Народ, и прежде возмущенный постоянными безобразиями в императорском доме, давно запятнавшем себя убийствами, почти явными, и безграничным распутством, восстал. Торговцы, мастеровые, солдаты, вооруженные чем ни попало, окружают дворец. В первых рядах, ко всеобщему изумлению, беснуются женщины. Все они требуют, по правде сказать, и сами не знают чего, но грозятся разнести в щепы дворец и стереть императора в пыль.
В безумии животного страха окончательно превратившись в ничтожество, оставленный армией и полицией, даже телохранителями, Михаил спешно освобождает такую же ничтожную Зою, тайно доставляет в Константинополь и ставит на дворцовой стене, уверенный в том, что одного её вида будет достаточно, чтобы утихомирить легковерный народ.
Зоя размахивает руками, что-то кричит со стены, её не слышат, в общем, и слышать уже не хотят. Её вид всего лишь приводит на память другую сестру, которая своей волей заточилась в монастыре. О своей воле уже не помнит никто. Толпа бросается к ней и предлагает ей власть. Феодора отказывается, по-прежнему предпочитая порфире молитве. Её тоже не слушают, извлекают из кельи, вместе с ней врываются во дворец и провозглашают её государыней, вместе с Зоей, должно быть, к собственному своему изумлению.
Михаил тем временем бежит и укрывается в церкви, пользуясь правом защиты. Разгоряченный народ находит его. В день гнева всё святое в его сердце низвергается в прах. Право защиты поругано. Его выволакивают на церковную площадь и приговаривают к ослеплению, хотя могут убить. Тут же находятся палачи. У императора вырывают глаза.
Народ успокаивается. Зоя и Феодора царствуют мирно, но не менее бесполезно, чем царствовали два Михаила, а перед ними Роман.
Феодора пребывает в праздности и молитвах, Зоя распутствует, несмотря на то, что ей уже шестьдесят. Когда туман возвращения к власти проходит, она внезапно вспоминает одного из своих самых красивых любовников.
Константин Мономах действительно очень красив и так же распутен, как Зоя. Его семья выдвинулась всего несколько десятилетий назад. Интригами и подкупом его отцу удалось стать верховным судьей при Василии Болгаробойце. Сладострастный, безразличный к наукам, Константин успевает дважды жениться и сблизиться с Зоей, когда Михаил Пафлагон, не желая иметь в своей спальне соперника, ссылает его в Митилену, куда жизнерадостный Константин отправляется вместе с юной возлюбленной, племянницей своей второй, покойной жены, и живет себе там припеваючи, в тот же день забыв о старческих прелестях Зои.
Вероятно, он так и дожил бы до конца своих дней, не ударив палец о палец, однако любвеобильная Зоя внезапно вспоминает о нем. Его извлекают из забвения ссылки и доставляют в Константинополь. В Константинополе его провозглашают соправителем Зои и Феодоры. Таким образом он становится на одну треть императором.
Человек он недалекий, но интриган, умеет найти подход к любому из подданных, впрочем, предпочитает простых, неискушенных людей, охотно и часто смеется, с удовольствием беседует с теми из военачальников и министров, которые умеют шутить и смеяться, и не желает слушать тех, кто входит к нему с серьезным лицом. Тех, у кого серьезные лица, он отстраняет, зато те, кто умеет шутить и смеяться, получают без меры чины и без меры награды. Он пригоршней черпает из казны, которая была наполнена Василием Болгаробойцем, ограбившим до нитки Болгарию, и которую не успели растащить ни два Михаила, ни Зоя, которая тоже без счета черпает из неё.
Живет он с Зоей, которой перевалило за шестьдесят, и со Склиреной, давней любовницей. Любовницу поначалу держит на отдалении, но постоянно навещает её, сбегая от Зои под предлогом неотложных государственных дел.
Но он ленив. Беспокойства скоро наскучивают ему. Сначала он представляет Зое Склирену, потом заключает с покладистой соправительницей договор. По этому договору Склирену провозглашают Августой, стало быть, соправительницей.
Всё устраивается к общему удовольствию. Отныне Константин живет со Склиреной и Зоей под одной крышей, разные у них только спальни. Клонящейся к упадку империей управляют они вчетвером, однако государственными делами не занимаются ни Зоя, ни Феодора, ни Склирена, ни сам Константин.
Империя плывет под откос.
2
Сведения доставляют в Киев торговые люди. Ярослав, благодаря им, отлично разбирается в том, что происходит вокруг. Он верно угадывает, что настает подходящий момент, когда можно избавить русскую церковь от власти царьградского патриарха. Его подталкивает к этому русское духовенство, которому очень не нравится грек Феопемпт, ведущий себя в русской церкви как завоеватель в покоренной стране. Зависимость от греков неприятна и ему самому.
Он начинает исподволь готовиться к походу на юг. Нанятые им корабельщики валят деревья и из цельных стволов в три и в четыре обхвата выдалбливают ладьи. Вышата, его воевода, подбирает людей.
Тем не менее Ярослав не спешит.
Он правит, сначала Ростовом Великим, потом Великим Новгородом, потом Киевом, наконец всей Русской землей, уже тридцать лет. Он умудрен опытом, умудрен книжным знанием, умудрен размышлением, недаром так любит посидеть с удой на Днепре.
Он понимает, что Константин Мономах вместе со своими подругами может быть как нельзя более ничтожен и слаб, но у Восточной Римской империи всё ещё достаточно сил, чтобы отбить нападение.
Сколько он может выставить против неё? Две, три, четыре сотни ладей. В каждую ладью он посадит по пятьдесят человек, они и воины и гребцы. Скорей всего не более тридцати. Больше воинов ему не найти. Да ещё надо оставить тысячи две или три для обороны западных и южных украйн.
Ему нужен сильный союзник. Кто давно и почти беспрерывно воюет с Константинополем? Варяги и немцы. Были бы деньги, варяги всегда у него под рукой. Остается привлечь на свою сторону германского императора, которому ненасытные греки поперек горла стоят.
И он отправляет к германскому императору послов и дары. Сам же вновь идет на ятвягов, которые бродят в лесах и болотах Полесья и вновь уклоняются от наложенной дани.
Поход получается так себе. Поражения ятвяги ему, разумеется, не наносят, для этого они слишком раздроблены, но и он им не может нанести поражение, именно потому, что они слишком раздроблены и умело используют свои природные крепости.
После ятвягов приходится идти на литву. Литва тоже бродит, тоже раздроблена и непокорна, мало того, что наложенной дани не платит, ещё вступает в союз с самозваным князем Мазовии, бывшим дружинником при Болеславе Храбром, нынче, единственно ради грабежа и разбоя, воюет с поляками Казимира, а завтра, того гляди, объединенными силами явится на Русскую землю, тоже ради разбоя и грабежа.
Над литвой он одерживает победу, а на другой год в ладьях, приготовленных для похода в Царьград, достигает Мазовии, выигрывает сражение и с полоном возвращается в Киев.
В том же году его сын Владимир, собрав новгородцев, наносит поражение финскому племени ями, налагает дань, берет полон и добычу, однако на обратном пути все его лошади погибают от мора и его войско с большим трудом добирается до Великого Новгорода.
Всё это, как говорится, присказка, сказка ещё впереди. Его послы ведут переговоры с Генрихом 111 в Альштедте, в Тюрингии. Переговоры идут тяжело. Германский император вежливо отклоняет союз против Восточной Римской империи. Ему пока что не до неё. У него неудачи в Ломбардии и в Лотарингии. Ему очень не нравится ослабление Польши и усиление Чехии. Он заинтересован в том, что Польша и Чехия, воротившись к прежним пределам, как можно дольше угрожали друг другу. Тогда он может быть спокоен за тыл и бросить все свои силы на юг и на запад, откуда щедро пополняется его пустая казна.
Со своей стороны германский император предлагает русскому великому князю военный союз, но не против Восточной Римской империи, а против Чехии и Мазовии, причем сам он и от этого союза вежливо уклоняется, а союзником Ярослава в этой не нужной Ярославу войне должен стать польский великий князь Казимир.
С этой неутешительной новостью послы возвращаются в Киев. Ярослав по своей старой привычке опять сидит с удой на Днепре, взвешивает, прикидывает, размышляет, в чем его выгода. Выходит, что его выгода все-таки в том, чтобы отложить на время поход на Царьград и поддержать Казимира в Мазовии. Во-первых, с Мазовией надо покончить, чтобы тамошний самозванец не будоражил понапрасну литву, легковесную, непостоянную и оттого особенно опасную для соседей. Во-вторых, Казимиру придется пойти на уступки в пограничных делах, что обеспечит тыл Ярославу во время войны с Восточной Римской империей, с которой, видать по всему, придется сражаться один на один.
Трудно сказать, лично встречается Ярослав с Казимиром где-нибудь в подходящем месте, вроде Берестья, или договор заключают послы, но вскоре договор заключен.
По этому договору Ярослав обещает помочь Казимиру в Мазовии, которая должна снова стать частью Польского великого княжества. В обмен на эту услугу Польское великое княжество навсегда отказывается от так называемых Червенских давних русских городов, от Перемышля и Белза прежде всего, отказывается, также на вечные времена, и от посягательств на земли ятвягов и от Берестья, а граница между Польским великим княжеством и Русской землей проходит по Бугу.
Договор выгоден для обеих сторон. Он скрепляется женитьбой Казимира на сестре Ярослава, которую именуют по-разному, кто Доброгневой, кто Добронегой, в христианстве Марией. Ярослав дает за неё большое приданое, украшения, дорогую конскую сбрую, посуду из золота и серебра. Бедному Казимиру нечем его отдарить, и он возвращает зятю пленников, поседевших в неволе, взятых ещё Болеславом Храбрым во время разбойного похода на Киев. Несколько позднее, опять-таки ради укрепления дружбы, Изяслав, сын Ярослава, женится на Гертруде, сестре Казимира.
Ярослав слишком честно исполняет условия договора. Ему следует отложить поход на Мазовию. Он получает сведения, что громадный пожар пожрал почти весь греческий флот, что греческая казна истощается с изумительной быстротой и что по этой причине под рукой Мономаха остается мало солдат. Он должен торопиться, тянуть с походом на Царьград больше нельзя.
И он торопится. Шестого января 1043 года его послы встречаются в Госларе с Генрихом 111, одаривают бедноватого императора мехами и золотом, предлагают руку дочери Ярослава в обмен на совместный поход против Восточной Римской империи, причем с двух сторон: немцы ударят по грекам в южной Италии, а тем временем русские захватят Царьград.
Германский император отказывается и от союза и, как следствие, от женитьбы на дочери Ярослава. В это самое время он уговаривает французского короля воевать вместе с ним против Готфрида Бородатого, засевшего в Лотарингии, и ради этого женится на некой Агнессе из Пуатье.
Ярослав все-таки затевает поход на Царьград, но во главе войска ставит сына Владимира, а в помощь ему дает воеводу Вышату. Сам же с малой дружиной идет на Мазовию и наносит самозваному князю очередное, на этот раз серьезное поражение.
И вот что важно отметить. Все его соседи воюют друг с другом ради того, чтобы урвать друг у друга кусок, хоть пядь чужой земли, хоть чужой город, лучше целую область. Греки владеют южной Италией, немцы не расстаются с Ломбардией, венгры посягают на Австрию, чехи удерживают Силезию, поляки на время расстаются с мечтой о великой Польше единственно оттого, что они заняты внутренней смутой. Между тем Ярослав всего лишь возвращает старинные русские города, устанавливает прочный рубеж между Польшей и Русской землей, а чужого ничего не берет, какой раз успешно воюет в Мазовии и в какой раз не объявляет её своей собственностью, даже не требует от тамошнего самозванца признать себя сюзереном, как это на худой конец делают все европейские императоры, герцоги, короли и князья.
Это поразительная черта, отличительная черта именно русского государя, которую позднее ясно и гордо определит грозный царь Иоанн нам чужого не надо.
3
Михаил Пселл, знаменитейший византийский хронист, до мозга костей пропитанный византийским высокомерием и древнейшей античной культурой, делает вид, что русский поход не имеет никаких причин, кроме закоренелого русского варварства. В его изложении византийские греки представлены невинными агнцами, а русское племя злыми волками, которые действуют единственно потому, что очень им хочется им насолить:
«Это варварское племя всё время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе, вечно питает яростную и бешеную ненависть против греческой гегемонии, при всяком удобном случае изобретая то или другое обвинение, они создают из него предлог для войны. Когда умер вселявший в них ужас самодержец Василий, а затем окончил отмеренный ему век и его брат Константин и завершилось благородное правление, они снова вспомнили о своей старой вражде к нам и стали мало-помалу готовиться к будущим войнам. Но и царствование Романа сочли они весьма блестящим и славным, да к тому же и не успели совершить приготовлений; когда же после недолго правления он умер и власть перешла к безвестному Михаилу, варвары снарядили против него войско: избрав морской путь, они нарубили где-то в глубине своей страны лес, вытесали челны, маленькие и покрупнее, и постепенно, проделав всё в тайне, собрали большой флот и готовы были двинуться на Михаила. Пока всё это происходило и война только грозила нам, не дождавшись появления россов, распрощался с жизнью и этот царь, за ним умер, не успев как следует утвердиться в дворце, следующий, власть же досталась Константину, и варвары, хотя и не могли ни в чем упрекнуть нового царя, пошли на него войной без всякого повода, чтобы только приготовления их не оказались напрасными. Такова была беспричинная причина их похода на самодержца…»
Мало того что высокомудрый, высоко образованный византийский хронист, по невежеству или сознательно, объединяет в одну кучу с русскими болгар и другие балканские племена, постоянно враждующие с жестокой и кровавой Восточной Римской империей.
Он проговаривается.
Ярослав ведет войну именно против гегемонии, против ничем не оправданного владычества, против бессовестных, бесцеремонных претензий Восточной Римской империи относиться к Русской земле как к завоеванной территории и навязывать ей свою волю, своих митрополитов прежде всего, которые не столько просвещают словом Христовым бедных язычников, сколько бесчинствуют на Русской земле.
К тому же он лжет.
Предлоги тоже имеются, причем предлоги значительные. Ярослав и не думает предпринимать никаких сборов в поход при двух Михаилах. Во времена их правления и торговые и дипломатические отношения остаются нормальными. Во времена последнего из них усиливается роль при дворе смешанного русско-вряжского отряда во главе с норвежским принцем Гаральдом Гардаром, страстно влюбленным в Елизавету, старшую дочь Ярослава. Сам Гаральд, красавец и рыцарь, привлекает внимание сластолюбивой, направо и налево влюбчивой Зои. Часть его воинов становится личной охраной царя, другая успешно воюет против немцев в Южной Италии.
Всё это очень не нравится новому императору. Он не только сменяет охрану, что оскорбляет её недоверием, но ещё каким-то образом притесняет и доводит её до того, что она участвует в мятеже Георгия Маниака, который вспыхнул в Южной Италии против нового императора и был им подавлен с трудом. Возможно, в отместку за этот мятеж, возможно, и раньше. Константин Мономах притесняет русских торговых людей. Разграблена русская пристань в Царьграде. Разграблены и склады русского монастыря на Афоне. Грабителей не ищут. Они не наказаны. Мало ли этого для войны?
Ярослава мало касаются действия Гаральда в Южной Италии. Иное дело стеснение русской торговле, которое наносит ощутимый ущерб его казне и благосостоянию города Киева. В Царьград направляется русский посол, чтобы в мирных переговорах устранить причины стеснений. Переговоры бессмысленные. Константину Мономаху нечего предъявить, кроме своего легкомыслия и каприза да обид на героические подвиги норвежского принца. По всей вероятности, посол вежливо изъясняет недальновидному императору, что киевский князь ни в каком случае не может нести ответственность за поступки того, кто нанят на службу самими царями и честно служил до самого последнего времени им. Константин Мономах не находит ничего доказательней и умней, как насилие, привычное для всех правителей Восточной Римской империи. Его люди провоцируют столичный сброд. Сброд внезапно нападает на русский торговый двор. Завязывается заурядная драка, с применением оружия со стороны русской охраны. Неизвестно, каковы потери со стороны царьградского сброда. Известно, что в потасовке погиб посол Ярослава.
Верно, Константин Мономах и сам напуган столь неожиданным исходом вполне заурядного предприятия. Он направляет в Киев послов с извинениями. Ярослав не может не принять извинений, однако ставит условия. Каковы эти условия, можно только догадываться. Возможно, он требует отзыва Феопемпта и замены его кем-нибудь из русских епископов, во всяком случае этот злокозненный грек вскоре исчезает из русской истории. Ещё более вероятно, что Ярослав высказывает желание женить своего сына на дочери Мономаха, что, естественно, не может не поставить его на равную ногу с императорами Восточной Римской империи и на этом основании опять-таки претендовать на независимость русской церкви с правом поставлять её первосвященника независимо от воли царьградского патриарха.
Константин Мономах не может принять от варвара, имеющего жительство в каких-то неведомых лесах и болотах, ни этих и никаких иных требований, а этой война.