– Заткнись! – резко прозвучал голос архангела.
Изя тут же умолк и сделал от Марка несколько шагов в сторону, после чего почтительно замер в стойке небогатого и потому совсем не гордого джентльмена. Марк распрямился, скрестил руки на груди и поднял глаза на голос.
Перед ним стоял высокий и толстый человек, одетый в просторную хламиду, спускавшуюся странными складками от плеч к бедрам. Голову его покрывал кудрявенький седой пушок. Борода тоже была седой, но лопатообразной, благодаря чему дико таращилась волосами подобно пробившимся сквозь препоны огородника росткам сливовой поросли.
Лицо архангела было мордатым – и этим все сказано. Зато глазки его, заключенные в глубоких амбразурах кожи под прикрытием бровных козырьков, сверкали откровенной злобой и были самыми колючими из всех, виденных Марком ранее. Толстые губы архангела кривились в злобной усмешке, а пивной живот его вибрировал подобно мембране, натянутой на барабан военного оркестра.
На правом бедре архангела висела резиновая труба с рифленой рукояткой, и Марк догадался, что видит именно тот дубинал, которым Изю хлестали по мягким частям тела.
– Ага, – презрительно цедя слова, произнес архангел. – Барыжий выкормыш никак утихомириться не хочет?
Вопрос его был обращен к Изе и тот сразу же ответил:
– Работаем! Скоро у него исчезнет желание.
«Вот сволочь! – подумал Марк. – Работяга нашелся».
Но он благоразумно молчал, недобро поглядывая на толстого архангела.
– Это «скоро» должно закончиться завтра! – гаркнул архангел. – Я надеюсь, он понял, что к чему и не станет больше убивать своего папашу, вавилонскую башню им обоим по очереди в…
Архангел закашлялся.
Изя и Генрих Новицкий подобострастно засуетились. Генрих ударил архангела по спине, а Изя, подскочив, протянул носовой платок. Но архангел внезапно прекратил кашлять, выхватил из изиной руки платок, утер им рожу, вернул платок хозяину и жестом показал на точку, куда должен отпрыгнуть Изя. Последний тут же выполнил распоряжение и занял прежнее место рядом с Марком, торопливо засовывая сопливый платок в карман брюк.
– Чтобы завтра – никаких фокусов! – заявил архангел. – Красс-старший должен вернуться к тому, что ему положено получить. А вы контролируйте!
Генрих Новицкий, легкий умом как чугунная свая, поинтересовался:
– Как же нам контролировать, если запрещается присутствовать при казни? Что мы можем сделать?
Архангел резко повернул голову к Новицкому. Хламида колыхнулась, и Марк понял, что никакая это не хламида, а просто сложенные за спиной огромные крылья.
– Мне плевать! – жестко произнес крылатый толстяк. – Но если Красс-старший снова соскочит с моциона, отдубинированы будете оба: – и он ткнул пальцем сначала в Генриха, а затем в Изю.
Посмотрев на Марка, архангел добавил:
– А ты, ублюдок, рожденный не от Красса, запомни: незачем принимать на себя наказание другого, тем более – не родного тебе человека. Чтоб завтра к секире даже не прикасался!
Марк, туго дыша сквозь раздувшиеся от гнева ноздри, медленно пошел на архангела.
– Стой! – страдальческим голосом крикнул Изя, пытаясь схватить его за руку.
Но Марк отмахнулся от ангела, продолжая приближаться к обидчику. Архангел посмотрел на Марка с любопытством, а Генрих с непониманием.
– Ах ты, гнида иерусалимская, – ласково произнес Марк, останавливаясь в шаге от архангела и отводя назад правую ногу. – Знаешь, что такое футбол?
Архангел кивнул головой утвердительно.
– Так вот: в футболе происхождение форварда не имеет значения. Лишь бы он по воротам не мазал.
И с этими словами Марк врезал архангелу ногой в пах.
Толстяк, выкатив глаза, с хриплым вздохом сложился пополам и, покачнувшись, завалился на бок. Изя с Генрихом, остолбенев, молча смотрели на тушу, распластавшуюся в пыли.
– Один-ноль в пользу ублюдков, – спокойно констатировал Марк.
Он зашел в пещеру и растянулся на нарах.
На площадке тем временем стало оживленно. До ушей Марка долетали всякие звуки: рев, визг, ругань и звонкие шлепки, как будто кто-то упражнялся в развешивании оплеух. Но Марку это было совсем не интересно. Он просто лежал и улыбался своим мыслям.
Спустя некоторое время звуки затихли, и в пещере появился Изя. Он был растрепан и краснолиц. Остановившись у стола, ангел с грустью посмотрел на довольного Марка и воскликнул горестно:
– Что ты наделал, Марк!
– А что я наделал? – весело спросил недавний футболист.
– Это же был сам Элеазар! – воскликнул Изя. – Он же относился к тебе с безразличием! Теперь нет. А худшего врага нажить трудно.
– Плевать, – махнул рукой Марк. – Завтра казнь.
– Да нет же! – голос Изи стал страдальческим. – Во-первых, порядок казни будет изменен. А во-вторых, Элеазар теперь совсем не против, чтобы ты остался вместо Красса-старшего!
– Как изменен?! – Марк рывком занял сидячее положение.
– Так. Секиры и колоды не будет. А что будет вместо них – я не знаю! Ну зачем ты его ударил?
– Нечего было обзывать меня ублюдком.
– Но это же правда! Нужно было совсем немного потерпеть…
– Это неправда, – сказал Марк сквозь зубы. – Рим был жесток. Во время сулланских проскрипций трупы убирали возами. Красс-старший мог взять меня за маленькую ножку, грохнуть головой о косяк и никто бы об этом не узнал. А если б и узнал, сам бы был грохнут. Но я жив. Потому он мой отец. И еще к этому: я никогда не слышал от него плохого слова. Я всегда ощущал его заботу и любовь. Он папа. Был, есть и будет. А на вас всех мне чихать! Даже на тебя. Ишь ты – работяга какой! Дрессирует он меня, оказывается… Брысь отсюда!
Изя, обиженно сопя, сказал:
– Я к тебе как к человеку, а ты – вон как!
– Уйди прочь! – крикнул раздраженно Марк.
Изя вышел из пещеры, и стало тихо.
– Эх! – воскликнул Марк. – Наконец-то я отсюда выберусь. И вообще. Семейство Крассов всегда было дружным. Если дело обстоит таким образом, каковым оно обстоит, надо оставаться здесь по очереди. Вот и устрою сюда Публия. Пусть будет его черед.
Марк опять растянулся на нарах.
– И что значат слова «порядок казни изменен»? – спустя минуту поинтересовался он у самого себя. – Нет. Все равно будет какая-то лазейка. Я уверен в этом. И потому нечего беспокоиться. Эта жирная туша, Элеазар, не может быть умнее нашего семейства. Ну, Публий, готовься к встрече с сусликом!
Марк повернулся на правый бок и быстро уснул. Снился ему матерый сусляра. В этот раз он был в мотошлеме и кожаных крагах, натянутых на передние лапы.