– Ну, да. А лучше, чтоб вообще скрылось. Айда на пристань смотаемся, скарб привезём, потому, как через два часа он тебя за добытым в походе барахлом пошлёт…
На следующий день, проявив житейскую мудрость, дабы сразу не переться в гости к брату, в дом Богучара с родственным визитом вежливости прибыли Дакша с сыном, и первым делом кинулись разглядывать привезённые блага и ценности. Трясущимися руками перебирали кипы шёлковых и шерстяных тканей, цветастые платки и халаты, сапоги и всяческую амуницию, серебряную с самоцветами и медную посуду тонкой восточной работы. Кубки и амфоры, к сожалению пустые – вино, по-случайности, осталось лишь в одной.
Распивая его, Дакша с сыном прикидывали, сколько навара можно за это богачество получить.
– А мы домишко, вчерась, по дешёвке прикупили, – похвалился брату Дакша. – В нём и лавку можно открыть. Пусть Ждан торгует. Почём товар продадите? – задал животрепещущий вопрос и замер, даже перестав жевать в ожидании ответа.
– За так отдадим, – подмигнул брательнику Богучар и хмыкнул на его отвалившуюся от удивления челюсть. – Может, разбитые губы быстрее заживут, как станешь тюк с тканью лобызать.
– Как – за так? – дрожащим голосом, чувствуя какой-то леденящий душу жуткий подвох промямлил Дакша не обратив внимания на подначку с губами.
– За половину прибыли с продажи. Во мне тоже купеческая жилка, братец, проснулась, понимаешь, – налил всем красного ромейского вина Богучар. – Хотим с Доброславом в долю к тебе войти и доход поровну делить. Так что берите с сыном кровью заработанное, и торгуйте на здоровьечко, но наш куш записывайте. Когда-нибудь возьмём, ежели деньга понадобится… Доброслав, к примеру, жениться надумает…
– Нужно больно, – покраснел парень, вызвав смех отца, дяди, братца и Благаны.
– Сейчас товар нарасхват пойдёт, народу понаехало – пропасть, потому цены на жито, мясо, рыбу и соль, кусаются… А нам и хорошо, – с удовольствием выдул вино из серебряного кубка. – Посудину тоже отдашь? – мечтательно повертел кубок.
– Да бери, – расщедрился Богучар.
– Ну, что, по рукам, братец? – не веря своему счастью, протянул руку Дакша.
– По рукам, – хлопнул его по раскрытой ладони Богучар.
– Ах, какая сабля у Доброслава, – закинул торговый невод Ждан.
– Положи на место, – строго произнёс Богучар. – Это не на продажу.
– Теперь, сын мой, терем и амбары забиты привезёнными тобой сокровищами и вещами. Казна полна злата-серебра. Надеюсь, отдохнув после похода, станешь заниматься землями своими. Как и война, управление державой – тоже величайшее искусство, – внушала Святославу мать, сидя с ним в светлице и с любовью глядя на него. – Учись заниматься не только ловитвами и полюдьем – сбор дани, конечно, нужное дело, но следует мудро править великим княжеством, укрепляя Русь и поддерживая торговлю, землепашество, ремёсла, дабы снабжать ратников оружием и едой. Я старею, и не в силах за всем усмотреть. Пора и детям внимание уделить. Если не забыл, у тебя их трое. Время подошло Владимира «на конь сажать». Я приставила к нему дядьку, брата твоей Малуши, Добрыню, пусть обучает княжича ратному труду. Ты его всегда видел мельком, а сейчас познакомишься, – позвонила в серебряный колокольчик.
Через минуту в дверях появилась голова отрока, и, кивнув, исчезла, следом, тяжело шагая, в светлицу протиснулся богатырского сложения гридь и поклонился Святославу и Ольге поясным поклоном, блеснув при этом начищенным медным крестиком на мощной шее из расстегнувшейся на груди рубахи. Не смутившись, и застегнув, внимательно оглядел развешанные по стенам княжеские доспехи, мечи, ромейские шеломы, дамасские сабли, хазарские копья, изукрашенные буртаские и булгарские колчаны и луки.
– Здраве будь, княже. Богатую добычу взял ты у хазар, – глядя на Святослава карими глазами, будто из пустой бочки пророкотал он, стараясь приглушить гулкий свой голос. – Матушка княгиня поставила меня наставником и дядькой к молодшему сыну твоему, Владимиру. Стану учить его боевым премудростям, наносить и отражать удары мечей… Сейчас он свободно может трижды из трёх раз с тридцати шагов попасть из лука в соломенного истукана. Прости, матушка княгиня, но мой племяш рождён не знатной боярыней, как его братья, потому стремится не отставать от них, а то и в чём-то превосходить.. Он уже самостоятельнее сводных братьев, и пока они скачут в княжеском дворе на палочках и деревянными мечами лихо рубят лебеду у забора, Владимир уверенно держится в седле и даже гарцует на смирном жеребчике.
– Нишкни, разговорился что-то. Не твоего ума старшие братья Владимира, – осадила Добрыню киевская правительница.
Князю гридь понравился, к тому же родной брат любимой Малуши.
– Христианин, как вижу, – наполнил красным ромейским вином из братины с серебряным носиком, оправленный в серебро турий рог и поднёс богатырю. – Пей, чтоб узкий конец рога с волчьей головой в брёвна потолка глядел. И рубаху смени на просторную – по швам вся трещит, – усмехнулся князь. – А завтра я проведу с младшим сыном обряд «посажения на коня», – осчастливил мать и дядьку княжича. – И передай Владимиру, пусть крепче держит поводья, а не цепляется за гриву, – велел Добрыне. – А я ему завтра скажу, ноне притомился немного, чтоб также крепко бразды правления будущим княжеством держал.
«А то и Русью», – подумал, но не произнёс Добрыня.
После обряда Святослав покинул Киев вместе с Владимиром и его матерью, отправившись отдыхать в небольшое селище Будутино.
Под Киевом, на капище Перуна, встретились волхвы: Трислав, Валдай и Богомил.
– Воздадим жертву Перуну, братие, – обратился к волхвам Богомил. – Перун, узри славу русичей, – бросил в полыхающий огонь зёрна пшеницы. – Пусть души павших воинов летят в Синюю Сваргу, и вечно живут в Ирии.
– И пусть душа ведуна бога Велеса пребывает с ними, – продолжил волхв Трислав, сгорбившись и опираясь на посох у самого костра.
Огонь отчего-то не опалял его, и волхвам с помощниками казалось, что он находится и говорит из пламени. – От сотворения Мира, по праву знаний о Мироздании, земле, звёздах, людях и животных, племенами правили волхвы. Затем власть захватила каста воинов. Русь Ведическую сменила Русь княжеская. По праву силы князья правят племенами, а волхвы помогают им. Честь и доблесть – вот главные столпы правления. Но скоро знать погрязнет в роскоши и лени, а власть тихо, но уверенно приберут к рукам торговцы. Деньги и злато сменят честь и доблесть. Прибыль, лихва и нажива станут главенствовать в этом мире, и на смену одной религии придёт другая – религия золотого тельца. Люди станут поклоняться злату, забыв о Свароге. А ведь законы Сварога зовутся Правью, и славяне говорят о них: «Правда-Матушка». Нельзя забывать об этом. Жить по Правде, и по законам Прави – одно и то же. Это Свет Мудрости Бога Сварога, – вещал Трислав, будто из пламени костра.
Иногда его облик растворялся, сливался с огнём, и волхвы с помощниками слышали лишь голос. Но не старческий, ломкий и надтреснутый, а мощный, молодой и сильный. – В библии десять заповедей Христовых… Но всё идёт от наших древних Богов: Сварога, Даждьбога и Перуна. Славяне считают себя не рабами, а внуками Даждьбога и сынами Сварога. Как давеча говорил вам, Один – число Бога. Два – не просто число. Это число Нави. Это переход из невидимого Мира Нави, в видимый Мир Яви. Три – результат взаимодействия Верхнего и Нижнего Миров… Мира небесного и Мира земного. Это действия закона Прави, и русичи говорят: «Что посеешь, то и пожнёшь». Это маятник судьбы. В своих проповедях объясняйте людям: Если делают кому-то плохое, всё вернётся к ним. А если не успеет вернуться, то зло вернётся к детям. Это относится к каждому человеку, потому как Род его жил в прошлом, сам живёт в Настоящем, а потомки станут жить в Будущем. Внушайте людям: Сделают Зло, и Оно непременно вернётся. Запомните, что сказал вам, и проповедуйте Добро. Пока хватит, – предстал перед волхвами Трислав в облике сухого седовласого согбенного старца в рубище и с нищенскою котомкою на плече.
«Сразу трудно отвыкнуть – не убивать, – в задумчивости потёр серьгу со свастикой Святослав, поздней осенью охотясь в лесу под Будутино на медведя, коего выследил и месяц держал под наблюдением бывший местный житель, ставший за долги холопом, а теперь отрок-переросток, Тишка.
– Княже, мишка здоровый, жирный, пошатался пару деньков, какую-то травку пожевал и забрался зимовать в яму из-под вывороченной с корнем от недавней бури, старой сосны.
Ветер, обрывая с деревьев медного цвета листву, монотонно гудел в дубраве, осыпая охотников первым колючим снежком.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: