Домик на дереве

– Страшно, – признался я, почувствовав стыд за себя, за свою трусость; я мог обмануть Настю, изобразить героя, но здравая логика подсказывала мне, что лучше сказать правду, нежели ложь. Быть честным – вот чего я хотел и чего добивался. Зачем изменять своим приоритетам?

– И мне. Мне не хватает воздуха. И, кажется, что стены сужаются.

– Не, стены стоят на месте.

– Точно? – Я кивнул. – Не люблю замкнутое пространство, оно меня пугает. До дрожи.

– Если ты так боишься замкнутых пространств, зачем ты полезла с нами в подпол?

– Не хотела отставать от вас. Хотела быть равноправной участницей преступления. Да и вы просили, упрашивали меня.

– Это точно.

Настя задумалась и спросила:

– А ты чего-нибудь боишься?

Своего отца, чуть не сказал я, но вовремя прикусил язык.

– Я боюсь пауков, – сказал я первое, что пришло в голову.

– И все?

– Ну да…

– Ничего себе! Я боюсь почти всего!

– А чего еще?

– Я боюсь высоты, хотя раньше не боялся.

– А что случилось? – поинтересовался я.

– Однажды, когда я еще была маленькой, я чуть не выпала с балкона. Тянулась за веткой яблони, на которой созрели дикие яблоки едкого красного цвета – и раз! – я уже за бортом. В последнюю минуту успела зацепиться за перила и каким-то чудом оказаться снова на балконе. В безопасности. – Она поежилась от нахлынувших воспоминаний. – Сейчас на балкон или крышу дома не загонишь. Даже одно единственное напоминание о балконе сводит меня с ума, ноги сразу же подкашиваются, а живот сводит.

– Подожди-подожди. Как ты тогда забираешься на наш домик? Он же высоко!

– Боюсь, да лезу.

– Ну, даешь! – Восхитился ли я Настей? Всем сердцем! – А ты, молодец.

– Надо же как-то бороться со страхом. – Она улыбнулась мне сладкой и нежной улыбкой, от которой у меня закружилось голова; теперь и мне казалось, что стены сужались.

– Ради нас ты готова на все? – в шутку спросил я, чтобы отвлечься.

– А ты не задумывался, что, возможно, я ради тебя готова на все?

Ее вопрос сбил меня с толку, заставил смутиться и потерять дар речи. Неужели она тоже имела ко мне чувства? Ответ на этот вопрос остался открытым, дабы в это время мы услышали скрип половиц, а потом как открывается засов крышки подпола.

Мы ждали, что «Дитя» спуститься к нам в подпол и начнет разговор, но ничего такого не произошло; он открыл крышку и ушел.

– Что будем делать? – спросил у меня Степка. – Походу он не собирается с нами разбираться.

– Походу, – согласился я. – Надо выбираться отсюда, пока он дает такую возможность.

– Вдруг там очередная ловушка? – предположила Настя.

– Там, наверху, нас может поджидать все, что угодно. – От воспалившихся нервов, я стал щелкать пальцами. Отвратительная привычка, знаю, но она помогала мне успокоиться в таких вот ситуациях, когда паника и страх окутывают с ног до головы. – Все, что угодно. Но это не значит, что нам стоит сидеть здесь и ждать лучшего развития событий. Вы согласны?

– С тобой, товарищ, трудно не согласиться. – Степка хлопнул меня по плечу и попытался улыбнуться; улыбка получилась натянутой и вымученной. – Я полезу первым. И это не обсуждается! Если что, расскажите моим друзьям и родителям, что я был героем.

– Типун тебя на язык, Степка!

– Постучи еще по дереву, – усмехнулся он и полез по шаткой и трухлой лестнице, в дом, в неизвестность, за которой скрывались тайны и опасности.

Добравшись до крышки подпола, он замер, видимо, приготовившись к худшему и самому страшному, что случалось с ним при жизни, потом приоткрыл крышку на несколько сантиметров и внимательно осмотрел комнату.

– Кажется, никого, – сказал он. И начал отчет. – Три, два, один. Первый пошел!

Степан вытолкнул крышку – та полностью отварилась и с жутким грохотом ударилась об пол – и вынырнул наружу, в дом, поглощенный в дневной свет. Буквально на секунды время для нас с Настей остановилось; мир замер, как и его обыватели. Мы смотрели наверх и видели лишь квадрат света, освещающий лестницу и растворяющий тьму подпола; и ждали, и ждали, пока в этом квадрате, наполненном жизнью, появиться Степан и развеет наши страхи и дурные предчувствия, закрывшиеся где-то глубоко внутри, в самом сердце, в его сосудиках, в нетленной оболочке души. И пройдет целая вечность, длиною в две-три секунды, когда явиться Его Величество Степан, радостно улыбающийся, и скажет, что нечего бояться, в доме никого, а «Дитя тьмы» след простыл. И кто говорит, что время не имеет величин и пространственных глубин?

Сначала из подпола вылезла Настя, следом – я; Степан обнял нас обоих и предложил бежать из этого дома «по добру по здорову».

– Неужели он просто так нас отпустит? – не верил я в такой поворот событий; я чего-то ждал, сам не ведая чего: какого-то подвоха, каких-то объяснений, каких-то возможных последствий.

– Если ты не заметил, друг, он уже так сделал.

– Но почему?

– Смотрите! – крикнула Настя и показала пальцем на стену, на которой была нарисована стрелка и повыше стрелки надпись: «Следуй за стрелкой!».

Я, ни с кем не посоветовавшись, хотел было рвануть за этой пресловутой стрелкой, но меня остановил Степан и выругал за мою беспечность и легкомыслие, мол, неизвестно, к чему – или кому – может привести стрелка, к какой хитроумной ловушке. Я был с ним не согласен, категорически; поэтому возник спор и пока мы спорили, как пятилетние детишки, Настя без особых проблем проследовала по стрелке, которая привела ее к конверту, лежавшему на столе. Она схватила конверт, на лицевой стороне которого было написано: «Для Насти. Для Степана. Для Саши». И мигом обратно, к нам.

– Хватит спорить! – скомандовала она. Мы, не ожидавшие от Насти командного голоса, посмотрели на нее и увидели, что она держала в руках конверт. – Пока вы тут языками чесали, я все сделала сама.

– Что ты сделала?

– Последовала за стрелкой и та указала мне на этот конверт. Это он написал. Послание для нас.

– Я же говорил, что нет никакой опасности!

– Но ты не знал наверняка, – буркнул Степка.

– Как и ты, идиот!

– Сам ты – идиот!

– Ребята, хватит спорить! – И снова в ее голосе мы слушали командирские нотки, сбивающие с пути. – Лучше скажите, что я очень храбрая и смелая.