Третья планета от солнца

– Вы что задумали? – по бабской привычке обильно оплевать любое мужское начинание, сполошно замахали руками, развеселив мужей.

– Да ничего страшного, просто головы друг другу посрубаем, чтоб для вашего спокойствия, пиво нечем пить было, – заржали воины.

– Охолоньте, недотёпы, лучше ступайте пиво глохчите, пока есть чем.

– Сейчас поратимся маленько и поёдём. Вон как раз сынок и меч несёт.

– Баба, за прялку, – поднял над головой оружие Богучар.

Мечи, соприкасаясь под женские охи и ахи, высекали искры, издавая мелодичный звук.

Ребята, разинув рты любовались взрослыми.

Замерев и обнявшись, жёны со страхом глядели на поединок мужей, а те, размахивая мечами, сходились и расходились, нанося при этом удары, кружили, сторожа промах противника, затем удары, повороты, искры и звон, удар, защита – шаг вперёд; удар, защита – шаг назад, а под финал поединка Богучар кувыркнулся, наметив удар по ногам, Медведь подпрыгнул и ткнул меч в землю рядом с не успевшим подняться дружинником, тут же обняв поднявшегося гридя.

– Победила дружба, – подвёл итог боя Доброслав.

– Но всё-таки отец мог бы пригвоздить твоего дядьку к земле, – испортил настроение приятелю Клён.

– Дело везения и случая, но лучше им не сходиться в настоящем, а не игровом, поединке.

– Не бились, а плясали, – успокоено произнесла Дарина.

– Только пляска не радости, а смерти, – обняла мужа Благана. – Да пойдёмте петь песни и веселиться, – пригласила всех в дом.

Вечером Богучар обучал племянника мастерить стрелы.

– Не ленись, камнем полируй, точнее бить будет, – отправился почивать дядька.

– Точнее, точнее, а сам не клей дал, оперение клеить, а дерьмо собачье, – рассердившись, переломил почти готовую стрелу и направился спать его племянник.

Утром «отрокомучи» надумали обучать молодь бою на секирах.

– Секира с плеча рубит обычно в две руки, – вещал Богучар, размахивая секирой и показывая, как ловчее отрубить кусочек от человечьего организма.

– Я одной рукой управляюсь, а в другой щит держу, – похвалился Медведь.

– Миша, – ласково произнёс, но хищно улыбнулся Богучар, – неси свой щит. Лучше старый.

За щитом, конечно, отполированной стрелой с опереньем, понёсся Клён.

– Рукоять у секиры длинная, как видишь, и я обмотал её шершавой кожей, чтоб не скользила в руках. Лезвие широкое, в виде полумесяца, и заточено по выпуклой части, – показывал оружие Доброславу, а глядел на вятича гридь.

– У моей на обухе крюк, чтоб всадника с лошади стаскивать. Будем с хазарами биться, поглядишь, как ей управляюсь, – нравоучительным тоном, глядя на могучего гридя, проделал руками движение, будто стянул с лошади хазарина или печенега.

– Вот наставник, тоже мне, – обрадовался Богучар, увидев, что Клён несёт отцов щит. – Вещь неплохая, – оглядел обитый грубой кожей с выпуклым умбоном в центре и окаймлённый по краю железным ободом, щит. – А крюк твой – бабам юбки задирать, а не всадников сбрасывать. Сейчас, Миша, убедишься.

– Бахвал, – хохотнул вятич, подняв меч и взмахнув им, чтоб немного попугать зазнавшегося дружинника, но тут же охнул от болезненного удара обуха секиры по умбону, почувствовав, что рука занемела.

А секира, описав в воздухе полукруг, нижним полумесяцем прорубила щит за железной окантовкой, и от мощного рывка он слетел с руки Медведя. Тот успел лишь отмахнуться мечом и отпрыгнуть от мелькнувшего перед грудью лезвия.

– Как-то так, отрок, – по-доброму ухмыльнулся довольный Богучар. – Это тебе не хазар скидывать. Руку пивом залечим, – метнул секиру в столб.

– Ловок, – похвалил гридя вятич, тряся рукой. – Но на мечах я тебя одолел, – успокоил уязвлённую гордость.

– Повезло просто.

Ещё через день, на этот раз во дворе Медведя, взрослые подвесили на цепях, прикрученных к столбам, бревно, и, раскачивая его, обучали отроков сражаться конно.

Их неловкие мечи выщербили бревно, а тела покрывали синяки после падения с поддельного коня.

– Вы должны уметь, сидя верхом, рубить, наносить и отбивать удары, на полном скаку метать сулицу или стрелять из лука, не промахиваясь, – перечислял навыки вершника Богучар.

– Сигать через ямы и плетни, желательно, оставаясь при этом в седле, – дополнил его наставления Медведь, обернувшись на что-то тараторивших им женщин.

– Опять языки у баб зачесались, – с улыбкой глядел на статных молодок Богучар.

– Хватит детей умучивать, забыли, видимо, что завтра Радогощь, – возвестила, подбоченясь, Благана.

– Да ты же христианка.

– Ну и что? Я всех Богов почитаю. Думаю, они не обидятся на меня за это.

Сидевший на бревне с копьём в руке Доброслав, дабы показать усталость от занятий, брякнулся наземь и вытянулся, сложив руки на груди.

– Три дня тому был Велес-рябинник, исход бабьего лета. Мой личный праздник, – нарядно одетые, шли к недалёкому от Киева селищу, где когда-то жили родители Благаны, она с мужем и Медведь с медведицей, как пошутил Богучар, схлопотав от Дарины кулачком по спине.

– Велес по представлению славян – это медведь под деревом.

– Вот и сиди там, а мы Радогощь отмечать будем, – потряс вместительным мешком с пирогами и прочей снедью, Богучар.

– А чего это там у тебя булькает? – облизнулся вятич.

– Не у меня, а в мешке. Новолетие ныне наступает, грех не отметить. А булькает медовый напиток, сурья, на собранном хмеле настоянный. Отведаем вскоре.

– И день с ночью уравнялся, матушка говорила, – смахнула с глаз набежавшие слёзы Благана. – Вот и погост, где они с батюшкой гостят. Такой день. С утра плачем, а днём веселимся.

Помянув родителей, отправились на капище.

– Часто слова матери вспоминаю: «Осень навстречу зиме движется. День убегает не куриными, а лошадиными шагами.

– А я точно знаю, что в этот день леший в лесу смотр зверям перед зимой устраивает.

– Ага! Медведя на секирах драться учит, – усмехнулся в бороду Богучар.

– Расскажу вам поверье, старики наши считали это правдой, – улыбнулась Благана. – Бог Велес влюбился в богиню Диву, жену Перуна…

– Всё как у людей, – вставил реплику муж.