Паштет из соловьиных язычков

После недели больничного рациона свекла выглядела миниатюрной морской миной, способной взорваться в любую секунду. Сходство это проявлялось в первую очередь шипастым хвостом, которым заканчивался вареный овощ, а также бугристой поверхностью съедобной части.

Марк, посмотрев с отвращением на свой ужин, перевел взгляд на Изю, который уже уселся на табуретку и с удовольствием хрустел первым крокодильчиком.

– Посолить не желаешь? – осведомился Марк, задрав вверх правую руку.

– И так нормально, – ответил Изя, продолжая хрустеть.

– А это кошерная пища?

– Все, что дает здесь Господь верным слугам своим – кошерно.

– Вообще-то яйца даются не ангелам, а нам, грешникам.

– Но ты не ешь такую пищу, а Господь не карает меня за то, что ее ем я. Значит – все в порядке.

Изя было потянулся ко второму яйцу, но вдруг хлопнул себя по лбу, задрал смокинг и вытащил из заднего кармана брюк плоскую бутылку с замысловатой этикеткой, в которой болталась прозрачная жидкость.

– Чуть не забыл! – воскликнул он, ставя ее на стол.

– Что это? – удивленно спросил Марк.

– Водка! – с гордостью ответил Изя.

Марк осторожно взял бутылку в руку и щелкнул по ней ногтем. Бутылка издала глухой звук.

– Ага, как же, – ехидно произнес Изя. – Стеклянную бутылку тебе подавай! Чтоб ты разбил ее себе о голову и осколками перерезал шею. Пластика не хотел?

Марк молча разглядывал этикетку.

– Это на каком языке написано? – осведомился он.

– На иврите, – ответил Изя.

Иврита Марк не знал, потому спросил:

– Пейсаховка?

Изя поперхнулся вторым яйцом, которое уже начал есть.

– Какая пейсаховка?! – вскричал он. – Такого напитка не существует в природе. Его придумал зубоскал Гашек! Это обычная еврейская водка крепостью тридцать градусов.

– А почему не сорок? – удивился Марк.

– Потому что не русская, – возмущенно заявил Изя. – Тебе и тридцати градусов хватит. А если нет – я ее заберу!

– Я тебе заберу! – рыкнул на него Марк, быстро свинчивая пробку.

Свекла уже не казалась ему столь отвратительной, поскольку стала восприниматься как закуска.

– Сколько здесь? – спросил Марк, взвешивая бутылку в руке.

– Триста семьдесят пять граммов, – сообщил Изя.

– Все не как у людей, – заявил Марк. – Нет, чтобы пятьсот налить, а еще лучше – семьсот. И в идеале – литр…

– Цистерну тебе подавай! – с негодованием заметил Изя. – Радуйся и этому! Организму, ослабленному болезнью, много не надо. Поэтому не стоит высасывать все за один присест. И про меня не забудь. Я бы мог и сам выпить, но помнил о тебе.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Марк и сделал небольшой глоток.

Водка вошла в его висельное горло колючкой, но быстро растеклась маленькими потоками по одной ей ведомым дорожкам, и Марк даже не стал закусывать, наслаждаясь сладкой болью давно забытого ощущения. Рука его поставила бутылку на стол, глаза закрылись, а нос перестал дышать.

Изя, с улыбкой наблюдавший за его лицом, сказал:

– Ты закуси. А то быстро опьянеешь.

– Сейчас, – сказал Марк, открывая глаза.

Он опять взял бутылку, сделал второй глоток, передал ее в руки Изи и откусил от свеклы здоровенный кусок сочной мякоти. Ангел также приложился к горлышку, поставил бутылку на стол и закусил все той же свеклой, протянутой ему Марком.

– Только не рассказывай, что водка положена очищаемым, – сказал Марк, щуря блаженно глаза.

– Нет, конечно, – ответил Изя. – На самом деле праздник был вчера. Какой праздник – я не знаю. Нам не сообщают. Но, видимо, большой, потому что архангелы перепились, как пьянчуги в день коронации какого-либо европейского государя, когда народ угощали вином бочками. Наши ангелы вчера тоже хорошо дали. А я был с тобой.

– И потому тебе ничего не досталось, – догадался Марк.

– Вот именно, – кивнул головой Изя. – Но я потребовал причитающуюся мне порцию. А также порцию яиц для тебя. И мне выдали! По всей видимости, у архангела, заведующего продовольственным складом, сильно болела голова, потому что он сунул мне вот эту бутылку и приказал заткнуться.

– Ты, Изя, молодец! – воскликнул Марк, хватая бутылку. – Спасибо тебе.

Ангел, потупив глаза, ответил:

– Не стоит благодарности.

Марк, присасываясь к горлышку, понял, что Изя падок к лести.

Они быстро выпили незначительное количество алкоголя, которое удалось добыть предприимчивому ангелу, доели свеклу и поговорили о жизни. Марк лежал на нарах, а Изя сидел на табурете. Изя рассказывал – Марк слушал.

Оказалось – Изя жил всего один раз. Может, он жил и больше, но совсем этого не помнил. А жизнь его прошла в маленьком хорватском городке, где он торговал мебелью и занимался незаконным ростовщичеством. Смерть Изи наступила еще до прихода фашистов к власти и потому носила чисто криминальный характер. Для сводки новостей, естественно.

На самом же деле все случилось непосредственно перед началом Второй мировой войны, когда в Хорватии сильно активизировались националисты-усташи, во всем поддерживавшие Гитлера и Муссолини. И нежелание Изи отдать кровно заработанные деньги было вызвано именно фактором неприятия нацизма, тень которого медленно, но верно накрывала Европу.

– Да, – говорил он, печально кивая головой. – У каждого еврея есть жилка, которая не позволяет ему легко расставаться с деньгами. Но не надо считать нас дураками. Кочерга ли, паяльник в заднице – плохая вещь. Но еще хуже, когда понимаешь, что этот паяльник все равно окажется в вышеуказанном месте, несмотря на то – отдашь ты деньги или нет. Потому будет гораздо лучше, если эти сволочи не увидят никаких денег. Они получат лишь моральную выгоду от моих страданий, а материальной не насладятся. Неполное удовлетворение – как прерванный оргазм. Хоть в чем-то я оказался сильнее их. А умирать всегда больно. Мне так говорили те, кто испытал смерть не один раз…

Марк, лежа на нарах, во все глаза смотрел на Изю. Он был крайне удивлен. Водка, хоть и в небольшом количестве, сделала свое дело, растекшись по телу слегка хмельной, но теплой и приятной волной. Теперь все вокруг виделось в каких-то других, более глубоких и странных тонах. Хотелось говорить и молчать, думать и не задумываться.

– Извини, – сказал Марк. – Я сначала решил, что ты – натуральный еврей из анекдотов, готовый пожертвовать чем угодно ради денег.

– А сейчас? – с живостью спросил Изя.