– И пивка на пробу… – внёс предложение Клён.
– Ну да. По примеру наставников, – поддержал приятеля Доброслав.
– … Пока тятька не видит, – не услышал он друга. – Узнает – прибьёт.
– Тебя и надо за кинжалы наши, – хохотнул Доброслав, услышав ненароком беседу степенных мужей за соседним столом.
Калякали те о какой-то сгинувшей ватажке промысловиков-охотников, что ушли прошлой зимой добывать шкурки.
– По весне их и нашли, – выпучив глаза, гудел погромче Бовы краснолицый селянин с огромным ножом на поясе.
– Мёртвых али живых? – заинтересовался его сосед.
– Мёртвых, – помрачнел селянин. – И шкурок при них не было, а так же луков и ножей.
– Во дела-а, – перекрестился сосед-горожанин, на что селянин иронично сморщился и продолжил:
– Бабы вбивали всем в головы, что промысловиков нечисть лесная сгубила, чтоб, значится, не баловали на их территории. А мы их убеждали, что леший – сам меховой, и шкурки ему без надобности. Но, рази ж им докажешь?
– Всем известно – бабы дуры, – поддержал его горожанин, хотя и был христианин.
Отрокам принесли заказ, и они накинулись на еду.
– Дружба начинается, когда греет один костёр, и ешь с одного котла, – жуя зайчатину, громко произнёс удивительно умный нынче, по мысли Доброслава, Клён.
– И когда ножи не тибрят почём зря, – добавил Бажен.
За столом старших гридей, с которых отрокам следовало брать пример, начался переполох и галдёж – то Бова вспомнил про злосчастно медведя.
– Да плевал я на этого топтыгина, чичас вот ещё жбанчик пивка на грудь приму, и заломаю косолапого, как шавку… И ещё пасть порву. А ежели, братцы, станете меня увещевать и не пущать с мишкой ратиться, то и вам пасти порву, – под смех приятелей поднялся из-за стола, опрокинув доску.
Чиж пошёл с ним, оставив охранять стол жующего утку Бобра, а за гридями, стараясь не попасться им на глаза, двинулись Доброслав с Баженом, оставив на посту жующего зайчатину Клёна.
Молча растолкав поддатых скоморохов, Бова кинулся обниматься с медведем.
Но тот не признал в нём сродственника.
Через недолгое время, сидя в кругу гогочущих приятелей, неудачливый поединщик на чём свет стоит костерил подлого медведя за нечестную борьбу, скоморохов за подначки, хозяина харчевни за кислое пиво, горестно при этом ощупывая рваную рубаху без рукава, ободранное пузо и кровоточащее ухо.
– Не стоило тебе с берсерком связываться, – ржали дурики-приятели.
«Все стервецы и сукины коты, особенно трактирщик», – тужил Бова, – а скомороший мишка, ко всему, хужей поганого печенега. Новую рубаху изодрал, а эти жрут, то есть ржут бобрами», – ещё немного поразмышляв, затеял славную потасовку с двумя толстыми купчиками.
Словом, день прошёл насыщенно и отдых у дружинников удался.
После лёгкого загула Доброслав направился к добротно строенному дому родного дядьки, княжьего старшего гридня Богучара.
– Пиво пил, отрок безмудрый? – не слишком ласково встретил его дядька. – А плетью по мягкому месту, чтоб сидеть больно было, дать?
– Богучарушка, ну что ты к дитяти привязался? – обняла отрока плотная женщина в понёве[5 - Понёва – юбка из трёх полотнищ.] и белой свежей, заправленной в неё рубахе, с закатанными до локтей рукавами. – Мой руки и за стол, похлёбка как раз готова и каша.
– Да я сыт тётя Благана.
– Да в придачу браги ендову одолел в честном поединке, – осудил племяша дядька.
– Браги ендова – всему голова, – засмеялась Благана, усаживая парня за стол. – А четырнадцать лет на Руси – возраст совершеннолетия.
– Так что ж теперь, каждый день пивные возлияния совершать? – беззлобно, больше для порядка, ворчал Богучар, добродушно поглядывая на парня.
– Да мы с приятелями пригубили только, – стал оправдываться Доброслав, за обе щёки поглощая похлёбку.
– Батька не узнает тебя, как вымахал, – переменил тему Богучар.
Жена с удовольствием поддержала его:
– Вытянулся и похорошел. Девки уже засматриваются, поди, – вогнала в краску отрока. – А братцу твоему старшему, Дакше, наплевать, прости Господи, на мальца, – кинулась уже на супруга. – У него в Новограде две дочки замужние, внучата и сын к торговле приставленный. Так что Доброславу, как и тебе ранее, самому всего добиваться придётся. Брательник твой, лукавец и пролаза, дитю молодшему не поможет, нехристь.
– Ох, доболтаешься языком, Благанка, доболтаешься, – за обе щёки уплетал кашу Богучар. – И в церкву Десятинную повадилась ходить, ромейскую религию приняв.
– Сама княгиня Ольга увещевала креститься. Как можно отказать? Да и тебе не грех христианство принять.
– Варяжская Правда мне важнее христианской Истины. Ну а дитятю малую, неразумную, – иронично хмыкнул Богучар, – посплю сейчас, и воинскому искусству обучать стану.
– Да уже донял парня с дружком своим, Велерадом.
– Тот по обязанности молодь обучает боевым премудростям, а я по велению варяжской души.
– Да теперь ещё через забор, в соседях, медведь этот вятский поселился, как бишь его?
– Вот бабы беспамятные и глупые… Сама же сказала – Медведь. Что, через забор за ним подглядываешь? – загыгыкал Богучар, развеселив племяша. – Вход к ним с другой улицы. Святослав сотнику своему дом подарил с подворьем, что от павшего в бою бессемейного старшего гридя остался. Доведёт до ума строение, и будет жить-поживать, да добра наживать, – сыто рыгнув, бросил ложку в пустую миску – ели не из общей, как селяне какие, а каждый из своей. – А ты, Доброслав, покуда я отдыхать стану, вон тот лук возьми, да не боевой, из турьих рогов, а охотничий. Вон, в углу за лавкой у стены, со спущенной тетивой стоит, – кивнул головой, где именно, – обучайся, отрок, тетиву натягивать. А завтра, коли князь две седмицы на разгул дал, будем от стрел увёртываться учиться, а после – стрелять.
– Продыху дитяте не даёшь, – споласкивала посуду Благана. – Дожди скоро зарядят, когда погулять парню?
– Угомонись, баба. За прялку садись, а не мужа учи уму-разуму, – по его разумению, показав жене твёрдую мужскую руку, поднялся, зевнул и, вытянув из висевшего на стене колчана стрелу с гранёным узким наконечником, поинтересовался у Доброслава: – Напомни мне, – хмыкнул, произнеся эти два слова, – что за стрела?
– Это, дяденька, стрела супротив панциря и доспеха пластинчатого, бронебойная.
Благодушно покивав, Богучар выудил из соседнего с первым колчана другую стрелу.
– Тоже бронебойная. Но супротив кольчуги.
– Правильно. А эта? – вытянул ещё одну.
– Срез называется, – взяв у дядьки, зачем-то понюхал широкий плоский наконечник, чем насмешил своего наставника.
– Ну и для чего служит? – вытер глаза Богучар.
– Очень хорошо служит супротив бездоспешного воя.