс?хъ большихъ и малыхъ боченковъ и порой подъ влiянiемъ мгновеннаго безумнаго желанiя удостов?риться въ своихъ правахъ, осм?ливался ласкать Нелету подъ стойкой въ присутствiи Сахара, въ четырехъ шагахъ отъ пос?тителей, среди которыхъ были люди, не терявшiе ихъ изъ виду.

Порой онъ испытыналъ безумное желанiе уйти изъ Пальмара, провести денъ вн? Альбуферы, въ город? или въ деревушкахъ около озера, и, ставъ въ поз? господина передъ Нелетой, требовалъ:

– Дай дуро!

Дуро? На что? Зеленые глаза трактирщицы вливались въ него властные и гн?вные. Она выпрямлялась надменная, какъ прелюбод?йка, боящаяся въ свою очередь быть обманутой. Видя въ глазахъ парня одно лишь желанiе бродяжничать, стряхнуть съ себя эту жизнь слишкомъ упитаннаго самца, Нелета улыбалась довольная и давала столько денегъ, сколько тотъ просилъ, сов?туя только поскор?е вернуться.

Сахаръ возмущался. Съ этимъ можно было бы помириться, если бы парень занимался д?ломъ. А онъ не только обкрадываетъ его, не только уничтожаетъ половину припасовъ, а сверхъ всего требуетъ еще денегъ. Жена слишкомъ добра! Ее губитъ эта привязанность, которую она съ самаго д?тства питаетъ къ оемейству Голубей. И съ мелочностью скряги онъ высчитывалъ, сколько Тонетъ съ?далъ въ трактир? или выпивали его друзья, которыхъ онъ угощалъ за счетъ его – хозяина. Даже Пiавка, этоть вшивый нищiй, изгнанный изъ трактира, потому что грязнилъ вс? стулья, теперь опять появляется подъ охраной Кубинца, который спаиваеть его, да еще ликерами, самыми дорогими, и все для того, чтобы слушать глупости, вычитанныя имъ изъ книжекъ священника въ бытностъ свою ризничимъ.

– Въ одинъ прекрасный день парень еще ляжетъ въ мою постель! – говорилъ Нелет?, жалуясь, трактирщикъ.

Несчастный не ум?лъ читать въ этихъ глазахъ. Онъ не вид?лъ дьявольской улыбки въ насм?шливомъ взгляд?, съ которымъ жена выслушала подобное предположенiе.

Когда Тонету надо?дало ц?лый день сид?ть въ трактир? рядомъ съ Нелетой, какъ маленькая комнатная собачка, выжидающая момента, когда ее обласкаютъ, онъ бралъ ружье и собаку Сахара и отправлялся въ тростники. Дядюшка Пако им?лъ лучшее ружье въ Пальмар?, ружье богатое, которое Тонетъ считалъ какъ бы своимъ. Р?дко давалъ онъ съ нимъ промахъ. Собака была знаменитая Искра, изв?стная во всей деревн? за ея чутье. Не было такой добычи, которая ушла бы отъ нея, какъ бы густъ ни былъ тростникъ. Какъ выдра ныряла она, чтобы извлечь подстр?ленную птицу со дна, поросшаго водорослями.

Сахаръ утверждалъ, что такую собаку за вс? деньги мiра не купишь. Съ грустью вид?лъ онъ поэтому, что Искра больше любила Тонета, каждый день водившаго ее на охоту, ч?мъ его, стараго хозяина, сид?вшаго у очага, закутаннаго въ платки и од?яла. Этотъ негодяй отбилъ у него даже его собаку!

Восхищенный великол?пными охотничьими принадлежностями дядюшки Пако, Тонетъ разстр?ливалъ вс? патроны, хранившiеся въ трактир?, для продажи охотникамъ. Никто во всемъ Пальмар? такъ много не охотился. На узкихъ пространствахъ воды между ближайшими къ деревн? зарослями, безпрерывно слышалась стр?льба Тонета и вдохновленная работой Искра съ шумомъ б?гала среди тростниковъ. Охота доставляла Кубинцу жестокое наслажденiе, напоминая ему времена военной службы. Онъ подстерегалъ птицъ съ т?ми же дикими и хитрыми предосторожностями, которыми пользовался, когда подстерегалъ въ кустахъ людей, чтобы убить ихъ. Искра приносила ему въ барку лысухъ и зеленыхъ шеекъ съ безсильно повисшими головками и окровавленными перьями. Потомъ шли мен?е обыкновенныя озерныя птицы, охота за которыми наполняла Тонета чувствомъ удовлетворенiя. Онъ восхищался, при вид? лежавшихъ на дн? барки: тростниковаго п?туха съ бирюзовымъ оперенiемъ и краснымъ клювомъ, королевской цапли зеленой съ пурпуромъ, съ узкимъ длиннымъ хохломъ на голов?, ороваля цв?та львиной шкуры и съ краснымъ зобомъ, б?лой съ желтымъ гаги, птицы – парика, черная головка которой отливала золотомъ и красивой болотной длинноножки съ ея блестящимъ зеленымъ оперенiемъ.

Вечеромъ онъ входилъ въ трактиръ съ лицомъ поб?дителя, бросая на полъ свою добычу, блест?вшую вс?ми цв?тами радуги. Будетъ у дядюшки Пако, ч?мъ наполнить котелъ! Онъ великодушно даритъ добычу трактирщику: ружье в?дь принадлежало ему.

Принося порой подстр?леннаго фламинго, съ огромными ногами, длинной шеей, б?лыми и розовыми перьями, и таинственнымъ видомъ, похожаго на египетскаго ибиса, Тонетъ настаивалъ, чтобы Сахаръ набилъ изъ него въ Валенсiи чучело для спальни, изысканное украшенiе, не даромъ бывшее въ такомъ ходу у городскiихъ сеньоровъ. Трактирщикъ принималъ эти подарки съ ворчаньемъ, показывавшимъ его очень относительную радость. Когда Тонетъ, наконецъ, оставитъ въ поко? его ружье? Разв? ему не холодно въ тростникахъ? Разъ онъ такой ловкачъ, почему онъ не помогаетъ по ночамъ д?ду ловить рыбу?

Отв?чая см?хомъ на упреки трактирщика, Тонетъ направлялся къ стойк?:

– Нелета, стаканчикъ!

Онъ заслужилъ его, проведя весь день въ камышахъ, держа въ оц?пен?вшихъ рукахъ ружье, чтобы набить такую кучу дичи. А еще говорятъ, будто онъ изб?гаетъ работать… И въ порыв? веселаго безстыдства гладилъ онъ по щек? Нелету, не обращая вниманiя на привутствiе пос?тителей и не боясь мужа. Разв? они не братъ и сестра? Разв? они не играли вм?ст? д?тъми?

Тони ничего не зналъ и знать не хот?лъ о жизни сына. Онъ вставалъ до зари и возвращался домой только къ ночи. Въ тишин? покрытаго водой поля онъ съ?далъ съ Подкидышемъ н?сколько сардинокъ и маисоваго пирога. В?чная борьба во имя осушенiя поля не позволяла ему выйти изъ нищеты, лучше питаться. Вернувшись въ хату, когда уже сгущались т?ни ночи, онъ растягивалъ на своемъ матрас? свои бол?вшiя кости, и погружался въ усталый сонъ. Но и среди охватившей его дремы онъ продолжалъ высчитывать, сколько еще нужно привезти барокъ съ землей и сколько онъ еще долженъ заплатить кредиторамъ, прежде ч?мъ считать себя хозяиномъ рисоваго поля, каждая пядь котораго была создана въ пот? лица. Дядюшка Голубь большую часть ночей проводилъ вн? дома, ловя рыбу. Тонетъ ?лъ не съ оемьей и только поздно ночью, когда закрывался трактиръ Сахара, стучался въ дверь нетерп?ливымъ стукомъ ноги, пока не поднималась б?дная Подкидышъ, сонная и усталая, чтобы отворить ему.

Такъ шло время до праздниковъ.

Наканун? праздника Младенца, вечеромъ почти вся деревня собралась толпами между берегомъ канала и задней дверью трактира Сахара.

Ожидали музыку изъ Катаррохи, гвоздь праздника. Жители, весь годъ слышавшiе только гитару брадобр?я и гармонику Тонета, приходили въ восторгъ при одной мысли о грохот? м?дныхъ трубъ и гром? барабана, которые раздадутся между рядами хатъ. Никто не чувствовалъ холода. Чтобы выставить на показъ свои новыя платья, женщины оставили дома свои шерстяныя накидки и показывали свои оголенныя руки, посин?вшiя отъ холода. Мужчины од?ли новые кушаки и красныя или черныя шляпы, хранившiе еще сл?ды своего недавняго пребыванiя въ лавк?. Воспользовавшись минутой, когда ихъ жены были заняты болтовней, они быстро отправлялись въ трактиръ, гд? дыханiе пьющихъ и дымъ сигаръ образовали тяжелую атмосферу, пахнувшую грубой шерстью и грязными лаптями. Громко говорили о музык? изъ Катарохи, ув?ряя, что она лучшая на св?т?. Тамошнiе рыбаки народъ плохой, но надо признаться, такой музыки не слыхалъ и самъ король. Б?днякамъ озера предстоитъ таки удовольствiе! Зам?тивъ, что на берегу канала толпа заволновалась, громкими криками прив?тствуя приближенiе музыкантовъ, вс? пос?тители толпой вышли и трактиръ опуст?лъ.

Надъ тростниками показалась верхушка большого паруса. Когда на одномъ изъ поворотовъ канала явилась барка съ музыкой, толпа разразилась криками, словно ее воодушевлялъ видъ красныхъ панталоновъ и б?лыхъ перьевъ, колебавшихся надъ касками.

Деревенская молодежь вступила по старому обычаю въ драку изъ за обладанiя барабаномъ. Парни опускались по грудь въ холодную, какъ ледъ, воду, съ безстрашiемъ, заставлявшимъ стоявшихъ на берегу стучать зубами, какъ кастаньетами.

Старухи протестовали:

– Сумасшедшiе! Схватите воспаленiе легкихъ!

Однако молодежь подбиралась къ барк?, и среди см?ха музыкантовъ ц?плялась за бортъ, ссорясь изъ за обладанiя огромнымъ инструментомъ. Мн?! Мн?! Одинъ изъ бол?е см?лыхъ, уставъ просить, схватилъ наконецъ большой барабанъ съ такой порывистой силой, что чуть не свалилъ въ воду барабанщика и взваливъ на плечи инструментъ, вышелъ изъ воды канала, въ сопровожденiи завидующихъ товарищей.

Сойдя съ барки, музыканты выстроились противъ трактира Сахара. Они вынули инструменты изъ чехловъ, настроили ихъ и толпа плотной ст?ной шла за музыкантами, молчаливая и благогов?йная, восхищенная этимъ событiемъ, которое ожидала ц?лый годъ.

Какъ только послышались звуки шумнаго марша, вс? испытали какой?то странный страхъ. Привыкшiй къ безмолвiю озера слухъ бол?зненно воспринималъ ревъ инструментовъ, отъ котораго дрожали обмазанныя иломъ ст?ны хатъ. Придя въ себя еосл? перваго смущенiя, вызваннаго нарушенiемъ обычной тишины деревни, люди весело улыбались, подъ лаской музыки, доходившей до нихъ, какъ голосъ отдаленнаго мiра, какъ величiе таинственной жизни, развертыеавшейся тамъ далеко за волнами Альбуферы.

Женщины разн?жились, не зная отъ чего, и были готовы плакать. Выпрямляя свои согбенныя плечи рыбаковъ, мужчины шли воинственнымъ шагомъ за музыкантами, а д?вушки улыбались женихамъ, съ блест?вшими глазами и раскрасн?вшимися щечками.

Музыка проносилась, словно порывъ новой жизни надъ сонливымъ населенiемъ, стряхивая съ него оц?пен?нiе мертвыхъ водъ. Вс? кричали, не зная почему, прив?тствовали Младенца Іисуса, б?гали шумливыми группами впереди музыкантовъ и даже старики оживились и были игривы, вакъ д?ти, которыя сопровождали съ картонными лошадками и саблями капельмейстера, восхищаясь его золотыми галунами.

Музыканты прошлись н?сколько разъ взадъ и впередъ по единственной улиц? Пальмара, растягивая шествiе, чтобы удовлетворить публику, заходили въ переулки между хатами, достигали канала и снова возвращались на улицу. Вся деревня сл?довала за ними, аккомпанируя громкими криками наибол?е яркимъ м?стамъ марша.

Надо было положить конецъ этому музыкальному безумiю, и музыканты остановились на площади противъ церкви. Алькальдъ приступилъ къ ихъ расквартировк?. Кумушки оспаривали ихъ другъ у друга, смотря по важности инструмента, и барабанщикъ съ своимъ огромнымъ барабаномъ направился къ лучшей хат?. Довольные т?мъ, что показали свои мундиры, музыканты закутались въ крестьянскiе плащи, ругательски ругая сырость и холодъ Пальмара. Хотя музыканты разс?ялись, народъ на площади не расходился. На одномъ конц? площади раздалась дробь тамбурина и послышались протяжные звуки волынки, похожiе на музыкальный канканъ. Толпа апплодировала. То былъ знаменитый Димбни, игравшiй каждый годъ, веселый парень, столь же изв?стный своимъ пьянствомъ, сколько и музыкальными способностями. Пiавка былъ его лучшимъ другомъ. Когда музыкантъ приходилъ на праздники, бродяга ни на минуту съ нимъ не разставался, зная, что въ конц? концовъ они по братски пропьютъ вс? деньги, полученныя отъ распорядителей. Приступили къ розыгрышу самаго жирнаго угря, пойманнаго за весь годъ для покрытiя издержекъ на праздникъ. То былъ старый обычай, свято соблюдаемый вс?ми рыбаками. Кому попадался огромный угоръ, тотъ хранилъ его въ своемъ садк?, не думая его продавать. Если другому удавалось поймать побольше, сохранялся этотъ посл?днiй, а влад?лецъ перваго могъ свободно распоряжаться своимъ. Такимъ образомъ у распорядителей всегда бывалъ на лицо самый большой угоръ, пойманный въ Альбуфер?.

Въ этомъ году честь поймать самаго жирнаго угря выпала на долю дядюшки Голубя. Не даромъ же онъ ловилъ рыбу на первомъ м?ст?. Старикъ переживалъ одинъ изъ лучшихъ моментовъ жизни, показывая красавицу – рыбу толп?, еобравшейся на площади. Вотъ какого онъ поймалъ! И дрожащими руками показывалъ онъ, похожую да зм?ю, рыбу съ зеленой спиною и б?лымъ брюхомъ, толстую какъ ляжка, на жирной кож? которой переломлялся св?тъ. Надо было пронести аппетитную штуку по всей деревн?, подъ звуки волынки, между т?мъ какъ наибол?е уважаемые рыбаки, переходя отъ одной двери къ другой, будутъ продавать лотерейные билеты.

– На, держи! – Поработай хоть разъ! – сказалъ рыбакъ, передавая угря Пiавк?.